– Ты никого не рассердила. Не сомневайся. Йеннифер ему тепло улыбнулась и ушла. Билли остался немного озадаченным. Что с ним произошло? Чем он занимается? Злится на то, что Йеннифер сначала не проинформировала его. Это означает, что он в каком-то смысле ощущает угрозу. А это, в свою очередь, означает, что болтовня Ваньи о том, кто является лучшим полицейским, засела глубже, чем он полагал. Он думал, что покончил с этим. Они же все выяснили. Он вернулся к тому, в чем ему нет равных, понял, что они делают в команде разные, но одинаково важные вещи. Так он, во всяком случае, полагал. Но тут возникла эта ситуация с Йеннифер. И к тому же он не подал документы в ФБР. Маленькие сигналы. Неужели он сомневается в своих способностях? Или начинает превращаться в этакого озлобленного полицейского, который не поднимается по служебной лестнице и считает, что все и вся ему противодействуют? Этого допускать нельзя. Ни того, ни другого. Он слишком молод и, по правде говоря, чересчур сильно любит свою работу. Тогда лучше начать все сначала. Покинуть Госкомиссию и устроиться куда-нибудь в другое место. Вальдемар Литнер перекатился на правый бок и посмотрел на стоящие на ночном столике часы. Пора отправляться обратно на работу. Он приехал домой на ланч. Поел на кухне немного йогурта с хлопьями, а потом пошел и прилег. В последнее время он ощущал усталость, толком не зная, почему. Спал он столько же и так же хорошо, как обычно, но никогда не чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Симптом того, что ты на пути к полному изнеможению и нервному срыву, как он слышал, но это казалось неправдоподобным. Работал он сейчас не больше, чем раньше, скорее, наоборот, и не ощущал стресса или преследования. Но сил стало немного меньше, и еще эта ноющая боль внизу спины. Может, он потянул спину? Однако на травму мышцы это было не похоже. Покинув спальню, Вальдемар прошелся по пустой, тихой квартире. Через несколько месяцев в ней станет еще тише и пустыннее. Ванья переедет в США. Она уже много лет не жила вместе с ним и Анной, но регулярно их навещала. Каждый четверг они вместе ужинали, но часто случалось, что она просто заглядывала на огонек, смотрела с ними телевизор, пила кофе, ужинала. Если она оказывалась поблизости, то могла позвонить ему в офис и пригласить его вместе пообедать. Теперь все это прекратится. Она долго будет очень далеко, и Вальдемар лишится того, что ценит превыше всего в жизни: близких отношений с дочерью. Ему, естественно, хотелось, чтобы она поехала. Он безумно гордился ею, всегда. Но когда ее выбрали и она начала работать в Госкомиссии по расследованию убийств, он испытывал исключительно радость и гордость, теперь же к этим чувствам примешивалась печаль. Стоило ему представить себе, что дочь будет так далеко, как грудь сжимало от тоски, хотя оставалось еще несколько месяцев до расставания. Он останется не один. Не будет испытывать недостатка в любви и близости. Им с Анной хорошо вместе, они по-прежнему любят друг друга, и когда он порой задумывается о своем будущем, – как оно будет выглядеть, что он станет делать, – в его мыслях Анна всегда была рядом с ним. Но с Ваньей у него особые отношения, такие близкие. И всегда были. Когда она была маленькой, он проявлял больше терпения, чем Анна. Любил играть с ней и в прятки, и в настольные игры, всегда соглашался на ее условия, и Анна была благодарна, что может оставаться в стороне. Когда кто-то из коллег или приятелей жаловался на своих дочерей-подростков и рассказывал о ссорах и вспышках ярости, говорил, что живет как будто с инопланетянином, Вальдемар никогда не находил сходства со своей семьей. Он всегда мог поговорить с дочерью. Обсудить и приять общее решение. Возможно, потому что она всегда была очень зрелой для своего возраста, но ему хотелось думать, что еще и поскольку они оба очень дорожили связывавшими их узами и не хотели или не решались испытывать их на прочность. Анне приходилось с Ваньей в подростковый период гораздо труднее, и поэтому она многие решения и установки перекладывала на него. Вообще, у Анны были значительно более сложные отношения с Ваньей, чем у него. Никаких открытых