Когда Олливан прибыл в библиотеку на Бромптон-роуд в своем лучшем костюме, стояло еще раннее утро. Но в то же время в том, другом мире, уже наступил поздний вечер. Когда он вошел, библиотекарь поднял глаза и удивленно заморгал. Олливан сделал не более трех шагов в глубь здания, как тот обогнул стол и поспешил к нему. – Что ты здесь делаешь? – Не волнуйся, Фредерик. Я всего лишь жду сообщения. Скрестив руки на груди, Фредерик оглядел его с ног до головы. Он не даст себя запугать. Это был стройный мужчина с волосами мышиного цвета и усами. На его носу красовались очки в проволочной оправе. Библиотекарь до мозга костей. И не больше. – Я доставлю его тебе, – сказал он. – Ой. Олливан улыбнулся. – Только не это сообщение. Фредерик покачал головой. – Я не допущу, чтобы ты снова доставил мне неприятности, Олливан… – И я не буду, клянусь честью. Он положил руку на сердце. – Ну же, Фредерик. Мы оба знаем, что ты не собираешься силой вытаскивать меня отсюда, по крайней мере, это не возымело бы успеха. Фредерик поднял руку, и Олливан почувствовал магию. – И у тебя выдалось слишком напряженное утро, чтобы пробовать что-то подобное, – добавил он, многозначительно оглядывая библиотеку. В главном зале было с дюжину человек, некоторые находились едва ли вне пределов их слышимости. Фредерик покраснел, но опустил руку. Он был гордым человеком, который ценил свое положение и не хотел показаться некомпетентным. А Олливан специализировался на том, чтобы выставлять людей некомпетентными. Бросив последний взгляд через плечо, Фредерик вернулся к своему столу. Идя в дальний конец помещения, Олливан чувствовал на себе настороженный взгляд библиотекаря. В промежутке между двумя полками, в часто игнорируемом разделе «политика» – часто игнорируемом, потому что он был плохо укомплектован; а плохо укомплектован он был именно по этой причине – висело большое и необычайно экстравагантное зеркало. Оно заполняло пространство от пола до потолка, выгибаясь вверху под медальоном с золотым тиснением в центре рамы, и было достаточно широким, чтобы четыре человека могли стоять бок о бок и видеть самих себя. Олливан пододвинул к нему стул и сел в предвкушении, по его коже пробежала дрожь. Он восхищался поверхностью стекла, совершенно обычной и в то же время совсем необычной – тем, как оно отбрасывало библиотечный свет под неожиданными углами, слабым голубым оттенком его поверхности. Кто-то прочистил горло. Олливан обернулся. Через ряд просветов между полками Фредерик наблюдал за ним из-за своего стола. Это конкретное зеркало всегда находилось в поле зрения Фредерика. Управление библиотекой было второстепенной обязанностью. Наблюдение за этим зеркалом – вот что было самым главным. Олливан поднял два пальца в знак приветствия, затем проверил время. Уже скоро. Он поправил галстук и устроился поудобнее. Напряженный взгляд Фредерика продолжал сверлить его. Мысли Олливана снова вернулись к жареной утке. К нарциссам. Прошли минуты, одна длиннее другой, прежде чем его внимание привлекло движение в зеркале. Кто-то приближался. Олливан встал. Молодой человек, казалось, плыл между полками позади Олливана, проходя через один ряд за другим, будто сквозь миражи, пока не оказался в рамке посередине стекла. Затем перекинул ногу через раму зеркала и вышел в библиотеку. Полсекунды спустя Фредерик выскочил в проход. – А ты кто такой? – рявкнул он человеку из зеркала, глотая воздух после быстрого бега. Вероятно, для того чтобы быть библиотекарем и смотреть на зеркало, требовалось не так уж много физической активности. – Вирджил Пайк, – бесстрастно произнес молодой человек, затем протянул письмо, зажатое между длинными пальцами. – Вы можете показать это дружинникам, когда они станут допрашивать вас. Фредерик побледнел. Выхватил письмо и