— Почитайте свои стихи, — попросил Гавр. — У нас еще есть время. Целых семь минут. И Родион Сергеевич, выпив коньяку, негромким голосом поведал им о Белой Рубахе, вышитой синими васильками, горькой рябиной, журавлиной стаей, звонкими ручьями, на которой все увядает, когда уходит любовь, но зацветает — когда она возвращается… Притихшие Вера и Гавр слушали его, боясь шелохнуться, настолько сильна была печаль и надежда, звучащая в словах. А когда он закончил, рассеянно проведя рукой по глазам, они словно бы оказались на лесной поляне, напоенной ароматом трав, вдали от чумного города, под чистым голубым небом, среди тишины и покоя. — Родион Сергеевич! — произнес вдруг Гавр взволнованно. — Я прошу у вас руки вашей дочери. — А сколько там у нас осталось времени? — ничуть не удивившись, спросил отец. — Одна минута. — Срок небольшой для раздумья. — Так и не думайте. А то не успеем. Родион Сергеевич взглянул на Веру, хотел что-то спросить, но нужда в том отпала — в ее глазах, как в открытой книге, можно было прочитать ответ. А секундная стрелка заканчивала свой последний круг. И все ждали чего-то — взрыва, смены декораций, очищающего огня, преображения? Или того чудесного явления, которое посещает каждого в жизни? Когда спадает пелена с глаз, и ты видишь небесный свет, зовущий тебя к себе. — Я согласен, — промолвил наконец Родион Сергеевич. И добавил, когда истек срок: — А теперь уходите. Я хочу побыть один. 9 — Где вас носит?! — сердито крикнул режиссер Говоров, поджидая их в вестибюле клуба. — Я не могу задерживать передачу! Через минуту начнем. — И он побежал вверх по лестнице, а Гавр шепнул Вере: — И тут нам отпущена только одна минута. Они быстро разделись в гардеробе, пригладили волосы перед зеркалом. Рядом отражался невысокий крепыш со шрамом около виска, и Гавр не мог вспомнить — где он видел это лицо, эти налитые свинцовой мутью глаза? Вчерашний буян, представившийся охране клуба «Смешная недотрога» капитаном милиции, на этот раз вел себя пристойно, кроме того, на него было выписано специальное приглашение. Скребя расческой по прилизанной голове, он искоса поглядывал на Гавра и Веру, и губы его подрагивали. На нем был надет просторный пиджак, а под мышкой — полиэтиленовый пакет. — Пойдем, — сказал Гавр. — Ты — неотразима. Следом за ними не спеша двинулся и крепыш, насвистывая мелодию. У него все было подготовлено, и он только ждал подходящего момента. А в ромбовидном зале шоу-мистерия на тему «сумасшедший дом» вступила в завершающую стадию. На арене-подиуме вновь обаятельный Ведущий заводил публику искрометными шутками. Сновали с поручениями длинноногие ассистентки, бились в конвульсиях лазерные лучи, пронзая опьяневшую от грохочущей музыки и веселья молодежь, кружились под куполом разноцветные воздушные шары самой разнообразной формы. Оператор со своей телекамерой наезжал на участников конкурса «Браки совершаются на небесах» — четыре пары стояли за подиумом, готовые продолжить борьбу за романтическое путешествие в Гонконг, слушая последние напутствия помощника режиссера. А вскоре к ним присоединились и Вера с Гавром. В вестибюле отлучавшийся ненадолго начальник охраны клуба, узнав, что вчерашнего капитана-буяна пропустили внутрь, схватился за голову. Бывший гебист, привыкший доверять не только анализу, но и внутренней интуиции, нутром чувствовал, что дело здесь нечисто и этот прорвавшийся тип принесет с собой неприятности. Но он даже представить себе не мог какие. — Пойду попасу его, — предупредил гебист своего помощника. — А вы будьте здесь начеку. Он поднялся в зал, присмотрелся и обнаружил крепыша в дальнем углу. Тот безмятежно улыбался, прихлопывая в такт музыке ладонями. Но гебиста тотчас же привлек сверток под мышкой и этот нелепый просторный пиджак, который мог скрыть все, что угодно. Тогда