войн, никаких жестоких слов, но у них просто-напросто не было той близости. Ванья всегда была папиной дочкой. И теперь она от него уедет. Когда она рассказала о своих планах, его первой мыслью было, что ее нельзя отпускать. Он собирался запретить ей. Каким-то образом удержать ее. Впервые в жизни, насколько ему помнилось, он сознательно солгал ей. Сказал, что идея хорошая. В последующие недели ему приходилось бороться, чтобы на самом деле не желать ей потерпеть неудачу. Уговаривать себя, что ей этого действительно хочется. Поездка сделает ее счастливой, и тем самым его тоже. Теперь он всем сердцем желал, чтобы у нее все получилось, но иногда на него накатывала тоска. Уже сейчас, еще до ее отъезда. Каково же ему придется, когда она действительно переедет? Отогнав мрачные мысли, он вернулся на кухню, выпил стакан воды и снова бросил взгляд на часы. Надо ехать. Он поставил стакан в посудомоечную машину и вышел в прихожую, зазвонил мобильный телефон. Анника, его секретарша. Он ответил и услышал длинную, быструю тираду. Вальдемар уловил не все из сказанного Анникой, – она явно сильно волновалась – и понадеялся, что неверно ее понял. Ему пришлось сделать над собой небольшое усилие, чтобы голос не дрожал, когда он просил ее успокоиться и повторить снова. Анника набрала побольше воздуха, и вскоре он, к сожалению, убедился, что в первый раз все понял правильно. К ним прибыла полиция, они требуют материалы за несколько лет, и ему, вероятно, следует вернуться. Вальдемар быстро закончил разговор, сказав, что уже едет, и положил трубку. Он застыл в прихожей, пытаясь разобраться в мыслях. Он ведь тогда выпутался. Он пошел кратчайшим путем. Предварительное следствие закрыли. Недостаток доказательств. Это было ради семьи. Разумеется, ошибочно. Просто, но ошибочно. Он перевернул эту страницу, все забыл, вытеснил воспоминания. Полиция у него в офисе. Едва ли речь идет о чем-то другом. Почему сейчас? Почему снова? Простой способ дать семье то, чего он иначе дать бы не смог. Они бы не пришли, если бы не думали, что на этот раз сумеют его поймать. Что произошло? Он не преступник, просто предложение выглядело так заманчиво. Так просто. Кратчайший путь. Надежный кратчайший путь. Что же теперь делать? Тишину нарушил новый звонок. От его звука Вальдемар вздрогнул. Дверной звонок. Кто ищет здесь кого-то в такое время? Никого ведь не должно быть дома. Он открыл, а его мысли по-прежнему находились совсем в другом месте, но вскоре они объединились с визитом воедино. Он узнал ее. Ингрид Эрикссон из Управления по борьбе с экономическими преступлениями. Она улыбалась. После утреннего совещания у всех появились дела. Билли поручили попытаться выяснить, где и когда Патриция Велтон въехала в страну. Все знали, что это задание в лучшем случае потребует много времени, а в худшем – окажется невыполнимым. Если Патриция Велтон, кем бы она ни была, приехала на поезде или на машине, им ее никогда не найти, но предпринять попытку было необходимо. Билли попросил Йеннифер помочь ему. Она с радостью согласилась. Он подчеркнул, что она не обязана сообщать ему о том, что, возможно, найдет, и еще раз попросил прощения за предыдущий разговор. Она просто отмахнулась. Все нормально. Они уселись друг напротив друга в пустом ресторане, вооруженные каждый своим телефоном и компьютером, и начали с начала. Что им известно? Немногое. Пожалуй, только то, что Патриция Велтон утром 30 октября 2003 года взяла напрокат машину в Эстерсунде. Они довольно быстро узнали, что прямых рейсов в аэропорт Эстерсунда в интересующее их время не было, за исключением чартеров, но те летали очень редко. Утром 30 октября ни один самолет не приземлялся. Ближайший по времени рейс прибыл из Амстердама утром 26-го. Билли и Йеннифер прикинули, не могла ли Патриция провести четыре дня в Эстерсунде, но почти сразу отбросили эту гипотезу. Тогда оставались внутренние рейсы и поезда. Они решили, что надо искать в Швеции и начали с двух крупнейших аэропортов. Йеннифер взяла Арланду в Стокгольме, а Билли – Ландветтер в Гётеборге. Перед тем как взяться за дело, они принесли из кухни термос с кофе и отыскали в одном из шкафов пачку