— А зачем спать с ней, если ты не собираешься ей позвонить? — Гулька, я никому ничего не обещаю. Она не оговаривала дальнейшие отношения, прежде чем распластаться на моем диване. Я брезгливо посмотрела на столь небезызвестный предмет мебели. — Трэвис, она же чья-то дочь. Что, если в будущем с твоей дочерью станут так обращаться? — Скажем так, моей дочери лучше не расставлять ноги перед первым встречным кобелем. Я скрестила руки, злясь, что он прав. — Значит, себя ты признаешь кобелем. А раз она переспала с тобой, то заслуживает подобного обращения — чтобы ее вышвырнули, как бродячую кошку. — Я лишь говорю, что был с ней честен. Она уже взрослая, все случилось по взаимному согласию… Если тебе интересно, то она проявила изрядную настойчивость. Ты ведешь себя так, словно я совершил преступление. — Трэвис, мне показалось, что она не слишком трезво осознавала твои намерения. — Женщины любят придумывать всяческие объяснения своим поступкам. Она не сказала мне в лоб, что ожидает продолжения отношений, как и я не сказал, что мне нужен секс без всяких обязательств. Чем это отличается? — Ты просто свинья! — Меня еще и не так обзывали. — Трэвис пожал плечами. Я взглянула на диван, где беспорядочно валялись смятые подушки, и поморщилась при мысли о том, сколько девушек отдались Трэвису на этой самой обивке. К тому же колючей. — Пожалуй, я посплю в кресле, — проворчала я. — Это еще почему? Я сверкнула на Трэвиса глазами, видя его озадаченное лицо. — На этом я спать не буду! Один бог знает, что я там подцеплю. Трэвис поднял с пола мой чемодан. — Ни на диване, ни в кресле ты спать не будешь. Ты спишь в моей кровати. — Уверена, там еще большая антисанитария, чем на диване. — В моей кровати, кроме меня, никого никогда не было. — Не смеши меня, — закатила я глаза. — Серьезно. Я трахаю их на диване, а в свою комнату никого не пускаю. — Так почему же мне позволено спать на твоей кровати? В уголке его рта заплясала озорная улыбка. — Ты планируешь ночью заняться со мной сексом? — Нет! — Вот поэтому. А теперь поднимай свою ворчливую задницу и иди под горячий душ. Потом мы немного позанимаемся биологией. Я сердито глянула на Трэвиса, но все-таки сделала так, как он велел. Казалось, я стояла под горячей водой целую вечность, пытаясь смыть раздражение. Намыливая голову шампунем, я думала о том, как здорово снова принять душ в нормальной ванной, а не в общаге — никаких шлепанцев и косметичек, только расслабляющее сочетание воды и пара. Открылась дверь, я вздрогнула. — Мерик? — Нет, это я, — сказал Трэвис. Я инстинктивно прикрыла руками те участки тела, которые не намеревалась ему показывать. — Ты что здесь делаешь? Убирайся! — Ты забыла полотенце, а еще я принес одежду, зубную щетку и какой-то подозрительный крем для лица, который нашел в твоей сумке. — Ты рылся в моих вещах? — взвизгнула я. Трэвис не ответил. Вместо этого я услышала, как из крана полилась вода, и парень стал чистить зубы. Я выглянула из-за шторки, прижимая ее к груди. — Трэвис, убирайся! Он поднял голову, на его губах осталась пена от зубной пасты. — Я не могу лечь спать, не почистив зубы. — Если подойдешь к этой шторке ближе чем на два фута, то во сне я выколю тебе глаза. — Гулька, я не стану подглядывать, — усмехнулся он. Я выжидающе стояла под душем, крепко прижав руки к груди. Трэвис сплюнул, сполоснул рот и снова сплюнул. Дверь закрылась. Я смыла пену, наспех вытерлась, надела футболку и шортики, водрузила очки на нос и расчесала волосы. Мой взгляд зацепился за увлажняющий ночной крем, который принес Трэвис, и я невольно улыбнулась. Когда он хотел, то мог быть заботливым и чуть ли не милым. Трэвис снова открыл дверь. — Скорее, Гулька, я уже состарился! Когда я кинула в него расческу, он пригнулся и закрыл дверь, а потом хихикал весь путь до спальни. Я почистила зубы и поплелась по коридору, проходя мимо комнаты Шепли. — Спокойной ночи, Эбби, — раздался из темноты голос Америки. — Спокойной ночи, Мерик. Я замешкалась, а потом тихонько постучала в дверь Трэвиса. — Заходи, Гулька. Тебе не обязательно стучаться. Он распахнул дверь, и я зашла внутрь, глядя на кровать с черными коваными прутьями. Стояла она параллельно окнам в дальней стороне комнаты. Стены пустовали, за исключением одинокого сомбреро, висевшего над изголовьем. Я ожидала увидеть здесь плакаты с полуобнаженными девицами, но не нашла даже рекламы пива. Черное покрывало, серый ковер, все остальное — белое. Трэвис словно переехал сюда совсем недавно. — Прикольная пижамка, — сказал Трэвис, осматривая желто-синие клетчатые шортики и серую майку «Истерна», потом сел на кровать и похлопал по подушке рядом с собой. — Иди сюда. Я не кусаюсь. — Я вовсе тебя не боюсь, — сказала я, подходя к кровати и бросая на покрывало учебник по биологии. — У тебя есть ручка? Трэвис кивнул на тумбочку. — В верхнем ящике. Я растянулась на кровати, выдвинула ящик и обнаружила там три ручки, карандаш, тюбик со смазкой «K-Y jelly» и прозрачную стеклянную вазу, наполненную до отвала презервативами разных марок. С отвращением я извлекла оттуда ручку и задвинула ящик. — Что такое? — спросил Трэвис, переворачивая страницу учебника. — Ты ограбил медицинский центр? — Нет. Почему? Я сняла с ручки колпачок, не в силах скрыть своего отвращения. — У тебя там пожизненный запас презервативов. — Береженого бог бережет, так ведь? Я закатила глаза. Скривившись в ухмылке, Трэвис перевел взгляд на учебник, потом стал зачитывать мне конспект, подчеркивая самые важные моменты, задавая вопросы и терпеливо объясняя то, что мне не давалось. Через час я сняла очки и потерла глаза. — Сдаюсь. Я больше не могу запомнить ни одной макромолекулы. Трэвис улыбнулся и захлопнул учебник. — Хорошо. Я замолчала, не совсем понимая, где кто спит. Трэвис вышел из комнаты, что-то пробормотал, проходя мимо спальни Шепли, а потом включил душ. Я натянула одеяло до шеи и стала слушать жалобные стоны воды в трубах. Через десять минут в душе стихло, заскрипели полы. Трэвис прошагал в комнату с полотенцем вокруг бедер. По обе стороны груди красовались татуировки, картинки в стиле «трайбл» покрывали накаченные предплечья. На правой руке черные линии и символы протянулись от плеча до запястья, на левой рисунок заканчивался у локтя одной-единственной надписью по внутренней стороне. Я намеренно отвернулась, когда Трэвис встал перед комодом, сбросил полотенце и натянул боксерские трусы.