он осторожно, не привлекая внимания, двинулся к нему вдоль стены. Режиссер Говоров, вытирая платком мокрый лоб, глядя на кривляющегося Ведущего, испытывал отвращение к собственному творению, ко всей этой передаче. Дневной разговор с Гавром каким-то образом повлиял на него, впрочем, он и сам в последнее время часто задумывался о том пути, по которому идет. Балаганные аттракционы, принесшие ему славу, начинали вызывать тошноту и головную боль. Говоров понимал: еще несколько подобных передач — и на нем можно ставить крест, он кончится как творческая личность. Нужен новый взгляд, новые идеи, нельзя больше плясать на костях, хватит втаптывать в грязь любовь, добро, справедливость, правду. Но он знал и другое: никто на телевидении не позволит ему делать иные программы, отойти от главной линии, направленной на разрушение человеческого духа, всего и вся. Уныние и апатия крепко держали его под руки, не отпуская. …В Гнездниковском переулке вызванный слесарь все-таки справился с замком, и хозяева наконец-то вошли в квартиру. Наскоро выпив чаю, дедушка поспешил к телевизору, включил его и уселся, ожидая, когда же начнут показывать внука и Веру. Но вместо них на экране мелькал вчерашний псих в смирительной рубашке, и дедушка порою просто не понимал, о чем тот говорит?.. На Ведущего насмешливо поглядывала и мать Веры в Сокольниках. Только что позвонил муж и сказал, что вечер сорвался, а он едет домой. Но вот на экране мелькнули участники конкурса, которые стали подниматься на подиум. Зал затрясся в приветственных криках. Как гебист ни старался, но его передвижение вдоль стены было замечено капитаном. Он криво усмехнулся, покрепче прижал сверток и скользнул ближе к подиуму, оставив между собой и гебистом группку девушек, размахивающих руками. Потом он еще раз передвинулся, держа расстояние, и вскоре оказался возле арены. Теперь было самое время начинать… Конкурсанты уже стояли на подиуме, смущенно переглядываясь. Вера успела перекинуться парой фраз со своей подругой, а Ведущий тянул к ним микрофон, когда произошло что-то непредвиденное. Неожиданно, одним прыжком заскочив на сцену, рядом с ними оказался какой-то человек: он что-то орал, перекрывая шум в зале и голос Ведущего; потом, выхватив из-под пиджака короткоствольный автомат, дал очередь в воздух. И те, кто был в зале, завизжали от восторга. Они подумали, что это еще один трюк в любимой передаче. Но на студии в Шаболовке сообразили быстрее, и в эфир сначала пошла заставка, а затем милая дикторша объяснила, что по техническим причинам программа отменяется, а пока предлагается посмотреть документальный фильм. После второй очереди над головами, когда посыпались зеркала и стекла, публика закричала уже от страха и в панике заметалась по залу. Все произошло мгновенно, и никто ничего не мог понять. Никто, кроме гебиста, но именно его-то капитан и держал под прицелом, не давая приблизиться. Гавр и Вера стояли вместе с другими конкурсантами и Ведущим за спиной террориста, который теперь орал только одно слово: — Лечь! Лечь! Лечь! — и стрелял в воздух. Напуганные до смерти, послушные его воле, люди в зале стали ложиться на пол. Лег и гебист, зная, что ему не успеть отстегнуть под пиджаком кобуру и вытащить пистолет. Лишь режиссер Говоров вдруг пошел к подиуму под пляшущим дулом автомата, но едва он достиг края сцены, как сильнейший удар в лицо отбросил его назад. Оглушенный, он ворочался на полу, пытаясь подняться, а кровь текла на рубашку и свитер. Террорист повернулся к конкурсантам — глаза его были совершенно безумны: похоже, он даже не знал, что предпримет в следующее мгновение. — Вон отсюда! Вон! Вон! — закричал он лежащей на полу публике. — Все вон! Вон! Ошеломленные люди стали осторожно подниматься и, поминутно оглядываясь на капитана, потянулись к