Он уселся за стол, открыл ноутбук и уставился в экран, пытаясь структурировать мысли. Что ему известно? Откуда следует начать? Сначала. Все женщины из списка Хинде вступали с Себастианом в сексуальные отношения. Значит, Себастиан и мать Ваньи занимались сексом. Когда? В Вестеросе Себастиан передал Билли конверт с адресом, где когда-то жила Анна Эрикссон. Васалоппсвэген, 17 в городке Хэгерстен. Это все, что имелось у Билли для начала. Письмо вернулось обратно к отправителю, а отправителем была Эстер Бергман. Себастиан приезжал в Вестерос, чтобы освободить и продать родительский дом. Его мать умерла. Когда письмо было отправлено? В конце семидесятых. В декабре 1979-го, насколько помнилось Билли. Возможно, так и есть. Анна Эрикссон писала, поскольку состояла в связи с сыном Эстер. Если они с тех пор не общались, то Себастиан не знал, что Анна – мать Ваньи, и поэтому не спросил адрес у нее. Билли вздохнул. Рассуждение не принесло никаких ответов, только больше вопросов. Почему Себастиан захотел возобновить контакт? Насколько Билли понял, Себастиан не нуждался в телефонах бывших подружек для решения подобных задач. Если Билли уловил достаточно сплетен, то дело обстояло строго наоборот. Себастиан любой ценой избегал повторов. Тогда почему ему захотелось более чем через тридцать лет вновь поговорить с Анной Эрикссон? Почему мать Себастиана писала ей письма? Билли видел только конверт, а содержимое нет. Но у матери Себастиана вообще-то не имелось никакой причины общаться с одной из бывших подружек сына, если только они не были очень близки. Впрочем, трудно было представить себе, что Себастиан познакомил свою подружку с родителями и та к тому же с ними сблизилась. Себастиан очень ясно дал понять, что плохо относился к родителям и в девятнадцать лет порвал с ними все контакты. А это было позже. Значит, письмо Эстер могло быть ответным. Тогда получается, что Анна послала письмо матери Себастиана первой. Но почему? Почему она не написала прямо Себастиану? Билли быстро набрал фамилию Себастиана в Гугле и открыл первую ссылку. Википедия. Якоб Себастиан Бергман. Родился в 1958 году. Краткая историческая справка, а затем раскладка по времени. Ноябрь 1979 года – Университет Северной Каролины на стипендии Фулбрайта. Вернулся обратно в Швецию в 1983-м. Билли откинулся на спинку стула. Проверил свою цепочку косвенных доказательств, чтобы найти слабые места. Не нашел. Себастиан спал с Анной Эрикссон в 1979 году (или раньше). В 1979 году Анна пытается связаться с Себастианом, но тот переехал в США. Она пишет его матери. Эстер отвечает, но письмо возвращается обратно. Она сохраняет письмо, и Себастиан его находит. Содержание письма заставляет Себастиана искать Анну Эрикссон. Почему? Что было написано в письме? Вероятно, нечто важное, поскольку Себастиан посчитал, что ему надо через тридцать лет найти ее. Встретились ли они? Билли не мог припомнить, чтобы Ванья и Себастиан когда-нибудь упоминали, что он знаком с ее матерью. Почему? Что пишет женщина мужчине, с которым у нее была связь? Что она несчастна и хочет вернуть его? Что она счастлива и хочет уязвить его? Стала бы мать Себастиана на такое отвечать? Зачем ей вообще было отвечать? Почему бы просто не переслать письмо Себастиану в США? Ну, конечно, если они не поддерживали отношения, она могла не знать, где он находится. Что она подхватила венерическую болезнь? Что она ждет ребенка? Билли застыл. Уставился на записанные фразы. Что он вообще знает, кроме своих теорий о письме? Что Себастиан предложил себя вместо Ваньи, когда она оказалась в заложницах у Хинде. Что Себастиан отчаянно боролся за то, чтобы вернуться обратно в Госкомиссию. Что Себастиан решил сопровождать Ванью в Стокгольм, когда у той возникли проблемы. Он знал еще кое-что. Ванья родилась в июле 1980 года. В дверь постучали, и Билли вздрогнул. Не успел он ответить, как дверь открылась, и появилась Йеннифер, широко улыбаясь. – Я нашла Патрицию Велтон. Леннарт вошел в зал для игры в бинго на улице Санкт-Эриксгатан. Помещение основательно обновили. Исчезли люминесцентные лампы с потолка и доминировавшие раньше обшарпанные сосновые столы с отметинами от сигарет. Стены были заново покрашены, а на полу лежал красивый узорчатый ковролин, который хорошо сочетался по цвету с современной скругленной мебелью в отсеке, отведенном для кафе. Освещение теперь обеспечивалось множеством светодиодных светильников, которые удачно подчеркивали белые столы и темно-зеленые стены. Помещение больше напоминало современный ресторан или ночной клуб, чем зал для игры в бинго, если, конечно, абстрагироваться от стоящих в центре комнаты длинными рядами игровых автоматов. Освещенные яркие экраны и сосредоточенные игроки в удобных креслах перед ними создавали антураж центра связи или диспетчерского пульта в каких-нибудь научно-фантастических комиксах. Пульта, управляемого очень пожилыми людьми. Хоть помещение и преобразилось, клиенты остались теми же – здесь никакого обновления не произошло. Скорее, они стали еще старше, более сгорбленными, седыми и прокуренными. Леннарт был, наверное, самым молодым. Конкурировать с ним мог только мужчина с гнусавым голосом в пикейной тенниске, который сидел на освещенном подиуме и выкрикивал номера шаров бинго, вылетавших из аппарата рядом с ним. Чувствовать себя самым молодым Леннарту было непривычно. В кафе и ресторанах Стокгольма он все чаще ощущал себя старым по сравнению с другими посетителями, а здесь ситуация была обратной. Здесь он становился все моложе и моложе. У него возникло подозрение, что Анита любит это место именно поэтому. Тут она снова чувствует себя молодой. Леннарт уселся в дальней части комнаты, от улицы его закрывал большой картонный щит, оповещавший о магической способности бинго убивать время, одновременно позволяя зарабатывать большие деньги приятнейшим образом. Он посмотрел на свою карточку бинго и сообразил, что если бы опустил деньги и включил перед собой экран, то смог бы отметить крестиком один из только что выкрикнутых номеров. Номер двадцать четыре. Двойка-четверка. Он даже задумался, не поиграть ли немного, но тут увидел Аниту. Как всегда, в коричневой юбке и слишком толстом вязаном свитере. Чтобы скрыть полноту, предположил он. Каштановые волосы убраны в узел. Лицо тщательно накрашено, но чуть слишком сильно и чуть слишком ярко. Пытается выглядеть стильно, но толком не знает, что для этого надо делать. «Типично для Аниты Лунд, – подумал Леннарт. – Хочет многого, но плохо понимает, как этого достичь». Она работала каким-то ответственным за персонал в Главном управлении полиции, но перессорилась со всеми и вся. Ее несколько раз переводили с должности на должность, и вот теперь ей отвели роль администратора, отвечающего за повышение квалификации. Звучало красиво, но на практике ничего не значило. Она штамповала и регистрировала поступающие заявления и отправляла их к тому, кто действительно принимал решения. Леннарт в некотором смысле понимал, что она озлоблена, жизнь у нее получилась не такой, как она мечтала. Она являла собой образец человека, неустанно отстаивающего свои права. Такие люди выплескивают свое разочарование на всех, у кого жизнь сложилась удачнее. Они считают, что во всем виноват кто-то другой. Видят недостатки во всех системах, но не замечают их у себя. Обычно именно такие люди сливают информацию прессе. В начале своей журналистской карьеры Леннарт думал, что информаторы рассказывают о проблемах из соображений нравственности, чтобы сделать мир лучше. К сожалению, в реальности все было по-другому. У большинства источников мотивы были гораздо более простыми: деньги, пережитые несправедливости и месть. Не слишком красиво, но дело обстояло именно так. Анита увидела его. Когда она села рядом, он улыбнулся. – Привет, Анита. – Привет, Леннарт. – Можно спросить, а в свободное время ты сюда тоже ходишь? Она поставила светло-коричневую сумочку на маленькую приступку перед экраном и посмотрела на него. – Случается. Знаешь, это немного напоминает мою работу. Кто-то кричит. Я ставлю крестик. Кто-то снова кричит, и я ставлю крестик. Единственная разница в том, что здесь периодически можно что-то выиграть. Она принялась разглядывать выключенный экран с карточкой, словно собираясь поиграть. – Да, мне, пожалуй, следовало бы когда-нибудь попробовать, – сказал Леннарт, пытаясь сохранять фамильярный тон. – Что у тебя там такого безумно важного? – перешла она прямо к делу. – Дело о депортации с грифом «Секретно». Исчезли два афганца. Никто не знает, где они, и никого это, похоже, не волнует. – Явно поработала Служба безопасности. Леннарт повернулся к ней. Эта мысль приходила ему в голову, но засекретить расследование могли и другие. – Почему ты думаешь, что это СЭПО? – А кто же еще? Если они афганцы, то значит, мусульмане. Ты же знаешь, что если дело серьезное, то СЭПО всегда вмешивается. Угроза безопасности государства и тому подобное. – Тебе не обязательно объяснять мне, чем занимается СЭПО, – улыбнулся в ответ Леннарт. – Да, но ведь я тебе нужна? – произнесла Анита с внезапной резкостью в голосе. – Тогда изволь, черт побери, слушать, что я говорю. Или мы уже закончили? Она откинулась на спинку кресла, чтобы показать, что власть принадлежит ей. Черт, до чего с ней сложно. – Разумеется, я слушаю, – ответил Леннарт. – Извини, – добавил он на случай, если извиняющийся тон был не достаточно очевиден. Анита снова наклонилась вперед, вроде слегка успокоившись, но Леннарт знал, что она может вспыхнуть в любую минуту. – У тебя есть что-нибудь более конкретное? – спросила она чуть помягче. Леннарт кивнул и протянул ей лист А4, на котором он суммировал то, что ему известно. Она взяла лист и принялась быстро просматривать короткий текст. Леннарт взглянул на мужчину в тенниске. Номер сорок семь. Четверка-семерка.