– Ром… я не обсуждаю это. Я ставлю перед фактом. Увы, ты прекрасно понимаешь, почему. Это какой-то паноптикум. Анриал… – Они её чуть не убили, ты понимаешь? Она могла насмерть замерзнуть! – Если бы ты не уехал, а сразу пошёл бы её искать, ничего бы этого не случилось. И потом… ваша подруга, Селена… почему-то вы забываете, что она тоже была в курсе всего… – говорит спокойно и четко, не мой отец, а робот какой-то. – Пап… – Если бы она пришла сразу, если бы рассказала учителям, директору, то ничего бы этого не было. Не слушает. Не слышит. Не въезжаю… просто не въезжаю… – Пап, ты не понимаешь… – Понимаю! Сам бывал в похожих ситуациях, и не раз. Мозгов хватило не лезть. И дать во всем разобраться тем, у кого есть полномочия. – Пап, послушай… Достучаться! Я должен достучаться, иначе… – Наслушался, Ром. Хватит. Ты… Твоя мать ждёт ребенка, ей нельзя волноваться. – Что? Сердце издает звук – словно струна лопнула. Аут. Не осознаю пока. – Вот так. Поэтому… давай как-то… спокойно всё закончим? Да… Нет, я… чёрт, я за них рад, конечно. Очень. Потому что гибель Ваньки им очень тяжко далась, особенно маме. И потом… меня не посвящали, конечно, в подробности, но я знаю, они пытались, хотели еще детей. Меня, такого геморройного, им мало было, что ли… Нет, сейчас, когда я думаю о перспективах семьи и брака для нас с Мышкой, я… я почему-то хочу детей, много, как минимум трех. У Да Винчи вот сеструха и братан мелкий, классные. Мне нравится с ними возиться. Коршун у нас один-единственный – иногда долбаю его за то, что он эгоистичная скотина. Значит, я скоро опять стану братом. Это здорово, но… Не понимаю всё-таки, зачем мне уезжать? Почему? Потому что родители Мироновой, Разумова и Беляева объединились. И явно готовят что-то нехорошее. А еще… еще у нашей директрисы, у «Ксенона» большие проблемы из-за этой истории. В общем… треш. Поэтому меня ссылают в Эмираты! Чертовы гонки, я их уже заранее ненавижу. Нет, там круто, перспективы, бабло, и то, что меня вообще берут, это… Это отличный шанс. Но почему сейчас? Почему вот так? Когда мне надо быть тут! Дома! Когда мне есть ради кого быть тут! – Пап… правда, честно, это реал надо? Потому что я… Я не могу её бросить. – Кто говорит о том, чтобы ты бросал Леру? Она чудесная, и мы рады, что вы вместе. Ну, подумаешь, побудете пару месяцев врозь. Проверите чувства. Проверить? Нам не надо ничего проверять, мы… мы живём друг другом, горим друг другом! Между нами искры, молнии, к нам можно электростанции подключать, когда мы вдвоем! Я люблю её! А она… Она любит меня. – Пап… – Так, Ром, стоп, а вы часом… мать собирается сама рожать, а вы её уже хотите бабушкой сделать? – Что? – не вдупляю, о чём он. Потом секу. – Нет, ты что, мы… – А что? Вполне резонный вопрос. – Пап. Нет. – Уверен? А то, знаешь ли… надежных способов предохранения не так много. – Пап! Я знаю самый верный. – Неужели? Поделись с отцом. – Ржёт, а мне вот совсем не до смеха. – Ты его знаешь. Это слово «нет». – Да ладно? Вы? – отец брови поднимает. Капец! – Да, сын, ты меня… удивил, если честно. – Хочешь еще больше удивлю? Я вообще ни с кем, никогда. Круто, да? У тебя сын девственник, а ты его отправляешь от любимой девушки хрен знает куда. – Почему-то злость клокочет именно сейчас, именно после слов отца, его реакции. Он ведь мне сам говорил, сам меня воспитывал так, чтобы я ценил и себя, и девушку, которую выберу. – Подожди, Ром… – Я не хочу ехать, пап. Или… можно Лера поедет со мной? – Как ты себе это представляешь? – Молча, пап. Ей скоро восемнадцать. Поженимся там. Тем более… Эмираты, у них вообще вроде всё проще? Родители согласны, и всё. – Сын, давай серьезно? До конца учебного года несколько месяцев. Ну потерпите уже, а? – Да мы готовы терпеть, пап! Но только тут, рядом, понимаешь? А не за тысячи километров! – Ром, сейчас такие средства связи – будете общаться по видео. Мы в свое время с твоей матерью и мечтать не могли, и даже по телефону не всегда, когда я был на сборах за границей. А сейчас… – Давай еще скажи, что нам вообще повезло, что мы горя не знаем… Как там – «вам и не снилось горе», да? – Правильные фильмы смотришь. – Ты помнишь, чем там все закончилось. – Надеюсь, ты у меня парень умный и не полезешь… – В окно? – В бутылку! В смысле не будешь хреновней всякой страдать! А если бы тебя в армию забрали, что тогда? Тоже попросил бы, чтобы тебе Лерочку в казарму привезли? Твою ж… Он не понимает, что это не смешно? – Прости, сын, я… я сам волнуюсь. Меня тоже вся эта ситуация выбешивает. Но Эмираты и «Формула» очень кстати. Поверь. Все складывается как надо. – Кому, пап? Кому надо? Я… я, может, вообще хочу завязать со спортом? Мне нравится музыка… – Ром, музыкой ты можешь заниматься и там, удаленно. Всё. Вопрос решён. Вот так. Мне, чёрт возьми, восемнадцать! Какого мне говорят – вопрос решён? Кем решён? Какого… Я и сам могу решать! Бабло у меня есть, я… Я могу просто забрать Лерку, снять квартиру и… Нет. Не могу. Мама. Ребёнок. Лерке надо школу закончить. И в институт поступить. Ну, на самом деле четыре месяца – это же уже не так много? Февраль короткий, март, апрель, май тоже… по сути там уже не учёба, а подготовка к экзаменам, сами экзамены, и всё. Мы будем свободны как ветер, как птицы. Всего четыре месяца! Люди годами ждут встречи. Вон кузен Коршуна, сын доктора Товия, служил в армии, год его девчонка ждала, потом по контракту еще. И дождалась ведь! И Лерка меня дождется. Должна дождаться! Только вот её лицо, на котором нет ни кровинки, меня очень пугает. – Я поняла, Ром, поняла, что так надо, что по-другому никак. Я… я буду ждать. – Лер, ты же знаешь, как я тебя… – Знаю. А я тебя… Почему-то мы не произносим «люблю». Отпечатывается в голове. Странно. Любовь есть. Но её как бы нет. Или мы боимся дать ответ, или примеряем новые роли, километры между нами, килотонны боли… – Лер… Обнимаю, прижимаю крепко. Она мне нужна как воздух. Вот сейчас, в этот момент ощущаю это так остро…