— Знаем, знаем. Ты парень самостоятельный, но доказывать нам это не нужно. Вот жар спадет, и будешь все делать сам. А сейчас не спорь со старшими по званию. Скидывай одежку, подставляй плечо и не выделывайся. Как ни странно, грубоватая речь Крячко подействовала на Яропольцева благотворно. Больше он не сопротивлялся. Безропотно выполняя все, что приказывал Стас, он молча ждал, когда закончится процедура. Перевязка отняла у него последние силы, к тому же начало действовать лекарство. Жар постепенно уходил, освобождая место сонливости. Какое-то время Максим пытался бороться с подбирающимся сном, но в итоге победа осталась за Морфеем. — Еще часок подремлю, и я в норме, — в полудреме прошептал Яропольцев и отключился. Проспал Максим намного дольше обещанного. За это время оба полковника попеременно вздремнули по паре часов. К обеду Крячко выбрался в поселок, отыскал забегаловку поприличнее и запасся провизией на всю компанию. Гуров успел связаться кое с кем из отдела и отдать несколько распоряжений. В итоге он выяснил, что у жены Яропольцева действительно было серьезное заболевание. Опухоль мозга, но еще операбельная. Это многое объясняло. Дополнительная беседа с квартирной хозяйкой, проведенная все тем же участковым, подтвердила предположение Гурова, что документов у квартирантов та не спрашивала, так как платили они щедро и согласились на все ее условия без пререканий и споров. Потом был короткий доклад генералу. Здесь Гуров обошелся без витиеватых объяснений. Сухо и коротко доложил обстановку, выложил план дальнейших действий и, получив добро, откланялся. Ближе к вечеру он получил весточку от Вагана. Какими связями пришлось тому воспользоваться, чтобы добыть информацию, Лев даже представлять не стал. Тот факт, что Ваган, выкладывая новости, в первую очередь предупредил, чтобы Гуров и думать не думал использовать эти сведения в суде, говорил сам за себя. И еще по голосу Вагана он понял, что тот боится. Не просто опасается недовольства корешей или беспокоится, как бы не подмокла его репутация. Нет. Он реально боится быть перемолотым в жестокой мясорубке высокого криминального авторитета. По достоинству оценив решимость Вагана сдержать слово, данное Гурову после освобождения племянника, полковник на прощание заявил, что с этого момента освобождает того от данного обещания. «На этом мы квиты, Ваган», — заявил он. «Согласен. Учитывая деликатность ситуации, свой долг чести я оплатил с лихвой», — ответил Ваган. И эти слова еще больше укрепили Гурова во мнении, что они с Крячко вляпались во что-то очень серьезное. Настолько серьезное, что с этого момента их жизни не застрахует даже самый жадный страховой агент. Во время разговора с Ваганом Крячко отсутствовал. Он совершал очередную вылазку в свет. На этот раз его целью была аптека. Как ни запаслив Гуров, а лекарства прикупить пришлось. Сыщики не знали, сколько еще времени Яропольцев не сможет обратиться к настоящему врачу, поэтому решили подстраховаться. Ожидая возвращения друга, Гуров сидел возле окна, размышляя над услышанным. Яропольцев тихо стонал во сне. Жар снова давал о себе знать. «Скоро придется снова будить его, — рассеянно думал Лев. — И надо уже выдвигаться. Сколько времени прошло после стычки с бандитами? Часов шестнадцать? Наверняка они уже не только до места добрались, но и контрмеры принять успели. Помедлим еще немного, и все наши усилия окажутся напрасными. Курбан не какой-нибудь карманник, голова у него варит так, что и генерал позавидует. Наверняка он сообразил, что к чему. Раз до Яропольцева полиция добралась, значит, и до него доберутся. Или хотя бы попытаются. А это означает, что лавочку нужно сворачивать, и как можно быстрее. А вот это уже хреново. Нам еще и в общих чертах неизвестно, чем промышляет Курбан, а он уже стремена подтягивает. Нет, нужно приводить Яропольцева в чувство, и как можно скорее». Словно в ответ на его мысли в дверь ввалился Крячко. Шумно отдуваясь, будто пришлось бежать стометровку на время, он бухнул пакет на стол и заявил: — Все, Лева, ты как хочешь, а я из этой дыры убираюсь. И жалеть твоего подопечного больше не стану. Если придется, на руках в машину отнесу, но в этом захолустье не останусь. И не проси! — Ты что разбушевался? С аптекаршей поцапался? — хмыкнул Гуров. — Наверняка со своими шуточками приставать начал и от ворот поворот получил? — Если