— Три года, — медленно ответил Джордж и внимательно посмотрел на герцога. — А что случилось? Мысленно выругавшись, Аполлон склонился над тарелкой, а Монтгомери как ни в чем не бывало продолжил: — Странно. У него очень заметное родимое пятно. Я видел человека с похожим на Кипре два года назад. На Кипре? Аполлон быстро взглянул на Джорджа Грейвса: интересно, поверил ли он в столь откровенную чушь? Судя по настороженному взгляду, не поверил. Аполлон вздохнул, и пока гости беззаботно болтали, прошипел на ухо Монтгомери: — Какого черта? — А что такое? — Герцог потянулся еще за очередным гренком. — Просто спросил. — Вы специально предупредили его? — прорычал Аполлон. — И да и нет. — Монтгомери пожал плечами. — Мне скучно. Ничего не происходит. Иногда лучше запустить лису в курятник, чтобы посмотреть, выползет ли оттуда змея. Аполлон гневно взглянул на герцога. — Вы ничего не знаете о цыплятах. — Да? — Монтгомери обаятельно улыбнулся, намазывая гренок маслом. — Если вы так думаете, то, возможно, вам не стоит спрашивать у меня советов относительно домашней птицы? Это был вопрос? Аполлон задумчиво отхлебнул кофе. Стоило ли ему вообще доверять герцогу какую-либо информацию? Он опять посмотрел на кузена, беспечно попивавшего чай. Джордж сказал, что четыре года назад Вэнс еще не служил у его отца, но это вовсе не означало, что он не выполнял его поручения. Ну и, конечно, Джордж мог попросту солгать. Возможно, отец и сын действовали сообща. В конце концов, Джорджу тоже было выгодно, чтобы Аполлона повесили. Аполлон покачал головой, прожевав кусок вареного яйца. Если бы только у него были серьезные улики против Грейвса… Решение пришло внезапно: необходимо предпринять еще одну попытку проникнуть в кабинет дяди, причем сегодня же вечером. Когда Лили вернулась в свою спальню, Аполлон уже ждал. Его наглость должна была бы разозлить, но Лили, напротив, была счастлива… почти. Грусть вызывали сомнения, что их отношения продлятся после этой частной вечеринки в доме Грейвса. Аполлон найдет убийцу, справедливость будет наконец восстановлена, и он вернется к привычной жизни. Вне всякого сомнения, Аполлон обладал спокойной решимостью, привык всегда получать желаемое. Он граф по праву рождения. Ей, безродной актрисульке, в его жизни места нет. Пребывание в этом доме подходило к концу, а вместе с этим и их отношения. — О чем задумалась? — спросил Аполлон, лежавший на кровати в сорочке и бриджах, протягивая Лили руку. Лили покорно подошла к нему. Какой смысл выяснять что-то, когда у них почти не осталось времени? Развернув Лили к себе спиной, Аполлон обнял ее и принялся освобождать от шпилек. — Я уже говорил, что у тебя восхитительные волосы? — Да обычные, каштановые, — пробормотала Лили. — Нет, не так: они восхитительно каштановые, — возразил Аполлон и поднес к лицу шелковистую прядь. — А какой аромат!.. Лили счастливо рассмеялась, а он, рассыпая ее волосы по плечам, проговорил: — Я наблюдал за тобой сегодня. — В перерывах между прогулками по саду с мисс Ройл? — поддразнила Лили. — Да. Я бы предпочел, чтобы на ее месте была ты, но вряд ли это благоразумно, да и небезопасно. Лили замерла. — Что ты имеешь в виду? — Сегодня дядя намекнул, что я похож на его отца, а потом Монтгомери сказал моему кузену то, чего говорить не следовало. Лили развернулась к нему лицом, явно озадаченная. — Они что, поняли, кто ты на самом деле? — Возможно. — Аполлон пожал плечами. — А может, нет. Остается надеяться, что дальше подозрений не пойдет. Что же до моего кузена… Не знаю. — Будь осторожен! — предупредила Лили, положив руку ему на грудь. — Твой дядя пойдет на все, чтобы тебе не достался титул. — Я смогу о себе позаботиться, — успокоил ее Аполлон, снисходительно улыбнувшись. — У него наверняка есть оружие, — взволнованно прошептала Лили. Улыбка исчезла с его лица. Поцеловал Лили в лоб, он попросил: — А теперь расскажи, почему тебя беспокоит Росс. Он так неожиданно сменил тему, что Лили заморгала, соображая, что сказать. — Ничего такого. Я… Аполлон успокаивающе провел ладонью по ее голове. — Пожалуйста, расскажи. Я смогу тебя защитить. Лили пребывала в сомнении. Скоро они расстанутся и, возможно, никогда больше не увидятся. Должна ли она откровенничать с ним? И все же в этот момент — в это украденное у судьбы время перед тем, что могло произойти дальше, — они были близки. Сложись все иначе, она могла бы выйти за этого мужчину замуж, рожать ему детей, ухаживать за его домом, спать каждую ночь с ним в одной постели до тех пор, пока волосы не посеребрит седина. Возможно, сейчас, в