печенья «Балерина». На листе возле барной стойки они записали все, что взяли. Такие правила Матс и Клара ввели в первый вечер. «Берите, что хотите и когда хотите, но записывайте». Вернувшись в ресторан, они налили себе по чашке кофе и посмотрели друг на друга через стол. Билли слегка вздохнул. – Ладно, поехали. Они чокнулись чашками и принялись обзванивать авиакомпании, которые совершали перевозки в Стокгольм и в Гётеборг с 23 по 30 октября, чтобы постараться получить у них списки пассажиров. Мало того что им придется продираться через бюрократические препоны, даже если они получат сведения, о которых просят, речь идет о тысячах имен, и кроме того, велик риск, что нужная им информация не сохранилась. – Какой сизифов труд, – сказала Йеннифер, улыбаясь Билли через открытый ноутбук. – Да, действительно, – ответил Билли и тоже улыбнулся ей. Он толком не знал, кого или что представляет собой Сизиф, вроде что-то из греческой мифологии, но спрашивать он не собирался. Торкель решил проверить, не сможет ли кто-нибудь в США помочь ему установить личность Патриции Велтон. Водительские права, которыми она пользовалась, выглядели как настоящие, насколько Торкель смог оценить по копии из фирмы проката машин. Хорошая подделка. В лучшем случае настолько хорошая, что она пользовалась этим именем и раньше, а тогда американские органы власти, возможно, сумеют помочь ему с ее настоящей идентичностью. При условии, что она американка. Разумеется, существовала вероятность, что она приехала из какой-то другой страны, но пользовалась американской идентичностью. Однако с чего-то начинать было надо. Было маловероятно, что Торкелю самому удастся найти нужного человека в США и получить сведения прямо оттуда. Он позвонил в ИПО – отдел Государственной уголовной полиции, занимающийся международным сотрудничеством. Ему ответил Бёрье Дальберг. Торкель его хорошо знал, и после нескольких быстрых фраз о работе и жизни, что в случае Торкеля, как ни грустно, означало то же самое, Бёрье сказал, что посмотрит, что можно сделать по поводу Патриции Велтон, и пообещал перезвонить. Торкель поблагодарил и положил трубку. В данный момент намного больше он сделать не мог. Он вышел из своей комнаты в коридор. Прошел мимо номера Урсулы, но не остановился. Он знал, что там пусто. Урсула опять поехала к могиле. Накануне вечером там начали процеживать выкопанную землю. Сегодня утром эта работа продолжилась, и Урсула хотела присутствовать. Перед звонком в ИПО Торкель просил разрешения раскопать на горе больший участок, чтобы попытаться отыскать вещи голландцев. Он приготовился к жесткому сопротивлению и собирался прибегнуть к властному тону, но ему на удивление легко удалось договориться, что туда снова направят экскаватор. Разумеется, Урсуле он преподнесет эту историю по-другому. Она услышит рассказ об орде цепляющихся за параграфы муниципальных чиновников, упорствующих друзей природы и журналистов с заточенными перьями, с которой Торкель без устали сражался ради расследования, но и ради нее тоже. Он зашел в ресторан и увидел Йеннифер и Билли, сидящих друг напротив друга. Оба говорили по телефону, причем оба по-английски. Торкель подошел к барной стойке, взял пустую кружку, добрел до их стола, налил себе кофе и стал ждать, пока один из них закончит разговаривать, чтобы они могли сказать ему, какая им требуется помощь. После совещания Ванья решила заняться сгоревшей машиной. Они уже получили все, что можно, от фирмы проката машин в Эресунде, и полицейское расследование аварии было проведено хорошо. «Необычно хорошо проведено, сказала бы Урсула», – подумала Ванья с улыбкой. Но Ванья несколько больше доверяла местной полиции, чем ее коллега. Что, по правде говоря, значило не слишком много. Любой, кто не считал местных полицейских дилетантами с навыками среднего шестилетки, питали к ним больше доверия, чем Урсула. Ванья решила съездить в Оре. Отчет отчетом, но всегда можно узнать больше. Особенно если те, кто работал в 2003 году, по-прежнему на месте. Она взяла с собой полученную от Йеннифер копию отчета, надела верхнюю одежду и направилась к выходу. – Ты куда? Ванья развернулась и увидела