бы, Лева, если бы, — покачал головой Стас. — Знаешь, сколько в этой деревеньке аптек? Двадцать девять, Лева! А знаешь, сколько из них работают в вечернее время? Угадай, Лева! Ни за что не угадаешь! Три, Лева, всего лишь три! И все они находятся у черта на куличиках. А я, Лева, как последний болван пошел пешком! Пешком, Лева! Пять километров отпахал. Вот ты скажи, Лева, на черта им столько аптек, если все они закрываются в шесть вечера? Или после шести в Вязниках болеть не принято? — Не повезло, — пожал плечами Гуров. — Не повезло? И это все, что ты можешь сказать? — притворно возмутился Крячко. — Вот спасибо, друг. Умеешь ты поддержать товарища в трудную минуту. Прямо как в кабинете у психотерапевта побывал. Сразу от сердца отлегло. — Ваган звонил, — спокойно проговорил Лев. Крячко тут же отбросил шутливый тон и, усевшись напротив, спросил: — Плохие новости? — Пока трудно сказать. — Ваган нашел автора подделок? — Не нашел. Но кое-какую информацию все же раздобыл. — Выкладывай! — потребовал Крячко. — Я говорил, что упомянул в разговоре с Ваганом о заинтересованности Курбана судьбой Яропольцева? Так вот. Не найдя никаких сведений о том, кто справил фальшивые ксивы, Ваган решил навести справки о Курбане и его методах работы и выяснил одну очень интересную деталь. Оказывается, у Курбана имеется свой личный человечек, который специализируется на такого рода подделках. А знаешь, для чего ему это? Когда Курбану нужно, чтобы кто-то перестал ему надоедать, он дает указания своему человечку. Тот готовит документ с фотографией жертвы. Курбан посылает своих людей. А уже они устраивают так, чтобы жертва исчезла раз и навсегда. — Не понимаю, для чего такие сложности? — сдвинул брови Крячко. — Ладно еще несчастный случай подстроить, это логично. А ксивы-то на кой ляд? — В этом вся суть, — задумчиво проговорил Гуров. — Курбану нужно, чтобы имя жертвы вообще не всплывало. Никак. Ни в связи с несчастным случаем, ни в связи с естественной кончиной. Этот человек как бы вовсе исчезает с горизонта. Вместо него хоронят безликих Ивановых, Петровых и Сидоровых, понимаешь? — Прости, друг, не понимаю, — развел руками Станислав. — Согласен, комбинация сложная, но если поразмышлять, то становится все понятно. Давай прокрутим ситуацию с Яропольцевым. Если бы в моем доме была убита не безликая Петрова, на чье имя сделан паспорт, а гражданка Яропольцева, супруга бывшего армейца, примерного семьянина, каковы бы были действия полиции? — Стандартные процедуры. Идентификация трупа, сбор информации по Яропольцеву. Характеристики там всякие и прочая лабуда. — Вот-вот. Далее стали бы поднимать все прошлые связи Яропольцева. Выяснять место последней работы, причины, заставившие его перебраться из Челябинска в Москву. Чуешь, куда завернули? Челябинск всплыл бы уже на самой первой стадии расследования. А там и до Курбана недалеко. Ему же лишний интерес правоохранительных органов ни к чему. — Послушай, но ведь убит не сам Яропольцев, а его жена. Как мог Курбан быть уверен в том, что он не пойдет и не сдастся полиции? — задал Крячко резонный вопрос. — Да потому, что он не должен был остаться в живых, — уверенно произнес Гуров. — Он должен был лежать в той же квартире, с теми же самыми ножевыми ранами. Все должно было выглядеть, как семейная ссора, зашедшая слишком далеко. Курбан уже несколько раз проворачивал подобные фокусы. А теперь смотри, что было бы в случае так называемых Петровых. Пришла квартирная хозяйка и обнаружила два окровавленных трупа. Вызвала полицию. Те приехали, констатировали двойное убийство на бытовой почве. Полистали паспорта, убедились бы, что ребята «чистые». Неизвестный Петров и неизвестная Петрова. И все. Дело закрыто и сдано в архив. А что же Яропольцевы? Да ничего. Канули в Лету. Вот такая история, Стас. — Ну, дела… Чем же таким серьезным угрожал Курбану Яропольцев, что он решил даже имя его стереть с лица земли? — озадаченно протянул Крячко. — Поймал его на толстый крючок, — неожиданно раздался голос Яропольцева. Гуров и Крячко как по команде оглянулись. Максим лежал с закрытыми глазами. Лицо его было спокойно. В какой-то момент Гуров усомнился, действительно ли слышал его голос, но тут Яропольцев открыл глаза, приподнялся на локтях и медленно произнес: — Правда, я тогда не знал, чью воду замутил. Думал уладить кое-какие проблемы, только и всего. — Так ты не