— Я встретил Мей… Харта в таверне, когда мы едва достигли совершеннолетия. Вот теперь Лили остановилась как вкопанная и заставила спутника развернуться и посмотреть на нее. — Вы сказали «Мей»… Это его имя? — Он меня убьет. Это очень большой секрет. — И все-таки: что такое «Мей»? — Лили думала, что Калибан не ответит, но он притянул ее к себе и сложил ее руки на своей груди. — Вы обещаете, что никогда никому не откроете эту тайну? — Даю слово. Аполлон наклонился к ее уху так близко, что она почувствовала прикосновение его губ. — Его зовут не Харт, а Мейкпис, Аса Мейкпис. — И почему он сменил имя? — Наверное, по той же причине, по которой вы сменили свое. Лили наморщила лоб, а в его глазах заплясали веселые искорки. — Ну, со мной-то ясно: «Стамп»[5] звучит не слишком привлекательно, — но ведь ему не нужно благозвучное имя для сцены? — Возможно, причина была не совсем такой же, как у вас, — высказал предположение Калибан. — Насколько я понял, его семья не одобряет театр. — А, ну тогда это имеет смысл, — произнесла Лили, потому что так оно и было. — В конце концов, отношения в семьях могут быть очень странными. — Да уж, — выдохнул Калибан и накрыл губами ее рот. Он целовал ее с изысканной неспешностью, дразня, побуждая раскрыться ему навстречу, а когда это случилось, его язык скользнул по внутренней стороне ее нижней губы. Удерживая двумя пальцами ее подбородок, он старался в полной мере насладиться поцелуем. На короткий миг оставив ее губы, он выдохнул и несколько раз прошептал ее имя. И оно, произнесенное срывающимся, но таким уверенным, таким нежным голосом, еще никогда не звучало прекраснее. Лили поднялась на цыпочки и обвила руками его крепкую шею, стремясь прижаться к нему покрепче. Калибан своими огромными руками обхватил ее за талию и оторвал от земли с такой легкостью, словно она весила не больше деревянного кораблика Индио. Столь недюжинная сила должна была напугать ее, заставить остановиться и подумать, но лишь возбудила еще больше. Мощная грудь Аполлона смяла лиф ее платья, показавшиеся из выреза полукружия грудей с каждым вздохом касались грубой ткани его жилета, и Лили изнывала от желания. Слишком давно в ее жизни не было мужчины. Эмоции, жар тел лишили Лили способности дышать, но в конце концов потеря контроля над собой ее отрезвила, и она выдохнула, прервав поцелуй и упершись ладонью ему в грудь: — Подождите, я… Калибан лениво лизнул уголок ее губ, не настаивая, не требуя, а соблазняя, что было еще опаснее. Лили еле слышно застонала, но потом взяла себя в руки, отстранилась и потребовала самым высокомерным тоном, на какой только была способна: — Немедленно опустите меня! — Вы уверены? — протянул Калибан, и на его высоких скулах заиграл румянец, а глаза затуманила чувственная поволока. Испытывала ли она уверенность? — Абсолютно, — ответила Лили гораздо решительнее, чем было на самом деле. Тяжело вздохнув, Калибан позволил ей — очень медленно — соскользнуть вниз по его груди. — Э… спасибо, — произнесла Лили, тщетно пытаясь вернуть себе хоть каплю достоинства, и принялась расправлять юбки, стараясь смотреть куда угодно, только не на Калибана. — Нам нужно вернуться в театр. Я послала Мод и Индио за мясными пирогами к ужину, и они вскоре должны вернуться. Конечно же, вы приглашены. — Почту за честь, — произнес он так официально, словно стоял перед королевой. Кивнув, Лили уже собиралась отправиться в обратный путь, когда вдруг поняла, что никогда раньше не видела эту часть парка. — Где мы? — В сердце… — произнес Калибан своим тихим и скрипучим голосом. — В самом сердце моего будущего парка, в центре лабиринта. Ее взволновали его слова, хотя место ничем не отличалось от других. Лили предположила, что сердце парка, так же как и человеческое, предпочитает оставаться скрытым от посторонних глаз. — Но здесь ничего нет… — растерянно проговорила Лили. Калибан развернул ее спиной к себе и лицом к тому месту, на которое смотрел сам, обнял за плечи и объяснил: — Здесь будут искусственные руины, прямо на том месте, где мы сейчас стоим. Фонтан или водопад, статуи, скамейки для влюбленных. Вход будет там, — махнул он рукой вправо, — а сам лабиринт я планирую сделать извилистым, точно объятия. Калибан медленно развернулся вместе с Лили, жестом изобразив будущий лабиринт, и она с благоговением прошептала: — Вы так в это верите… Она почувствовала, как Калибан пожал плечами у нее за спиной. — Все это уже здесь, просто ждет подходящего человека, который найдет все это и возродит к жизни, — произнес он ей на ухо. — Лабиринт, однажды обнаруженный, обретет бессмертие. Лили чуть отстранилась и развернулась, одарив Калибана лучезарной улыбкой. — Я не понимаю, как вам удается видеть так много там, где сейчас лишь разруха и горы мусора. Он пожал плечами. — Я вижу это в своих мыслях. Завершенное и… прекрасное. Требуется всего лишь посадить растения и убрать лишнее, чтобы обнаружить то, что уже здесь есть, так что в этом нет ничего загадочного. Лили подозревала, что он говорит не только о парке. Когда они двинулись в сторону театра, она старалась не касаться Калибана, опасаясь, что малейший контакт породит искру. — Как ваше горло? — спросила Лили участливо. — Болит, но это ожидаемо: ведь голосовые связки так долго пребывали в бездействии. — Я так рада, что вы опять можете говорить! Калибан улыбнулся, но ничего ответить не успел: поприветствовать их выбежал Индио, а следом за ним Нарцисска. Мальчик сообщил матери, что они с Мод принесли два больших пирога и нужно поскорее вымыть руки, пока пироги не остыли. Рассмеявшись, Лили и Калибан направились к старой бочке с водой. Когда вся компания уселась наконец за стол, Индио объявил: — Мама, представляешь, у лодочника всего два зуба, а плюется так далеко… Лили едва не подавилась пирогом, зато Калибан проявил интерес к этой информации. Даже Мод, которая поначалу пришла в ужас, понаблюдав за их беседой, высказала свое мнение относительно способностей лодочника. К тому времени когда Мод взялась мыть посуду, а Индио вызвался ей помогать, Лили почти успокоилась и с радостью приняла предложение Калибана прогуляться. — Видите? — прикрыв за собой дверь, указал он на Полярную звезду. — Через год или два вы больше не сможете увидеть звезды из парка: освещение и фейерверки затмят их свет. — Значит, надо наслаждаться природной красотой сейчас, пока есть возможность? — проговорила Лили. — Да, — кивнул Калибан и обнял ее. — Или просто радоваться, что вы сейчас живете здесь, хотя, как мне кажется, вам приходится нелегко. В конце концов, большинству жителей Лондона не открывается таких красот, только нам. — Словно у нас есть свой собственный мир. Улыбнувшись, он поцеловал Лили, и она поняла, что он тоже это чувствует. Они словно оказались в отдельной вселенной: Адам и Ева в саду, который нельзя было назвать Эдемом. А потом Лили забыла обо всем на свете. Калибан целовал ее нежно, изучая бархатные глубины ее рта, пробуя на вкус язычок, чуть покусывая пухлые губы. И Лили мечтала под этим усыпанным звездами ночным небом сделаться единым целым и не разлучаться до конца дней. Когда Калибан отстранился, Лили почувствовала себя опустошенной и едва не потеряла равновесие, словно земной шар вдруг отклонился от своей оси. — Завтра, если хотите, — сказал Калибан, растворяясь в темноте, — я покажу вам тайный остров на пруду. — Очень хочу, — с дрожью в голосе прошептала Лили. Проснулся Аполлон задолго до рассвета, но сразу понял, что все равно уже слишком поздно: из парка доносились голоса: — Он сказал — в галерее! — произнес мужчина, и его голос перекрыл крик встревоженной птицы. Другой мужчина тихо выругался. Они были уже совсем близко. Аполлон скатился со своего набитого соломой тюфяка, порадовавшись, что спал в одежде, схватил ботинки и нож для обрезки сучьев. В нише, где он устроил себе спальню, не было двери, только брезент, которым он завесил вход. Босой, он неслышно скользнул в галерею, и как раз вовремя: именно в этот момент в розовато-сером свете утра появились какие-то люди. Приглядевшись, он понял, что это солдаты: в красных мундирах, со штыками на ружьях. Явно за ним.