— Тише, — прошептал Аполлон. — Черт возьми, ваша сестра — герцогиня! — Ну да. — Аполлон посмотрел на нее так, словно не было ничего удивительного в том, что сестра носит такой титул. — И это означает, что герцог — ваш зять. — И при этом настоящий осел, если это имеет для вас какое-то значение. — Не имеет, — решительно произнесла Лили. — Правда. Почему вы вообще со мной разговариваете? Ведь я всего лишь актриса без роду-племени. — Это абсолютно не важно! — пылко возразил Аполлон. — Мне нужно поговорить с вами, объясниться… — Мне платят за то, чтобы я находилась здесь, — сказала Лили с достоинством, какое только могла сохранить в сложившихся обстоятельствах. — А вы рождены для всего этого… — Она обвела рукой зал, хоть и плохо освещенный, но зато с позолоченным потолком. — И даже большего. У нас с вами нет абсолютно ничего общего. Не знаю, зачем вы здесь, но буду очень благодарна, если станете держаться от меня подальше. Изобразив на лице улыбку, Лили постаралась как можно грациознее отойти от виконта. Не было необходимости устраивать сцену лишь потому, что ее сердце разрывалось. Более того — это было бы просто смешно. Когда он был всего лишь садовником, немым и одетым в обноски, их можно было считать ровней. Теперь же, тщательно вымытый, подстриженный, в дорогой одежде, благоухающий дорогим одеколоном, он был для Лили также недостижим, как пылающее в небе солнце. Ни дать ни взять Аполлон. Пожалуй, сейчас это имя действительно ему подходило. А вот она оставалась все той же актрисулькой, скромной и незаметной. От грустных мыслей ее отвлек появившийся в этот момент дворецкий, который пригласил присутствующих к столу. Все отправились в обеденный зал, очень длинный и узкий, в центре которого был накрыт бесконечный стол красного дерева. Лили досталось место между герцогом Монтгомери и очаровательным мистером Уорнером. Прямо напротив нее сидел Джордж Грейвс, расположившийся между миссис Джеллет и миссис Уорнер. Не успели они отведать жидковатого говяжьего бульона, как миссис Джеллет, зрелая дама в платье ошеломительного желто-зеленого оттенка, подалась вперед и громко произнесла: — Вы что-нибудь слышали о своем безумном кузене, мистер Грейвс? Насколько я поняла, ему удалось сбежать от солдат из «Хартс-Фолли». Губы мистера Грейвса сжались узкую полоску, и всем сразу стало понятно, насколько неприятна ему эта тема. Однако его реакция не остановила гостей. — Говорят, он зарезал аж трех человек! — Миссис Уорнер картинно передернулась. — При одной только мысли, что этот сумасшедший убийца разгуливает на свободе, ужасно хочется спрятаться под кроватью. — Или в кровати… — пробормотал герцог, поднося к губам бокал с вином. — Вы имеете в виду, что всем нам даже в спальне требуется охрана, ваша светлость? — лениво протянула леди Геррик. Герцог отвесил низкий поклон. — Ну, всем вряд ли… А вот ради вас, мадам, я готов принести себя в жертву. — Какая отвага! — воскликнула сидевшая по другую руку от герцога Молл. — Готова поклясться, что одного этого достаточно, чтобы довести леди до сердечного приступа. Дамы захихикали, и только Лили сидела, уткнувшись в свою тарелку и прикладывая все силы к тому, чтобы не испытывать сочувствия по отношению к Калибану… Аполлону, но это было не так просто. Присутствующие говорили о нем так, словно он не человек вовсе, а обезумевшее животное, которое следовало пристрелить на месте. Что бы она почувствовала, если бы услышала все это до того, как узнала виконта? Тоже поспешила бы осудить? Возможно, страх лишал способности мыслить здраво и вести себя цивилизованно. Опять раздался голос миссис Джеллет, которой, похоже, не давала покоя затронутая тема: — Скажите, мистер Грейвс, ваш кузен всегда был сумасшедшим? Совершал ли он какие-то странные или жестокие поступки, когда был ребенком? — Боюсь, мадам, в той ветви нашей семьи у всех имелись странности. Мой брат, увы, был склонен к перемене настроения: перевозбудившись, впадал в меланхолию и никак не мог прийти в себя. К сожалению, титул переходит к его наследникам, ведь он старший в семье, — мрачно проговорил Грейвс. — Было бы правильно, — присоединился к беседе Грейвс-младший, — если бы знатные фамилии Англии лишали титулов тех членов своих семей, кто вследствие болезни или повредившегося рассудка становится немощным или каким-то иным образом портит аристократическую родословную. — Если следовать вашему пожеланию, — протянул герцог Монтгомери, — то половина титулов Англии канет в Лету из-за слабоумия. Мне известно, что мой собственный дед иногда воображал себя пастухом, пасущим коров. — В самом деле, ваша