этот момент между прошлым и будущим ей действительно стоило рассказать ему правду. Доверчиво положив голову ему на грудь, прислушиваясь к ровному мощному биению его сердца, Лили заговорила: — Все детство я провела в гримерках разных театров со своей матерью. Рядом с нами жила девочка по имени Китти. Мы с ней дружили. Ее родители тоже актеры, так что мы росли вместе. У Китти были огненно-рыжие волосы и голубые глаза, и она очаровательно морщила нос, когда смеялась. Став достаточно взрослой, чтобы выступать на сцене, она всегда играла главных героинь. Она была забавной, доброй, и я очень ее любила. Я помню, Китти обожала кексы с тмином. Мод частенько пекла такие специально для нас, и мы устраивали чаепития за кулисами, пока наши родители выступали. Пока она говорила, Аполлон нежно гладил ее по волосам, но не произносил ни слова. И Лили задумалась, знал ли он, каково это — иметь друга, когда ты так одинок среди множества людей? И насколько крепка такая дружба? — Когда нам обеим исполнилось по семнадцать лет, Китти влюбилась. Это был мужчина не из театра и вообще не из нашего мира, аристократ. — Лили провела пальцем по пуговицам на сорочке Аполлона, предаваясь воспоминаниям. — Красивый, богатый, он — как нам казалось — был от нее без ума. Мы, совсем юные и выросшие за кулисами, мало что знали о жизни. Мне даже в голову не приходило беспокоиться из-за их романа. Я помню, как Мод однажды заметила, что голубую кровь с алой не так-то просто смешать, но мы не обратили внимания на ее слова. Понимаешь, это было так романтично. Бывало, он приходил и стоял у задней двери театра под проливным дождем. Он клялся ей в любви, и мы ему верили. Да и как можно было не поверить? Разве это не любовь, когда мужчина стоит под дождем, осыпает девушку цветами и драгоценностями? Аполлон обнял Лили и прижал к груди, как маленького ребенка. — Однажды… — Лили сглотнула, чтобы придать своего голосу твердости, — я заметила на ее щеке зеленоватый синяк и сочла это довольно странным: удариться этим местом невозможно. Но Китти сказала, что налетела на дверной косяк в темноте, и я ей поверила, поверила безоговорочно, даже не усомнившись. Лили чуть повысила голос, и Аполлон, откинув волосы с ее лица, прижался губами к ее виску. — После года ухаживаний он сделал ей предложение, а потом действительно женился: да, на простой актрисе, несмотря на недовольство семьи и разницу в происхождении. Аполлон пошевелился, словно хотел что-то сказать, но Лили продолжала, не дав ему такой возможности: — После этого я не видела ее почти год, только получала письма, в которых она рассказывала, как счастлива. Я ужасно по ней скучала, но вместе с тем была очень рада, что Китти нашла настоящую любовь. Через несколько месяцев она неожиданно навестила меня: вошла, прихрамывая, но я не заподозрила ничего дурного, тем более что она сказала, будто упала на улице и подвернула ногу. Потом она заходила еще, и каждый раз что-то было не так. Однажды, года через полтора после ее замужества, мы встретились в кондитерской. У нее под глазом был огромный синяк, хоть она и постаралась его замазать гримом… Аполлон поцеловал Лили в висок и шепотом спросил: — Он что, ее бил? — Да. Я, конечно же, умоляла ее уйти от этого человека. У нее было много друзей в театре. Я убеждала Китти, чтобы мы сможем ее спрятать, если понадобится, и найдем для нее работу. — Она согласилась? — Нет, напротив: и слышать не хотела, чтобы уйти от мужа. Просто безумие, что, несмотря на столь чудовищные отношения, она его любила. Китти считала, что он сделал ей великое одолжение, женившись вопреки воле семьи, и терпеть его ужасный характер — цена, которую она должна платить за свое счастье. Рука Аполлона замерла на ее волосах, когда он спокойно, но твердо проговорил: — Мужчина не должен бить женщину — никакую, вне зависимости от происхождения или социального статуса, — этому нет оправдания, даже если он клянется в любви. Лили некоторое время молчала, просто наслаждаясь нежной силой Аполлона, а потом, глубоко вздохнув, продолжила рассказ: — Когда я увидела ее в следующий раз, она ждала ребенка и была так счастлива, что я начала думать, что ошибалась, что ее муж наконец осознал, насколько наша Китти хорошая и милая. Во всяком случае, она мне сказала, что он поклялся никогда больше не причинять ей боль. И я хотела — очень хотела — ей поверить. Аполлон заметно напрягся, когда Лили заговорила о беременности Китти, и с его губ сорвался полувздох-полувозглас, который он не сумел сдержать. — Я была такой наивной, — прошептала Лили.