спишь? — возмутился Крячко. — Давно подслушиваешь? — Не хотели бы, чтоб слышал, говорили бы тише, — спокойно отреагировал на выпад Максим. — Все равно надо было дать знать, что очнулся, — заметил Крячко, но уже более мирным тоном. — Интересно было послушать ваши рассуждения. — На лице Яропольцева появилось некое подобие улыбки. — Всегда мечтал посмотреть на оперов за работой. — Посмотрел? А теперь выкладывай, за-ради чего курбановские головорезы открыли на тебя охоту, — приказал Крячко. — Давай, Яропольцев, все как на духу. Мы и так много времени потеряли. — Есть хотите? — вмешался Гуров. — Стас нас на неделю провизией обеспечил. — Успеется, — отказался Максим. — Сначала исповедь, верно, полковник? — И он с иронией посмотрел на Крячко. Тот недовольно фыркнул, но промолчал. — Что ж, не буду скрывать, что этот вариант предпочтительнее, — заметил Гуров. — Времени действительно потеряно немало. Не думаю, что ошибусь, если скажу, что ваши преследователи уже доложили о вмешательстве полиции кому следует. В этой ситуации любое промедление на руку преступникам. — Понимаю, — кивнул Яропольцев. — Но сначала я все же попытаюсь объяснить, почему я поступил так, как поступил. Не то чтобы в сложившихся обстоятельствах это для меня важно, просто так будет проще. Мы с Олей поженились, когда нам было по восемнадцать. Школьная любовь. С первого класса. Не могли дождаться, пока разрешат официально зарегистрироваться. Вы знаете, что она старше меня на шесть месяцев? Думаю, не обратили внимания. Так вот, этот факт помог нам успеть зарегистрироваться до того, как меня призвали в армию. Она ждала меня. Крепко ждала. А я взял и подписал контракт на дополнительный срок. Льстило мне, что оценили высоко. И ответственный я, и дисциплинированный, и рука у меня крепкая, и глаз зоркий, и реакция отменная. Короче, вписался в особые войска. А там пошло-поехало. Дослужился до секретного подразделения. Настолько секретного, что и жене в постели не шепнешь. Она до конца думала, что я штаны в каком-то штабе просиживаю. Переживала, мол, редко видимся. Но зарплата достойная, а деньги нам были нужны, вот и смирилась. А потом это ранение, и все полетело кувырком. Из армии меня тут же поперли. Им, видите ли, инвалиды не нужны. Да ладно, это в прошлом. Какое-то время перебивались случайными заработками, а потом вдруг объявился мой давний приятель. Нет, не приятель, одноклассник. Встретились в пивнушке. Я тогда сильно закладывать стал. Выпили, разговорились. Он так сладко расписывал свою житуху в славном городе Челябинске, что я загорелся и упросил замолвить за меня словечко, чтобы в его контору взяли. Он сказал, что к нему никак, а вот водителем-дальнобойщиком пристроить, пожалуй, сумеет. Я ухватился за эту идею. Олю уговорил. Продали квартиру, переехали в Челябинск. Поначалу все было неплохо. Платили прилично, жилье достойное. Оля на работу вышла. Казалось, жизнь налаживается. И тут как гром среди ясного неба. Настолько внезапно, что до сих пор как вспомню, так в глазах темнеет. Моя жена, моя Олюшка, она… Дальше говорить Яропольцев не мог. Внезапный спазм сдавил горло, лицо сморщилось и как-то враз постарело. Гуров понял, что тот сейчас расплачется, и опустил глаза. Смотреть на этого сильного мужчину в минуту его слабости было невыносимо. Крячко кашлянул, подошел к столу и загремел стаканами. Но Яропольцев не заплакал. Усилием воли подавил рвущиеся из груди рыдания, сглотнул ком, застрявший в горле, и хрипло произнес: — Я бы тоже от стаканчика воды не отказался, — хрипло произнес он. Крячко молча протянул стакан. Максим двумя глотками осушил его и спросил: — Покрепче ничего не найдется? — Увы, не озаботился, — покачал головой Станислав. — Разве что у Левы в аптечке спирт найдется. — Он повернулся к Гурову, и тот потянулся к аптечке. — А, ладно, обойдусь, — остановил его Яропольцев и продолжил повествование: — Конечно, внезапным это известие было только для меня. Оля давно подозревала, что с ней что-то не так. Волновать меня не хотела, дуреха. Голова болит, так это со всеми бывает. Выпьет таблетку и терпит. О реальном положении дел я узнал только тогда, когда она в обмороки падать стала. Один раз, второй… На третий я не выдержал, потребовал пройти обследование. Тут она и объявила, что давно уже все обследования пройдены и диагноз поставлен. Врач ей все в подробностях изложил, паскуда. Хотя, может, зря