Лили, словно сдаваясь, опустила руки на подушку. — Я слушаю. — Ты готова признать, что там, в парке, мы достигли удивительной гармонии? Лили не могла сосредоточиться, пока он вытаскивал из ее прически очередную шпильку. — Я не знала, кто ты такой. — Я спросил не об этом. Так ты согласна или нет? Лили испустила вздох разочарования. — Да, я готова признать, что мужчина, за которого тебя принимала, мне очень нравится, но… — Ах-ах! — Аполлон потянулся через голову Лили к прикроватному столику и положил шпильки. — Значит, проблема лишь в том, что ты ошибочно полагаешь, будто я совсем не тот человек, каким был две недели назад. Возможно, мне неизвестно, в кого я превратился после Бедлама, но в одном я уверен: никакая одежда не способна изменить душу человека. Я все тот же Калибан, каким ты меня знала. — Вовсе нет! — Лили пришлось раздвинуть ноги, чтобы дать Аполлону больше места, убеждая себя в том, что не должна чувствовать себя так, словно ей очень удобно в таком положении. — Ты так считаешь? — Аполлон погрузил пальцы в волосы Лили и принялся играть с ними, наслаждаясь мягкостью и шелковистостью. — И как же я изменился? Лили пришлось приложить максимум усилий, чтобы держать глаза открытыми. Прикосновения таких сильных и в то же время нежных пальцев к голове после целого дня, проведенного с туго стянутыми волосами, были божественными. — Прежде всего имя. — Но что проку в имени? — еле слышно произнес он, легонько касаясь губами чувствительной кожи возле ее уха. — Ты называла меня Калибаном, но даже если бы твой сын дал мне имя Ромео, разве я не остался бы прежним? Мать назвала меня в честь златокудрого красавца бога, но разве это сделало меня привлекательнее? Каждый день зеркало говорит мне, что ничего подобного не случилось. Что-то в его доводах смущало, и если бы только Лили смогла перевести дыхание, чтобы обрести способность думать, то непременно поняла бы, что именно. — Обманщик, — буркнула Лили первое, что пришло в голову. — Искусительница, — усмехнулся Аполлон и накрыл ее губы своими, неспешно погрузил язык в глубины ее рта, пока не почувствовал ее ответ. Потом, чуть отстранившись, спросил: — Они изменились? Мои поцелуи? Неужели имя повлияло на них? Лили заставила себя поднять отяжелевшие веки и выдохнула в окутавший их влажный жар: — Не могу сказать. Пожалуй, тебе нужно продемонстрировать свои способности еще раз. Аполлон провел языком по ее губам, потом по щеке, нежной, как крылья мотылька. — Хочешь заняться исследованиями? — Почему бы и нет?… — выдохнула Лили. — Желание дамы — закон. Аполлон нежно коснулся губами ее век, потом губ, прежде чем завладеть ими в поцелуе, глубоком, по-хозяйски властном, вырвав из горла Лили стон. Руки его скользнули вверх, пальцы их переплелись. Лили под его напором приоткрыла губы, впуская язык, уступая безумному желанию. Его мускулистая грудь так плотно прижалась к ее груди, что Лили захотелось избавиться от разделявших их слоев, ощутить прикосновение его кожи к своей. Она выгнулась, стараясь прижаться к Аполлону еще сильнее, потереться о него сосками, но плотная ткань корсета не позволила даже прикоснуться к нему. Лили со стоном откинулась на матрас и в тот же момент Аполлон с несносной улыбкой на губах встал на колени. — Ну что? Есть какие-то изменения? Судя по тому, что дыхание его участилось, он прекрасно понимал, что с ней происходит. — Полагаю, что да. — Лили попыталась придать своему голосу оттенок безразличия, но по смешку Аполлона поняла, что не очень-то преуспела в этом. — Я все тот же, чем был в парке, — произнес он в тишине спальни уже без улыбки, совершенно серьезно, даже жестко. — Руки и ноги у меня все те же, легкие так же наполняются воздухом, а вот сердце… — Он мгновение помолчал, потом продолжил: — Мое сердце перестало биться спокойно и размеренно, когда ты рядом, Лили Стамп. Поверь хотя бы в это. Лили смотрела на него и не верила: почти всю свою жизнь у нее не было веры аристократам, этим баловням судьбы, и вот так, сразу, красивыми словами такое невозможно изменить. Аполлон кивнул в ответ на ее молчание, словно умел читать мысли, и скинул, наконец, сюртук. — Ты боялась Калибана? Лили медленно покачала головой, а он также медленно расстегнул пуговицы своего жилета. — Калибан и Аполлон — один и тот же человек. — Нет, — хрипло возразила Лили, — Калибан умер. — Ты действительно в это веришь? — усмехнулся Аполлон. — Я Калибан, и я же Полло, как звали меня друзья и близкие. Просто ты не знала моего имени. Аполлон избавился от жилета. — Начнем с того, что Калибан — персонаж выдуманный. Лили стало грустно, словно того нежного великана, того таинственного немого действительно не было, она себе его придумала, а он рассмеялся, негодяй. — Ты думаешь, я лишь делал вид, будто копаю ямы и рублю деревья? Я Калибан, я же Аполлон, и я же Смит. — Он стянул через голову сорочку, обнажая грудь. — Разве это не то же самое тело, которое ты видела в пруду? И Лили не удержалась: позволила себе то, на что не решилась тогда, — дотронулась до его груди, легонько провела пальцами по плечам, а потом погладила покрывшие грудь жесткие короткие волосы. Аполлон перехватил ее ладонь и положил себе на грудь чуть выше левого соска. — Мое сердце