– За день до того, как оттуда уехала Патриция Велтон, – отметил он. – Да… Билли выглядел озадаченным, а вовсе не таким довольным, как следовало бы. – Но тебе, наверное, придется снова позвонить Бёрье, – почти извиняющимся тоном проговорил Билли. – Лиз Макгордон тоже не существует. По крайней мере, этой. – Черт побери! – Торкель опять ссутулился, пытаясь сообразить, что это означает. Две женщины. Две фальшивые идентичности. С подобным ему еще сталкиваться не доводилось. Что же это такое? – Откуда она прибыла? – поинтересовалась Урсула. – Из Вашингтона, – ответила Йеннифер, а Билли продолжил писать на доске: – Самолетом компании Delta Airlines. У нас нет сведений о том, что она куда-то проследовала из Франкфурта, но у нее тоже имелся обратный билет. Из Осло, 1 ноября. – Как же она собиралась добраться туда? – Мы не знаем. Торкель подавил разочарование и усталость, которые на мгновение позволил себе почувствовать. Он встал и принялся расхаживать по комнате. – Значит, Лиз Макгордон отправляется из США во Франкфурт двадцать восьмого. Патриция Велтон вылетает из Франкфурта в Стокгольм двадцать девятого и едет в Эстерсунд, где тридцатого берет напрокат машину. Тридцать первого она собирается улететь из Тронхейма в Осло. А на следующий день у Лиз Макгордон имеется билет из Осло обратно в Вашингтон. Торкель остановился и быстро сверился с написанным Билли на доске. – Патриция Велтон и Лиз Макгордон – один и тот же человек. В комнате воцарилась тишина – все переваривали сказанное Торкелем. – Но Патриция, или Лиз, или как там ее зовут, не попадает в Тронхейм, поскольку ее машина терпит аварию и ее кто-то поджигает, – продолжил он. – В багажнике лежат рюкзаки, которые с большой долей вероятности принадлежали тем четверым, которых откопали на горе. О чем нам это говорит? – Что она их застрелила, – произнесла Йеннифер. – Что она, во всяком случае, замешана в этом деле, – поправила ее Урсула. – Никакого оружия мы в машине не нашли. Это прозвучало как утверждение, но Торкель бросил вопросительный взгляд на Урсулу, которая в ответ снова покачала головой. – Может, его забрал Ворон, – предположил Билли. – Думаю, он бы об этом сказал, – ответила Урсула. – Она могла к тому времени от него уже отделаться, – вставила Йеннифер. – Она, похоже, действовала достаточно профессионально. Торкель, к своей радости, почувствовал, насколько переменилось настроение в комнате. Все сидели, подавшись вперед, в состоянии готовности. Слова казались важными, ответы поступали быстро. Теории опробовались, подкреплялись или отбрасывались. Возможно, Лиз Макгордон не существует, но ее появление тем не менее дало расследованию новую жизнь. Теперь надо ухватиться покрепче и распутывать дальше. – Значит, если исходить из того, что Лиз и Патриция одна и та же женщина, то она прибыла из США, сменила в Европе идентичность, поехала в Йемтланд и застрелила, как мы предполагаем, семью с тем, чтобы потом вернуться обратно в США? Все в течение пяти дней. В этом регионе она провела меньше суток. Эти четверо находились непонятно где. Как же она их нашла? – Она должна была точно знать, где они. – Каким образом? – Может, она была с ними знакома? – предложила Йеннифер. – Они могли быть американцами. – В рюкзаке лежали шведские детские книжки, – заметил Билли. – Но об исчезновении шведов никто не заявлял. Все посмотрели на еще раньше повешенную Билли карту. Район действительно огромный. У Йеннифер возникла идея, и ей пришлось сдерживать импульс поднять руку. – Они могли путешествовать с палаткой вместе с кем-то, кто сообщил Патриции точное место их нахождения. Этот человек мог помочь убить их и вырыть могилу. Вновь тишина. Новая теория рождала новые мысли. Все прокручивали в головах сказанное Йеннифер, пытаясь найти сильные и слабые стороны. Увеличение числа преступников. – Это объяснило бы, почему мы не нашли