разорвал. – Почему они будут меня допрашивать? – сказал он, повысив тон голоса. Вирджил бросил свирепый взгляд на Олливана. Он был таким мрачным, что Олливан убедил себя – новости плохие. Так что облегчение, нахлынувшее после ответа, заставило юношу задрожать. – Потому что Олливан Симс возвращается в Уизерворд. Преподаватель позволяет тебе самостоятельно разбить чашку. – Хорошо. А теперь почини. Ты уже произносила это заклинание раньше. Это просто. Но сегодня Илиус и Эстер наблюдают за происходящим из окна гостиной. Неудивительно, что им любопытно: все здесь – метаморфы. Все, кроме тебя. Твоя магия расцветает у тебя в животе, а щеки горят. Могут ли они это увидеть? Кажется ли им странным то, как ты творишь свою магию? Ты не хочешь знать, поэтому возвращаешь ее обратно. – Что случилось? – мягко спрашивает тебя наставник. – Это слишком сложно, – бормочешь ты. Это не ложь. Глава 6 ДВУМЯ ЧАСАМИ РАНЕЕ – Как я выгляжу? Кассия драматично повернулась, юбка платья развевалась вокруг нее. Оно было из бледно-розового атласа, с рюшами цвета фуксии на вырезе и по краям каждого слоя юбки. Она его просто ненавидела. – Ты выглядишь божественно, – мечтательно произнесла Вайолет. Кукла лежала на отделанных кружевом подушках Кассии, поверх розового парчового покрывала, которое девушка тоже ненавидела. Два года назад ее мать наполнила дом изобилием роскошной одежды, безделушек и обновила ремонт в спальне, и до сих пор демонстрировала свою привязанность именно посредством подарков. Платье к посвящению было самым последним. Если когда-либо и существовала возможность дать матери понять, что она предпочитает темные цвета и непритязательные ткани, то Кассия ее уже упустила. – Я бы с радостью отдала его тебе, – сказала Кассия кукле, – но не думаю, что это твой размер. – И на мне оно не выглядело бы так красиво. В любопытстве наклонив голову, Кассия встала прямо перед неподвижными стеклянными глазами Вайолет. – Как так получается, что ты можешь видеть меня? Вайолет мелодично рассмеялась. – У меня есть глаза. – Да, но… Кассия не хотела ее обидеть, как бы глупо это ни звучало. – Я полагаю, это часть твоего заклинания, не так ли? Она отступила в сторону, исчезнув из поля зрения Вайолет, и помахала рукой там, где должно было быть ее слепое пятно. – Как много ты можешь видеть? – Я вижу, как ты машешь мне пальцами, как будто пытаешься привлечь мое внимание. И я вижу, что эти букеты цветов перевернуты. Кассия оглянулась через плечо и рассмеялась. – Ну, да, это так. Они сохнут. Хобби Кассии могло стать одной из причин, почему мать ошибочно приняла ее за любительницу дамских вещичек. На рабочем столе Кассии были разложены засушенные цветы, рассортированные по банкам в зависимости от вида. Еще больше свисало пучками с веревки, прикрепленной к стене, и не меньше было спрятано между страницами книг, которые лежали стопками, утяжеленные всеми вещами, какие только Кассия смогла найти. В центре письменного стола находилось несколько незаконченных «проектов»: засушенные цветы, искусно расставленные между двумя стеклами или вклеенные в тетради рядом с заметками и размышлениями. Еще больше букетов стояло в вазах по всей комнате, а также в комнатах ее друзей и знакомых, которые получали их – немного озадаченные – в качестве подарков. Среди цветов и веточек были и другие природные «артефакты», которые доставляли ей не меньше радости. Птичье гнездо. Олений рог. Змеиная кожа. Кости животных, которые она разложила на квадратах черного бархата: их скелеты были неполными, и Кассия ждала, когда в садах и парках и во время поездок за город удастся найти еще экземпляры. Она взяла веточку лаванды из одной из банок. – А как насчет других чувств? Ты, конечно, можешь слышать. Она поднесла лаванду поближе к лицу Вайолет. – Ты чувствуешь запах?