бьется здесь, то же самое сердце, только ритм его изменился, и тебе известно почему. Аполлон убрал руку, а Лили свою оставила, ощущая мощное биение его сердца, потом кончиком пальца обвела его сосок, отчего тот сжался, превратившись в тугую бусину. Лили внезапно захотелось коснуться его языком, но она не решилась и погладила второй сосок. Реакция плоти на ее прикосновения не замедлила себя ждать. Аполлон судорожно втянул носом воздух, голова его была запрокинута, глаза закрыты, а плечи, такие сильные и широкие, вздрагивали от малейших ее прикосновений. Благоговейный трепет охватил все существо Лили при одной только мысли, что ей удалось вывести из равновесия такого крепкого мужчину, что он в буквальном смысле слова дрожал от прикосновения ее пальцев. — Я хочу называть тебя Калибаном, — прошептала Лили. — Можно? Он взглянул на нее из-под полуопущенных век: — Калибан, Аполлон, Смит, Ромео… Какая разница? Имя ничего не значит. Я тот же, каким был, какой есть и буду всегда. Лили кивнула, а он внезапно отстранился, и пока она соображала, в чем дело, быстро избавился от одежды и, полностью обнаженный, широко раскинув руки в стороны, повернулся вокруг своей оси. — Я такой, каким меня сотворил Господь: ни больше, ни меньше, так что принимай меня таким. Он без капли стеснения гордо стоял перед ней, и Лили очень понравилось увиденное: мощный торс, узкая талия, мускулистые бедра. Такие же волосы, как на груди, вились вокруг пупка и спускались полоской вниз, покрывая весь пах, откуда восставала его плоть — впечатляющих размеров, подрагивавшая и дерзкая. Аполлон не был красивым в общепринятом значении этого слова: скорее мужественным, но куда важнее оказалось то, что, сбросив одежду, он избавился от всего, что так не нравилось Лили, и превратился просто в мужчину, того самого, кого она встретила в парке. Она протянула руку: — Кто бы ты ни был, иди ко мне. Аполлон взял ее руку, но, вместо того чтобы лечь в постель, притянул Лили к себе и прошептал: — Я очень хочу сделать тебя такой же, и тогда мы станем равны. С этими словами Аполлон ловко развязал и расстегнул все, что можно, проворно расправляясь с тонкой тканью и тугой шнуровкой, благоговейно снял с нее лиф, юбку, корсет, нижнюю сорочку, туфельки и аккуратно уложил в кресло. Затем он опустился на корточки, чтобы снять чулки, и для удобства поставил ее ногу себе на колено. Это были ее лучшие чулки, хотя на пятке одного все же пришлось заштопать дыру. Аполлон стягивал чулок так осторожно, словно тот был соткан из кружева, на мгновение замер, чтобы поцеловать ее босую ступню с аккуратными пальчиками, потом принялся за вторую ногу. При этом он был так близко, что опущенной головой почти касался ее лона. Лили судорожно сглотнула, заметив, что его строптивые локоны оказались угрожающе близко от покрывавших ее лоно волос, а потом почувствовала, как его пальцы скользнули ей под колено, он наклонился и коснулся этого местечка губами. Рука Лили переместилась с его плеча, на которое опиралась, на голову. Погрузив пальцы в густые волосы, она судорожно цеплялась за них, в то время как Аполлон, совершенно позабыв о чулке, двигался вверх по ее бедру, касался нежной кожи языком, покусывал и посасывал. Ощутив его дыхание на своей увлажнившейся плоти, Лили едва не упала: подкосились ноги. Тогда он подхватил ее за бедра, развернул так, чтобы она могла опереться о кровать, закинул ее ногу себе на плечо и зарылся лицом в ее нежную набухшую плоть. Ошеломленно охнув, Лили забыла, что нужно дышать. Все ее мысли и чувства сконцентрировались в единственном местечке между ног, на которое он нежно надавливал языком, сводя ее с ума. Лили беспомощно ухватилась за его голову и вскрикнула, когда он обхватил губами чувствительный бугорок в невероятно нежной, но при этом безжалостной ласке, а потом принялся посасывать его, поглаживать языком, и это стало последней каплей. Сунув в рот кулак, чтобы не закричать, Лили выгнулась навстречу его губам, нога, лежавшая на его плече, непроизвольно дернулась, а из ее горла вырвался звук, похожий на скулеж. В ее глазах заплясали черные точки, когда по телу прошла волнами судорога, а потом начало разливаться тепло. И все это время Аполлон не отрывался от ее лона: лизал до тех пор, пока она, надавив ему на плечи, не отстранилась, заставив остановиться. Тогда он поднял голову, скользнул вверх по ее телу к пупку и погрузил в него язык. Лишь почувствовав, что она ждет от него большего, Аполлон уложил ее в постель, раздвинул бедра пошире и устроился между ними так, что голова оказалась на уровне ее груди. — Какие хорошенькие, упругие, нежные, — произнес он глухо и обвел языком сосок. Лили всхлипнула от невероятно острого ощущения, а он обхватил сосок губами и принялся сосать — нежно, но неумолимо. Не остался без внимания и второй: им занялись ловкие умелые пальцы. Лили выгибалась, ерзала, стонала от снедавшего ее желания — почти болезненного после только что испытанного наслаждения. Аполлон тоже был возбужден, готов с ней соединиться, но, казалось, не хотел торопиться, давая возможность ей сполна насладиться его ласками. Схватив его за голову и пытаясь поднять, Лили простонала: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!