Себастиана, устроившегося в одном из кресел справа от входа. В руке он держал старый номер дамского журнала, и когда он опускал ее, Ванья заметила наполовину решенный кроссворд. Ей показалось, что Себастиан физически излучает тоску. – В Оре, – ответила она. – Зачем? – Хочу посмотреть, нет ли чего-нибудь еще об этой аварии. – Можно я поеду с тобой? Надежда в голосе. Ванья отметила, что он спрашивает разрешения. «Я еду с тобой» было бы больше в стиле Себастиана, но после дела Хинде и всего, что там произошло, он немного переменился. Помягчел, как ей казалось. Меньше стремления к конфронтации. По крайней мере, по отношению к ней. Она ничего не имела против. И против того, чтобы он поехал с ней в Оре, тоже. – Тебе скучно? – спросила она, кивнув на потрепанный журнал. – Нет, я могу хоть целый день думать о египетском боге солнца из двух букв, но мне бы хотелось немного проветриться. Ванья кивнула. – Тогда поторопись. – Буду готов через две минуты, – сказал Себастиан, и ей показалось, что она увидела легкую благодарную улыбку, когда он встал и скрылся в направлении своего номера. На самом деле ему было не просто скучно. Он ощущал во всем теле перевозбуждение и беспокойство, от которых знал только одно средство. Но переспать здесь было не с кем. Он наскоро примерился к Кларе, но ему никогда не удавалось увидеть ее на расстоянии более двух шагов от мужа с козлиной бородкой, и ее окружала аура активного отдыха и деревенского пристрастия к одежде по погоде, что он, по правде говоря, находил довольно расхолаживающим. Маленькая поездка с Ваньей, возможно, смягчит самую страшную скуку. У него здесь все равно нет какого-нибудь путного занятия. Шесть скелетов и автомобильная авария. Его знания тут применить не к чему. Так что же ему делать? Несмотря на то что дождь прекратился и настала по-настоящему хорошая осенняя погода, выходить на улицу не хотелось. Он уже прогулялся полчаса вдоль реки, обозрел местность, и хватит. Прелести природных впечатлений он толком не понимал никогда. Бескрайние пустынные пространства были, по мнению Себастиана, основательно переоценены. Почему видеть на несколько километров вперед интереснее, чем на пару сотен метров? Конечно, водопады величественны, а горы бывают грозными, но ему это ничего не давало. Ничего не говорило. За годы жизни в США он успел поездить. Видел Гранд Каньон, Скалистые горы, Ниагарский водопад. Слышал, как люди ахали и охали, говорили, что величие природы напоминает человеку о его ничтожности. Будто это что-то хорошее. Идиоты. Он снял куртку с крючка у двери и вернулся к входу. Обратно к Ванье. Бо́льшую часть пути они молчали, но Себастиана это не смущало. Молчание бывает разным. Это казалось хорошим. Не враждебным отторжением, не холодной отчужденностью, а естественным молчанием двух людей, которым не требуется заполнять болтовней каждую секунду. Время от времени они комментировали увиденное, чаще всего Ванья, и чаще всего речь шла об окружающей природе. Она рассказала, что ей бы хотелось когда-нибудь отправиться в горный поход. Пройти по Королевской туристской тропе, весь маршрут, от поселения Абиску до горнолыжного центра Хемаван. Не торопиться. Рюкзак, палатка, спрей от комаров. Прочувствовать все. Но если она переедет в США, то это, вероятно, получится не так скоро. Себастиан не клюнул на наживку. Ему не хотелось говорить о том, что она уезжает. Он хотел понаслаждаться моментом, когда они вместе мчатся по горному краю, и им приятно в компании друг друга. Кроме того, он уже решил: она не уедет. Он по-прежнему не знал, что предпринять, чтобы удержать ее, идея уже пребывала в зачаточном состоянии, но еще не успела оформиться. – Королевская тропа ведь никуда не денется, – сказал он только и посмотрел в окно, опасаясь как-нибудь выдать свои мысли. Ванья все-таки полицейский, обладающий почти невероятной способностью определять по голосу, что люди лгут или что-то скрывают. – Ты катаешься на лыжах? – спросила Ванья, когда они уже приближались к Оре и с левой стороны показались широкие слаломные трассы и стальные тросы подъемников. – Нет, а ты? – Нечасто и не особенно хорошо, но как-то съехать могу. – Тебя научил отец?