палатку, – продолжила Йеннифер. – Патриция взяла рюкзаки, а сообщник забрал палатку. – И что сделал? – спросила Урсула. Что-то в этом рассуждении не сходилось. – Скрылся в другом направлении? – Они могли вместе покинуть гору, а затем по пути в Тронхейм у них почему-либо вышла ссора. Сообщник убивает Патрицию и едет дальше один. – Тогда мы нашли бы палатку в машине. С чего бы он оставил только рюкзаки? Йеннифер замолчала. В словах Урсулы определенно был смысл. Нить подхватил Билли. – Кто-то ее убил, в этом мы практически уверены. Если не сообщник с горы… – Если у нее таковой имелся, – вставила Урсула. – …значит, кто-то другой, – продолжил Билли, не обращая внимания на эту маленькую добавку. – Третий преступник, – произнесла Урсула, не сумев не выдать голосом скепсис. Воодушевление исчезло столь же быстро, как появилось. Такое иногда случается. Когда разброс становится слишком большим. Когда вдруг открывается масса возможностей, ничто не кажется достоверным. Торкель поймал себя на мысли, что ему не хватает Ваньи. Как раз в таких ситуациях она действует лучше всех. Умеет следить за тем, чтобы они не теряли концентрации, извлекать самое важное, отбрасывать остальное в сторону. Придерживаться одной линии и следить за тем, чтобы остальные поступали так же. Сейчас он понял, какой важной частью команды на самом деле является Ванья. Он надеялся, что у нее все в порядке. Надеялся, что ее отец окажется невиновен и она скоро вернется обратно. – Один, два, три преступника, палатка, отсутствие палатки, оружие, отсутствие оружия. Давайте вернемся к тому, что мы действительно знаем, – попытался он вновь направить разговор в правильное русло. В комнате повисла настораживающая тишина. – Неужели у нас нет ничего, в чем мы уверены? – Мы знаем… что мы знаем. – Билли показал рукой на доску. – Но это совсем немного. – Я получила очень предварительный отчет от судебных медиков из Умео, – сказала Урсула, доставая распечатку из лежавшей перед ней маленькой пачки бумаг. – Они получили зубную формулу тех двоих голландцев и, похоже, подтверждают наше предположение, что мы нашли Яна и Фрамке Баккеров. – Как здорово. – Торкель не сумел скрыть разочарования в голосе, и Урсула явно приняла это на свой счет. – Уж извините, я просто доложила о том, в чем мы относительно уверены. – Да, я знаю, хорошо… Торкель не закончил фразу. Он понял, что дальше они не продвинутся. Во всяком случае, сегодня вечером. После краткого перечня заданий на завтра он закрыл совещание. Оставшись один, он сел у конца стола, поставил локти на стол, сложил ладони и уперся подбородком в большие пальцы. Его взгляд был прикован к доске, к фотографиям, разноцветным черточкам, ведущим к кратким ключевым словам, и к хронологическому графику Билли. На самом деле им известно только, что имеется женщина с двумя фальшивыми идентичностями, из которых, по крайней мере, одна достаточно хорошая для того, чтобы женщина могла летать в США и обратно через два года после одиннадцатого сентября. Торкель глубоко вздохнул. У него возникло неприятное ощущение, что расследование только что превратилось из сложного в просто чертовски сложное. Себастиан усиленно очищал квартиру от всего, что напоминало об Эллинор. Стоявшие на столе цветы были выкинуты. Странным маленьким ароматизированным свечкам с запахом земляники или ванили, на покупке которых она настояла, пришлось составить цветам компанию. Теперь он стоял в гостиной, складывая вязанные крючком салфеточки, которые она разложила по всем до единой ровным поверхностям. Ему хотелось, чтобы вокруг него было чисто – никакой ерунды ручной работы под дурацкими фарфоровыми фигурками. Большинство убранных им вещей Эллинор купила сама, но кое-что он узнавал. Вероятно, она обследовала каждый шкафчик, каждый гардероб в поисках чего-нибудь для приведения квартиры «в порядок». Знакомые