светлость? — Джон подался вперед. — Не лошадей и не коз? — Мне говорили, что его мания проявлялась весьма специфически и касалась только коров, — ответил герцог. — Конечно, встречались те, кто утверждал, что его недуг стал результатом определенного заболевания, о котором я не хотел бы упоминать в этом обществе, поскольку оно носит неделикатный характер. — И все же вы это сделали: упомянули о заболевании, ваша светлость, — заметила мисс Ройл своим хрипловатым голосом. — Туше, мадам, — с легким раздражением в голосе сказал герцог. — Не думал, что столкнусь с таким педантизмом в столь беззаботной компании. Мисс Ройл пожала плечами. — Я не считаю сумасшествие забавным. И при этом не важно, врожденное оно или результат болезни. — Боюсь, действия моего кузена нельзя оправдать болезнью, — резко и жестко произнес Джордж Грейвс. — Он уже родился с изъяном, вследствие которого три хороших человека теперь мертвы. Его друзья, заметьте. Мне очень жаль, что он оказался в Бедламе, вместо того чтобы предстать перед мировым судом. — Но он титулованный джентльмен, сэр! — запротестовал отец Джорджа. — Уверен, подобный прецедент подорвал бы устои нашей великой нации. — Тогда перед палатой лордов, коль уж на то пошло, — ответил Джордж. — Уж лучше подвергнуть лорда суду и обвинить в убийстве, чем выпустить на свободу сумасшедшего и выслушивать пересуды о том, что он не оказался за решеткой лишь из-за своего титула. Это возмутит простых людей, а это никому из нас не нужно. — Возможно, ты прав, — медленно произнес Грейвс-старший, явно обеспокоенный этим доводом. — Разумеется, прав, — кивнул Джордж. — Только подумай, какой позор он уже навлек на нашу семью. А что будет, если он убьет еще кого-нибудь? На какое-то мгновение за столом воцарилась довольно мрачная атмосфера, но герцог ее разрядил: — Уверен, ваш позор не сравнится с тем, что навлек на нашу семью мой двоюродный дед, когда попытался вступить в… э… плотские отношения с лошадью. Лили искоса взглянула на Аполлона, но он ел с совершенно непроницаемым выражением лица. Что он чувствовал, слушая пренебрежительные высказывания о его отце? Как выносят на суд присутствующих и прилюдно высмеивают его собственную жизнь? Ведь это же его семья, хоть он, по его словам, от нее и отдалился. Было ясно, что эти люди не только считают его повинным в преступлении, но и готовы приложить все силы к тому, чтобы засадить его за решетку или вовсе отправить на виселицу. Что, черт возьми, он здесь делает? Повернувшись, Лили поймала на себе пристальный взгляд герцога и вспомнила, что сегодня вечером должна играть отведенную ей роль. А еще она поняла, что герцог, возможно, не самый опасный человек за столом, поэтому решила приняла участие в беседе, заставив себя не смотреть больше в сторону Аполлона. Что бы он ни замыслил, ей не должно быть до этого никакого дела. Да и как иначе? Ведь он аристократ, а кто она?… Когда спустя несколько часов Лили поднялась наконец по лестнице в комнату, которую делила с Молл, то чувствовала себя как выжатый лимон из-за необходимости выглядеть беззаботной и остроумной. Настроение тоже оставляло желать лучшего. Как хорошо, что можно наконец расслабиться и побыть самой собой наедине с Молл. Она открыла дверь и сразу же поняла, что мечтам ее не суждено сбыться. Молл в комнате не было, а вместо нее на кровати развалился виконт Килбурн. Глава 13 Скелет был небольшой и лежал на горке полуистлевших голубых одежд. Вокруг останков были рассыпаны розовые бусины. Ожерелье из таких бусин украшало шею девушки, которую отвели в лабиринт год назад. Опустившись на колени возле скелета, Ариадна прочитала древнюю молитву, которой ее научила мать, присыпала останки пылью и продолжила путешествие в глубь лабиринта… Лили остановилась как вкопанная на пороге комнаты, а потом непроизвольно сделала шаг назад. Аполлон вскинул голову. Это был долгий день, преисполненный смешанного со скукой беспокойства, и он израсходовал запас терпения. — Если вы уйдете, я последую за вами, и нам придется продолжить дискуссию в коридоре, где нас могут услышать. Лили гневно сдвинула брови, однако вошла в комнату и закрыла за собой дверь. — О чем вы хотите поговорить? — О нас. — Нечего обсуждать. — А мне кажется, есть, — возразил Аполлон. Лили отвела взгляд, на секунду опустила глаза, а потом все же решилась заметить: — Ваш голос стал лучше. Он пожал плечами. — Прошло две недели. На самом деле голос все еще оставался скрипучим и время от времени болело горло, но ему больше не требовалось прилагать усилия, чтобы говорить. — Где Индио? — Я оставила его с Мод. — В театре?