— А кто там с тобой? — спросила бабушка. — Вот откроете и увидите. Последняя византийская принцесса. А величают ее Вера. — Мое почтение, девушка! — крикнул дедуля. — Надеюсь, мой внук ведет себя благородно? — Вполне! — отозвалась Вера. Добрый день! — Когда в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году, в Мурманске, я точно так же застрял в квартире с нашей бабушкой… — начал вспоминать дед, но Гавр нетерпеливо перебил его: — Время, время уходит, дедуля! Потом доскажешь. — Ладно, иду в ДЭЗ! — Дед застучал палкой по ступеням лестницы. Некоторое время длилось молчание, а затем бабушка проворчала за дверью: — И вовсе не в Мурманске это было, а в Архангельске… И я знала — он нарочно ключ потерял. Только он до сих пор думает, что я не догадывалась. — Ломовые у нашего дедушки методы, — изрек Гавр. — Молчи уж! — приказала бабушка. — Что ты вчера вытворял в телевизоре? Срам смотреть. — И так как ответа не последовало, она забеспокоилась: — А что это вы там притихли? Целуетесь, поди? Вернулся дедуля и сообщил, что слесарь придет не раньше половины седьмого. — Приехали! — нахмурился Гавр. — Не успеем ни на юбилей, ни на передачу в клуб. Будем выбираться через дымоход. — Как это? — Сейчас увидишь. Бабушка! — крикнул он. — Ждите слесаря, а мы катапультируемся через соседа. — Веру пожалей! — взмолился дедуля. — Вдруг сорветесь? — Нас хранят небеса, — отозвался Гавр. Он повел Веру на балкон, который впритык соединялся с соседним, их разделял только металлический щит. — Вот здесь нужно ухватиться, — пояснил Гавр. — Тут перешагнуть, а там перелезть. И все. Никаких сложностей. И я, и сосед делали так десятки раз, когда ключи теряли. Только у него другой подъезд. Не побоишься? — Да это же пустяки по сравнению со всем предыдущим, — улыбнулась Вера. — Мир был бы невообразимо скучен, если бы в нем не существовало преград. — Тогда — полезли! Гавр первым перебрался через барьер, а затем, протянув руку, помог перелезть и Вере. У нее получилось это столь ловко, что Гавр даже заметил: — Тебе бы балконными кражами заниматься, — за что и получил порцию холодного снега в лицо. Отряхнувшись на чужом балконе, Гавр постучал в стекло. С той стороны замаячила фигура соседа. — Открывай, Михаил! — крикнул Гавр. И добавил, обращаясь к Вере: — Жаль, грим смыл — ему бы понравилось… 8 — Вон мой отец, слева от микрофона, — сказала Вера, показывая пальчиком на сцену. Там стоял стол и с десяток стульев, на которые уже рассаживались мужчины и женщины. Зал, как ни странно, был полон. Толпились даже возле стен и дверей. Здесь же стояли и Вера с Гавром, придя в Дом журналистов три минуты назад и еле поспев к началу. Вера помахала отцу рукой, а тот, заметив ее, сурово нахмурил брови. — Я исчезла из его жизни на двадцать четыре часа, вот и обижается, — шепотом объяснила Вера. — А где же мама? — Что же он тогда сделает с твоим будущим мужем? Подумать страшно, — отозвался Гавр. — Может, мне пока спрятаться в буфете? — Ты-то здесь при чем? — Все-таки мы проходим по категории «избранники небес», — проворчал Гавр с легкой обидой. — Тише! — дернула его за рукав Вера. Маститый седовласый поэт взял микрофон и начал вступительную речь. Прежде всего он поздравил юбиляра — профессора МГУ, доктора филологических наук, поэта и переводчика Родиона Сергеевича Жуковского, чье сорокалетие творческой деятельности здесь отмечалось, затем представил его коллег, критиков, литературоведов, просто друзей, пришедших на вечер. — …И я рад, — гремел его голос в зале, — что поэзия все еще не умерла, что стихи продолжают читать и возвращаются к ним вновь и вновь, как к спасительным островкам в разлившемся вокруг нас море ненависти. Русская поэзия сильна своим духом… При этих словах из-за кулис вышел маленький человек в сером пиджаке, чем-то весьма напуганный. Он подбежал к маститому поэту и зашептал ему что-то на ухо. Тот дернул плечом, головой, потом произнес в микрофон: — Прошу прощения, но наш вечер ненадолго откладывается, — и