выходу. Гебист помог встать Говорову, повел его с собой. — А мы? — плаксиво спросил Ведущий, которого бил озноб. — А вы останетесь, — сквозь зубы процедил террорист. Его и самого трясло от возбуждения. Выражение его лица не было постоянным: оскал сменялся мрачной решимостью, которая переходила в тупую отстраненность. Когда в зале больше никого не осталось, капитан повернулся к ближайшей паре — то были Вера и Гавр — и профессиональным жестом щелкнул наручниками, соединив их правую и левую руки. — Остальные убирайтесь, — снова процедил он. — Мне не нужно столько дерьма. Пока «избранники небес» во главе с Ведущим бежали к дверям, капитан сунул свой сверток Гавру, оставив себе тонкий провод с пультом, зажав его в ладони. — Не урони! — предупредил он Гавра. — Разорвет на куски. Потом он спустился с подиума и уселся прямо на полу, прижавшись спиной к стене и положив автомат на колени. Глаза его закрылись. Минут через десять все здание клуба было оцеплено нарядами милиции. В вестибюле собрался военный совет из прибывших офицеров и гебиста, начальника охраны. — Чего он хочет? — спросил усатый майор. — Непонятно. На переговоры не идет, палит из «Калашникова». Взял двух заложников, сунул им взрывчатку, а конец провода держит у себя. — Может, он ждет кого-то? — Все может быть. Подождем и мы. Сейчас подъедут ребята из ФСБ. — Да, вот еще что, — вспомнил гебист. — Вчера он рвался сюда, показывал удостоверение. Я запомнил: капитан милиции Щеглов. Проверьте-ка там по своей картотеке… Еще минут через пять подъехало подкрепление из московского ОМОНа и ФСБ. Два полковника присоединились к штабу. — Привет, Юра! — узнал гебиста фээсбэшник. — Ну что, не можешь справиться с одним-единственным придурком? — У него палец на взрывателе, — пояснил гебист. — Газ? — предложил кто-то. — Отпадает. Почувствует и рванет. — В зале около двадцати дверей, да еще галерея наверху с выходами и входами. Он не может контролировать все сразу. Снайперу снять — раз плюнуть. — А если он заметит и успеет нажать? Шуму потом будет на всю Москву. Впрочем, давайте обсудим этот вариант. Пока они разговаривали, пришла информация на капитана милиции Щеглова. Усатый майор зачитал: — Тридцать лет, окончил школу МВД, полгода назад уволен из органов за несоответствие… Застрелил двух прохожих. В октябре девяносто третьего участвовал в штурме Белого дома, отличался особой жестокостью, лично пытался расстрелять группу депутатов… «Альфа» помешала. Вот что интересно: год назад от него ушла жена. — Ну и что? — спросил полковник из ФСБ. — А то, что он после этого круто запил и даже угодил с белой горячкой в психбольницу. Потом вышел, его хотели оставить в органах, да тут этот инцидент с прохожими… Короче, похоже, что мы имеем дело с психом. — Вот те раз! — вздохнул гебист. — Может быть, ему кинуть рацию, хоть узнать — чего он хочет? — А я уже выяснил, — сказал вернувшийся с разведки омоновский полковник. — Мне удалось с ним переговорить. Он — сумасшедший. Он требует космический корабль, чтобы улететь на Луну, и десять триллионов рублей. В штабе наступила тишина. — Интересно, — нарушил молчание гебист. — Что он собирается делать с этими рублями там, на Луне? Открыть межпланетный банк? Теперь заговорили все разом, предлагая различные варианты. — Прежде всего — его надо успокоить, — остановил их гебист. — Не забывайте, что мы имеем дело с нервным, неуправляемым больным, да к тому же с оружием и взрывчаткой в руках. Малейшая ошибка — и он взорвет себя и заложников. Свяжитесь с врачами-психиатрами, пусть приедут. — Надо готовить снайпера. — Подождем. А может, разыскать его бывшую жену? — Ну дурдом, ей-богу! — выдохнул один из присутствующих. — Конечно, где же мы еще находимся? — согласился гебист. 10 — Вот мы и помолвлены, — шепотом произнес Гавр. — Даже кольца надели.