я на него так. В общем, такое дело… — Мы уже знаем про опухоль, — поняв, что это слово Яропольцеву трудно не выговорить, помог Гуров. — И врач правильно сделал, что сказал Ольге правду. Ей еще можно было помочь. Сделать операцию. — Знаю, — зло оборвал его Максим. — Это-то и заставило ее молчать! Не то что она больна, а то, что ее еще можно спасти. Понимаете? Это ее убило! Крячко снова налил воды и насильно втиснул стакан в руку Яропольцева. Тот в бешенстве швырнул стакан о стену. Стекло разлетелось на мелкие осколки, вода тонкими ручейками стекала по дешевым гостиничным обоям. Крячко начал собирать осколки. — Оставьте, я сам. В няньки ко мне записались? — скрывая за грубостью смущение, выкрикнул Яропольцев. — Сиди! — строго приказал Гуров и добавил, обращаясь к Крячко: — Стас, оставь это. Потом. Крячко подчинился. Прислонившись к стене, он наблюдал за Яропольцевым. Тот смотрел на Крячко с вызовом, ожидая очередной подначки. Не дождавшись, отвел глаза и проговорил, ни к кому конкретно не обращаясь: — Похоже, я должен извиниться. — Забудь, — коротко бросил Крячко. — Нервы, — одновременно с Крячко произнес Гуров. — Может, все-таки спиртику? — примиряющим тоном предложил Стас. — Обойдусь, — в очередной раз отказался Яропольцев. — Быстрее покончить со всем этим, вот чего мне больше всего хочется. — Операция стоила настолько дорого, что ваша жена не решилась рассказать вам? — снова подсказал Гуров. — В самую точку. Заботливый доктор просветил Олю, что такие операции делают только в столице. Цена зависит от сложности. Олин случай не из легких. Доктор и по ценам сориентировал. Готовьте, говорит, пару-тройку миллионов. И это только на первое время, причем если у нас, в России, делать. Про заграницу и думать было нечего. С моей зарплатой на такое удовольствие лет пять копить, да при этом ни жрать, ни пить. Можно было, конечно, квартиру продать, только Оля наотрез отказалась. Не согласна, говорит, последние дни своей жизни по чужим углам скитаться. И зачем только я ее послушал! Это все гордость моя помешала. Проклятая, тупая мужская гордость! Я ведь мог поднять свои армейские связи. Уверен, мне бы не отказали, не звери же, в самом деле. И в госпиталь пристроили бы, и анализы, какие нужно, взяли, и после операции курс реабилитации обеспечили бы. Да только не мог я к ним обратиться, понимаете? После того, как они со мной обошлись, не мог, и все тут. — И тогда вы решили действовать иначе, — негромко произнес Гуров, — потребовать деньги у Курбана. Вы решили продать ему какую-то информацию? Как вы на него вышли? — Да нет же, нет, — яростно замотал головой Яропольцев. — Про Курбана я вообще не знал! Если бы я мог тогда связно мыслить, ни за что не вляпался бы в такую передрягу. И Олю не втянул бы! Я хотел заставить Рокота раскошелиться за молчание. Или в долю меня взять. Это как повезет. Я тогда как в бреду был. Одна мысль голову сверлила: где взять денег, где взять денег, где взять денег… — Кто такой Рокот? — перебил его Гуров. — Да приятель наш школьный, Санька Рокотов. Я вам про него уже говорил. Он там, на фармацевтическом заводе какой-то коммерческий отдел возглавляет. Большой шишкой себя считает. Ну, и я так считал до поры до времени. О том, что он махинации с препаратами проводит, я с самого начала догадываться стал. Больно уж не по средствам шиковал. Кое-что он в пьяных разговорах сболтнул, кое до чего я сам дотумкал. Только все оказалось намного серьезнее. Мне бы отступить, а я напролом попер. Даже обрадовался, что так удачно бывшего однокашника прихватил. Идиот! И тут Яропольцев замолчал. Гуров понял, что он испугался собственных откровений. До него наконец дошло, что откровенничает он не с собутыльниками в пивнушке и не с коллегами-дальнобойщиками, а со следователем угрозыска по особо важным делам. Понял, что каждое его слово — очередной гвоздь в крышку собственного гроба. — Послушайте, Максим, — мягко начал Гуров. — Вы уже достаточно тут сказали, чтобы перестать беспокоиться о таких пустяках, как «не пойманный — не вор». Все, что нам было нужно, мы уже знаем. Выяснить, чем промышляет ваш приятель Рокот, будет не сложнее, чем отобрать конфетку у ребенка. Вы это понимаете? Поздно идти в отказ. Не усугубляйте своего положения. Яропольцев судорожно сжал и разжал кулаки, потом вцепился в колени так, что побелели костяшки пальцев, и глухо проговорил: