Правда, дребедень, которой она пичкала себя, ее и пугала – она чувствовала себя еще хуже среди окружавших ее целыми днями стройных, идеальных тел. Поэтому, чтобы не прибавлять в весе, она стала периодически вызывать у себя рвоту. Считала поначалу, что это не слишком опасно. Происходило это не так уже часто и, собственно говоря, являло собой идеальную комбинацию: вкусная еда доставляет удовольствие, попадая внутрь, но очень скоро выходит обратно. Однако потребность росла. Под конец она думала только о еде и о том, как бы от нее быстрее избавиться. Все остальное потеряло всякий смысл. Однажды она прочитала в газете «Дагенс нюхетер» статью о расстройствах пищевого поведения. Там говорилось о булимии. Пробежав глазами остальные статьи из этой серии, она вдруг поняла, что это про нее. Прочла о побочных эффектах. О менструации, которая может стать нерегулярной и прекратиться. О повреждении зубов. Она помчалась в туалет и нервно ощупала передние зубы с внутренней стороны – повреждения, очевидно, возникают там. Языком она не чувствовала ничего необычного, но, с другой стороны, не знала, как это должно ощущаться. Но менструации у нее не было уже три месяца. Она сделала себе несколько бутербродов и прочла статью еще раз, все больше узнавая себя. Все сходилось. Потом она вызвала рвоту и заплакала. Она больна. Мало того что она не вписывается в коллектив. Она еще и больна, и мало кому удавалось справиться с этой болезнью собственными силами. Она доверилась Вальдемару. Пошла к нему в офис. Она по-прежнему не знала, откуда у нее тогда взялись силы, ведь было очень стыдно, но рассказала она об всем отцу. Он взял на следующий день выходной. Они пошли на прогулку. Ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок, но он выудил из нее все. Осторожно. Шаг за шагом. Когда дело касалось чего-то действительно важного, он становился именно тем отцом, какого ей всегда хотелось в нем видеть. Это было замечательно. Двумя неделями позже он перевел ее в другую школу. Дело происходило в конце весеннего семестра, поэтому она начала там учиться с осени. Он устроил все. Две недели летом в оздоровительном центре для девушек с булимией, чтобы снабдить ее необходимыми навыками. Добывал лучших психотерапевтов, меняя их, если они ей не нравились. Он вылечил ее. Своим душевным теплом и честностью. Этот образ никак не вязался у нее с тем человеком, которого она только что видела в тесной блекло-зеленой комнате. Когда ей было семнадцать, она открыла ему болезненную тайну. Это требовало доверия и мужества. Почему он не смог поступить так же в пятьдесят пять? Она тогда отважилась выйти и рассказать правду, а он, когда дошло до дела, предпочел отсидеться в туалете. Ее это ужасно удручало. Это был не обман. Не унижение. А гораздо хуже. Это означало, что ее просто-напросто бросили. Теперь ей придется справляться самостоятельно. По-настоящему. Ощущения защищенности от сознания, что он всегда рядом, когда она действительно в нем нуждается, больше нет. Папа. В таком смысле его никогда больше не будет. Никогда. Ванья встала. Туфли зашлепали по дурно пахнущей жиже. Ей хотелось только прочь отсюда. Все казалось омерзительным. Комната, запах, вкус во рту. Она задумалась, не поехать ли домой к Анне, но это казалось слишком тягостным. Анне потребуются усиленная поддержка и ответы на многочисленные вопросы. Поддержку Ванья оказать была не в силах, дать ответы на вопросы не могла. У Анны много подруг. Женщин, которые значительно ближе ей, чем Ванья. Придется им позаботиться о ней этим вечером, если потребуется. Ванья умылась, хорошенько сполоснула рот. Она вдруг поняла, что США и учеба в ФБР для нее важны. Важнее, чем когда-либо. Теперь это не просто перспективная стажировка. Теперь эта поездка ей необходима. Теперь, когда она осталась одна. Она по-настоящему повзрослеет. Она поедет, как только получит ответ из отдела образования. До начала самой учебы. Просто уедет. Покинет Госкомиссию. Покинет все. Станет самостоятельной. Время пришло. Торкель опять задержался в конференц-зале дольше всех. Это стало входить в привычку. На этот раз он не просто засиделся, он был к тому же раздражен и утомлен. Сперва его напугал разговор с Ваньей, но он выполнил ее просьбу, – позвонил прокурору. Сразу за этим опять позвонил Аксель Вебер. Он связал автомобильную аварию и погибшую женщину с находкой в горах. Интересовался что их объединяет. Даже если бы Торкель знал, он, естественно, ничего бы ему не сказал, но сам факт, что Вебер, казалось, был в курсе всех их действий, его возмущал. Журналист, похоже, не знал, что машина была взята напрокат, кто ее вел или что у Патриции Велтон были фальшивые документы. К счастью, он не знал и о том, что обнаружила Урсула у Улофссона. Выведай он и это тоже, пресса взорвалась бы от домыслов. Торкель попытался дозвониться до Хедвиг Хедман, но безрезультатно. Жалоба канцлеру юстиции или нет, но она должна в дальнейшем следить за тем, чтобы ее персонал держал рот на замке. – Урсула, – едва усевшись, сказал он. – Давайте работать эффективно, день выдался длинным. – Я, как могла, обследовала перед отправкой в криминологическую лабораторию Линчёпинга то, что мы обнаружили у Улофссона, – начала Урсула, открывая свой ноутбук. – Результаты находятся в нашей общей папке, но если вам удобнее, имеется и распечатка. Йеннифер и Торкель наклонились и взяли по экземпляру из лежавшей на столе маленькой пачки листов А4. Билли открыл материал в компьютере. – Как вам известно, наиболее интересной оказалась сумочка. В отдельном кармашке лежали остатки от водительских прав на имя Лиз Макго… что-то там. – Ты там до чего-нибудь докопался? – перебил Торкель, обращаясь к Билли, который оторвал взгляд от компьютера. – И да, и нет. Рассказать сейчас? – Нет, продолжай, – опять обратился к Урсуле Торкель. – В остальном сумочка мало что дала. Она лежала в салоне и больше и сильнее обгорела, чем рюкзаки. То, что не сгорело, полностью или частично расплавилось от жара. Как видите, я смогла идентифицировать только обычные вещи: косметику, щетку для волос, ключи и бумажник. В нем имелись остатки купюр, крон и долларов, несколько шведских монет, части того, что, похоже, было пластиковыми картами, но все они настолько пострадали, что я не смогла из них ничего выудить. Возможно, криминологическая лаборатория сумеет добыть из них больше. – А рюкзаки? – подгонял ее Торкель. – Значит, они лежали в багажнике и относительно не пострадали. Попытка Харальда Улофссона уничтожить их повредила их лишь незначительно, больше снаружи. В них лежала в основном одежда взрослого мужчины, взрослой женщины и двоих детей. Девочки и мальчика. На некоторых предметах дырки от пуль и кровь. На детских тоже. – С тел на горе, – вставила Йеннифер. Урсула кивнула. – Простыни и наволочки, туалетные принадлежности, несколько игрушек и детских книжек. На шведском. Все. – Отпечатки пальцев? – выпалил Билли. Урсула помотала головой. – За такое долгое время жировые компоненты исчезли. – Никаких имен или чего-нибудь, что может их идентифицировать? – спросил Торкель, хотя он, конечно, уже знал бы, если бы Урсула совершила такой прорыв в расследовании. И действительно, она вновь замотала головой. – Я ничего такого найти не смогла. У коллег в лаборатории совершенно другие возможности просвечивать поверхности. Нам остается надеяться на них. – Стоит ли нам объявить об одежде и посмотреть, не узнает ли ее кто-нибудь? – Попытаться можно, но там нет ничего бросающегося в глаза. Одежда, похоже, самая обычная. – На одежде детей тоже нет имен? – поинтересовалась Йеннифер. – Нет. – Ведь одежду детей обычно помечают? Урсула задумалась. Она никогда не писала «Бэлла» ни на единой вещи. Читала призывы написать из школы и детского сада, но никогда к ним не прислушивалась. А Микаэль? Едва ли он писал, она все-таки неоднократно стирала одежду дочери и наверняка обратила бы на это внимание. Или? – А ты посмотрела на этикетках на вороте? Прервав мысли о бывшем муже и дочери, Урсула повернулась к Йеннифер. Она новенькая, уговаривала она себя. Новенькая, амбициозная, хочет, как лучше. Будь с ней добра. – Да, я посмотрела этикетки на вороте, – спокойно ответила она. – Все. Даже на одежде взрослого размера… – Простыни, – перебил преувеличенно вежливый ответ Торкель. Нужно будет посоветовать Йеннифер не ставить под сомнение профессиональные знания Урсулы чересчур открыто. – Простынями ведь обычно не пользуются, путешествуя с палаткой. – Они есть на турбазах, – заметила Йеннифер. – Мы их проверяли, – вставил Билли. – Проверьте еще раз, – распорядился Торкель. – Никаких спальных мешков, никакой палатки, ничего, на чем можно готовить еду. Непохоже, чтобы они путешествовали с палаткой, – заключила Урсула. Торкель вздохнул. Откуда же эти люди прибыли? Где побывали? Что делали на горе? Где они погибли? Кто они такие? Складывалось впечатление, что им сейчас известно столь же мало, как когда они сюда только приехали. Он кивнул сидевшим по другую сторону стола Йеннифер и Билли в надежде, что те смогут что-нибудь добавить. – Получив от Урсулы новые водительские права, мы разделили обязанности, – начал Билли, вставая и подходя к доске. Он принялся перемещать вывешенные там фотографии с места находки, чтобы освободить место для графика хронологии событий. – Йеннифер продолжила заниматься Патрицией Велтон, поскольку обнаружила ее в списках пассажиров, – продолжил он, убирая снимки. – Лучше всего начать с этого. Он взял черный фломастер и приготовился записывать. Йеннифер посмотрела в лежащие перед ней бумаги. – Патриция Велтон вылетела из Франкфурта в Стокгольм днем двадцать девятого октября 2003 года. Приземлилась в Арланде в начале шестого. Мы предполагаем, что она села на Центральном вокзале на ночной поезд, идущий в Эстерсунд. – Как она попала во Франкфурт? – поинтересовался Торкель. – Мы не знаем. Но у нее был забронирован еще один билет. Из Тронхейма в Осло тридцать первого октября. На этот рейс она не явилась. Больше нам о ней ничего не известно. – Молодцы, – похвалил Торкель. – Бёрье Дальберг из ИПО пока не сумел ничего разузнать о Патриции Велтон. Ее нет ни в одном реестре, значит, многое говорит за то, что этим именем она раньше не пользовалась. – Тогда обратимся к Лиз Макго… что-то там, – перехватил инициативу Билли. – Поскольку водительские права обнаружили в машине Велтон, мы подумали, что они как-то связаны, и начали с Франкфурта. И действительно, выяснилось, что туда 28 октября прибыла некая Лиз Макгордон. Торкель выпрямился на стуле. Почувствовал прилив энергии. Это очень хорошие новости. Еще одно лицо в расследовании. Человек, которого они уже проследили до того же города и того же времени, как и одну из подозреваемых. Он посмотрел на записи Билли на доске.