предметы напомнили ему о Лили. Она была совсем не столь «современной и интересующейся дизайном» – эти слова Эллинор употребляла, описывая саму себя, – но тем не менее пыталась придать его дому немного индивидуальности и уюта. Он отогнал мысли о Лили. Из возврата в то время никогда ничего хорошего не получалось. Он вернулся к Эллинор. Самое страшное волнение улеглось. Если за проблемами Вальдемара с полицией каким-то образом стоит Эллинор, очень многое должно пойти основательно наперекосяк, прежде чем это каким-то образом смогут связать с ним. Раздался звонок в дверь. Складывавший большую белую скатерть Себастиан застыл как вкопанный. «Легка на помине», – подумал он. Эллинор. Никто другой не может прийти в такое время суток. Если вдуматься, никто другой вообще не может к нему прийти. Сперва он хотел тихонько постоять, пока она не уберется. Это наверняка сработало бы, но она ведь будет приходить снова и снова. Кроме того, такое поведение отдает трусостью. Тогда уж лучше показать ей, как мало она для него значит. Что он очистил от нее не только квартиру, но и всю свою жизнь. Звонок раздался снова. Впускать ее он не собирался, значит, она не увидит, насколько обстоятельно он убрал ее следы. Придется довольствоваться тем, чтобы позлить ее на расстоянии. Дать ей понять, что он дома, но намерен игнорировать ее. Он быстро подошел к стереоприемнику и включил его. «Спокойные фавориты»[13] 104,7. Ее любимая радиостанция. Себастиан улыбнулся про себя. Это разозлит ее максимально: он в одиночестве слушает «ее» радиостанцию, а ее не впускает. Он увеличил громкость. Селин Дион My heart will go on[14]. Боги на его стороне. Эллинор обожает эту песню. Себастиан повернул громкость до максимума так, что музыка гремела по всей квартире. Он не сомневался, что ее слышно на лестнице. Селин распевала вовсю. Себастиан уселся в ближайшее кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Хотелось заткнуть уши, ему казалось, что, слушая эту банальную чушь, он укорачивает себе жизнь. От двери никаких звуков не доносилось, но он предполагал, что Эллинор не ушла. Так просто она не сдастся. Он решил подпеть припев, чтобы еще больше подчеркнуть свое присутствие в квартире. Сперва немного робко – он не пел с детства, да и тогда не особенно часто, – а потом увлекся. Звучало наверняка ужасно. Но его это не волновало, он стремился не получить музыкальное впечатление, а разозлить Эллинор. Старался изо всех сил, во имя короля и отечества. NEAR, FAR, WHEREVER YOU AAAARE![15] Наконец песня закончилась. В образовавшейся тишине он услышал, что звонки в дверь продолжаются. О, как приятно. Началась новая песня. Ее он не знал, но надеялся, что речь там пойдет о тоске. О безграничной и неподдельной тоске. Или это можно понять превратно? Себастиан резко выпрямился в кресле. Не подумает ли она, что он сидит в одиночестве, ставит ее любимые песни и подпевает, потому что тоскует по ней? Черт, тогда она вообще не уйдет. Выбьет ногой дверь. Ворвется, точно спасатель, чтобы избавить его от одиночества. Он вскочил так поспешно, что у него закружилась голова, нетвердо ступая, добрался до приемника и выключил его. – Себастиан, чем ты занимаешься? – послышалось с лестницы. Себастиан остолбенел. Прислушался. Похолодел изнутри. Это был голос не Эллинор, а Ваньи. – Иду! – крикнул он и бросился в прихожую, к входной двери. Перед тем как открыть, он остановился, вдруг утратив уверенность, – неужели это действительно Ванья? Может, он ослышался? Все-таки Селин била ему по барабанным перепонкам минуты три. – Ванья, это ты? – осторожно спросил он. – Да, – тут же ответили из-за двери. Она. У него под дверью. Он быстро открыл дверь, но улыбка сошла с его лица. Это была Ванья и вместе с тем нет. Она выглядела бледной и жалкой. – Что случилось? – спросил он с искренним беспокойством в голосе. Вид у нее был чудовищный.