торопливыми шагами ушел со сцены. Публика недоуменно зашумела. Серый пиджак умоляюще поднял руки, призывая к вниманию: — Администрация просит немедленно, не задерживаясь, покинуть зал и Дом журналистов. Только что в дирекцию позвонил аноним и сообщил, что в одно из помещений заложена бомба. Сотрудники ФСБ и милиции уже выехали и будут здесь с минуты на минуту. — Сказав это, он бросил микрофон на стол и исчез за кулисами. Слова его возымели действие, хотя мало кто поверил в серьезность угрозы. «Бомбы» в Москве стали подкладывать столь часто, что к ним уже привыкли. Это превратилось в национальный вид спорта. Люди недовольно задвигали стульями, начали подниматься. Сконфуженно потянулись к выходу поклонники поэзии, случайные гости. Эвакуировался через черный ход персонал. Через пять минут зал опустел. На сцене остался сидеть лишь сам юбиляр, а возле дальней стены стояли Вера с Гавром. Родион Сергеевич взглянул на них и улыбнулся. — А ты почему не уходишь, Вера? — спросил он в микрофон, и голос его глухо разнесся под сводами зала, словно он говорил в египетской гробнице. — Вот еще! — ответила дочь. — А кто этот молодой человек? — зазвучал голос «Тутанхамона». — Сапер! — отозвался Гавр. — Тогда идите сюда, поближе. — И Родион Сергеевич положил микрофон на стол. Пока они шли к сцене, из-за кулис выглянул Серый пиджак и закричал: — Как, вы еще здесь?! Господин Жуковский, уходите, уходите немедленно! Часовой механизм заведен на шесть тридцать! Вы что, шутите? — Махнув с досадой рукой, он испарился. — Что же я буду, как крыса, бегать туда-сюда, — произнес Родион Сергеевич. — Да и не верю я в подобную чепуху. Все это нарочно придумано — чтобы вечер сорвать. Я даже догадываюсь — кем. В кои веки народ собрался послушать мои стихи, и на тебе! Жаль… — Не огорчайся, па! — сказала Вера и погладила его по плечу. — Плюнь на них на всех. — Конечно, такая поэзия им как кость в горле, — проворчал отец. — Вот если бы что-нибудь с матерком да про сортиры… Они бы и под Пушкина бомбу подложили. Впрочем, так и произошло. Ничего не меняется в мире. Сколько там времени? — До взрыва — восемнадцать минут с четвертью, — ответил Гавр. — Тогда пошли в буфет, я вас угощу чем-нибудь. Напоследок. Странно было идти по пустому Дому журналистов. Всюду горел яркий свет, работал телевизор в холле, дымились в пепельницах сигареты, а люди исчезли, словно их заколдовала и похитила телесную оболочку злая ведьма. И теперь они невидимо и неслышно ходят вокруг, сталкиваясь, мучаясь, но не в силах вымолвить ни слова. Не произойдет ли такое со временем со всей Россией? Буфет также был пуст, и Родион Сергеевич, зайдя за стойку, отобрал лучшую бутылку коньяка, плиточный шоколад, лимон, бутерброды с икрой и вернулся к столику. — Па, ты хоть заплати, — сказала Вера. — Не буду, — упрямо ответил отец. — В знак моральной компенсации. Ну-с, молодой человек, за ваше здоровье! — Если бомба все же взорвется, оно нам уже не понадобится, — пробормотал Гавр, опрокидывая рюмку. — В самом деле, Вера, тебе бы лучше уйти, — сказал Родион Сергеевич. — Мало ли что. — Па! — возмутилась дочь. — Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя в такой момент? Чего бы я тогда стоила? — Ну а вы, молодой человек? Вам-то что здесь торчать? Гавр наполнил рюмки. — Я еще не допил весь коньяк, — улыбнулся он. — Жаль, если пропадет такая прелесть… — Постойте, постойте! — Родион Сергеевич начал всматриваться в его лицо. — Не вы ли — тот нахальный, самоуверенный фрукт из телепередачи? Похитивший мою дочь, насколько я понимаю? — До взрыва осталось одиннадцать минут, — напомнил Гавр. — Простим все наши прегрешения. И обратим в эти последние мгновения взоры наши к глубинам души. — Хорошо говорит, подлец, убедительно! — согласился Родион Сергеевич. — А где же ФСБ, собаки, минеры? — Приедут часа через два, когда поздно будет. — А мама где? — спросила Вера. — Слава Богу, что не поехала. Точно знала, чем кончится. — Ты очень расстроен? — Пустяки.