– Это гипотеза, – кивнула в ответ на ее вопрос Урсула. Себастиан бо?льшую часть времени промолчал. Теперь же он решил выйти из палатки. Ему захотелось на улицу. Внутри стало слишком душно. Трудно дышать. Даже дождь казался предпочтительнее. Он отогнул полог и вышел. Дождь почти прекратился. С севера дул холодный ветер. Себастиан застегнул куртку и несколько раз глубоко вдохнул. Шесть трупов. Двое детей. Судя по всему, казненных. В его времена Госкомиссия редко работала с убитыми детьми, хотя порой доводилось. Это всегда давалось им тяжелее других расследований. Убить ребенка решится далеко не каждый. Уже это говорило о том, что они имеют дело с очень специфическим преступником. А уж выбить им потом зубы… Шесть человек, лежащих в могиле, явно не первые, кого он убил. И не последние. Себастиан был в этом уверен. Леннарт расхаживал взад и вперед по открытому офисному пространству, представлявшему собой сердце «Журналистских расследований». Редакция сидела здесь уже более десяти лет и на сегодняшний день состояла из двадцати с лишним человек. Они теснились на втором этаже бетонного здания телецентра в одном из центральных районов Стокгольма. У их ближайших соседей – редакции культуры людей было меньше, а помещение больше, и некоторые имели даже такую роскошь, как собственный кабинет. У Леннарта раньше тоже был кабинет – до тех пор, пока два года назад их не возглавил Стуре Лильедаль, который первым делом велел снести все перегородки, чтобы «дать волю креативности и спонтанным идеям». По его словам, ему хотелось поощрить обмен информацией и сотрудничество, но Леннарт знал, что на самом деле ему просто требовалось втиснуть максимум сотрудников на минимальную площадь. Теперь все сидели в одной большой комнате за повернутыми друг к другу столами. Леннарт это ненавидел. Он хотел разговаривать по телефону и работать над текстами без постоянных помех. Когда он пожаловался, то услышал от Стуре, что он консервативен и должен развивать социальную компетентность. Сам Леннарт считал желание, чтобы тебя оставили в покое, вполне нормальным. Вдобавок ко всему, сам Стуре по-прежнему сидел в собственном кабинете, созданном из двух маленьких комнат. Он даже установил толстую стеклянную перегородку и новый конференц-стол, благодаря чему мог проводить все встречи обособленно и наблюдать за редакцией, имея возможность их не слышать. Такие слова, как «обмен информацией», «социальная компетентность» и «сотрудничество» явно относились не ко всем. Но ведь он начальник. А для них всегда существуют другие правила. В данный момент Стуре беседовал с восходящей звездой Линдой Андерссон – талантливой тридцатилетней журналисткой, ранее работавшей в газете «Экспрессен». Эти двое, казалось, никогда не закончат, и Леннарт не понимал, чего ради встреча продолжается так долго. Когда он, запыхавшись, примчался обратно из кафе, то сразу попросил у Стуре разрешения поговорить с ним. Сказал, что получил важную информацию, и поинтересовался, найдется ли у Стуре для него время. Тот пообещал. Чуть позже. Не сейчас. Сначала ему предстояло совещание за ланчем, затем встреча с директором программы, а после нее – просмотр программы, которая пойдет в эфир в следующую среду. Но после этого, пожалуйста. «После этого» в его кабинете оказалась Линда. Она перехватила Стуре, едва тот вернулся в редакцию, и они все еще разговаривали. Леннарту вдруг очень захотелось покурить, и он быстро сунул в рот никотиновую жевательную резинку с искусственным фруктовым привкусом. Курить он бросил больше двух лет назад, но часто испытывал внезапную потребность в сигаретах, особенно в случае стресса или скуки. Сейчас в какой-то степени присутствовало и то и другое. Изначальная энергия, которую он ощущал после встречи с Шибекой, сменилась беспокойством. Он видел, как они смеются за стеклянной стенкой. Леннарт никогда не понимал Стуре. Когда тот ему не был нужен, он набрасывался на него, как ястреб, но как только с ним действительно требовалось поговорить, вечно повторялось одно и то же. Чуть позже. Не сейчас. Леннарт устало сел за свой письменный стол. Взял наполовину остывший кофе и отпил глоток. Не слишком вкусно. Может, стоит проверить электронную почту, будет хоть какое-то занятие. Как только он включил компьютер, дверь у Стуре открылась. Похоже, они наконец закончили. Линда забрала их со Стуре кофейные чашки и сложила свои бумаги. Стуре, стоя у двери, вяло помахал Леннарту рукой. Наконец-то. Король дает согласие на аудиенцию. Леннарт кивнул в ответ, перелистал несколько бумаг, изображая занятость, встал и медленно двинулся в его сторону. Особого рвения ему изображать не хотелось, чтобы Стуре не подумал, будто он стоял в полной готовности и просто ждал. Нет, он тоже занятой человек. Очень занятой. По дороге он выплюнул жевательную резинку. К сожалению, промахнулся мимо урны, и ему пришлось оборачиваться и наклоняться, чтобы ее поднять. Стуре следил за ним взглядом, и Леннарт ясно осознал, что вступление в королевские покои могло бы произойти немного более внушительно. Начиналось все хорошо. Стуре Лильедаль сидел за столом напротив него и слушал с интересом. Даже ни разу не перебил. Леннарт, сам того не желая, испытывал гордость. Похоже, на этот раз он вышел на что-то стоящее. Когда он закончил представление материала, Стуре наклонился вперед, пристально глядя на него. – Насколько нормально присваивать гриф секретности делам о депортации? – Полицейский, с которым я разговаривал, раньше с таким не сталкивался. Во всяком случае, при работе с рутинными делами, – ответил он. – Значит, мы имеем двух афганцев, исчезнувших в августе 2003 года, – подвел итог Стуре. – Полиция называет это уклонением от депортации. Но, по крайней мере, у одного из мужчин никаких причин исчезать не было. Как его зовут? – Саид Балки. Он получил вид на жительство в 2001 году, и у него жена ждала ребенка. Стуре подошел к большой белой доске, висевшей у него за спиной. Помимо стеклянной стенки, он сразу обзавелся этой доской и очень любил все на ней записывать красным маркером. Леннарт считал, что благодаря этому он чувствует, что держит ситуацию под контролем. Его записи, на его доске, чтобы все видели. Он нацарапал «Саид». – Что еще нам известно о Саиде? – Почти ничего. Только то, что рассказала Шибека. Он приходился Хамиду двоюродным братом. Владел магазином вместе с двумя кузенами жены. Я собирался в качестве следующего шага попытаться с ней поговорить. – Ничего криминального? – Я ничего такого не обнаружил. Стуре кивнул. – Ладно. Еще у нас есть Шилека… ее так зовут? – Шибека. Это мой контакт. Я встречался только с ней. – Но ее сведения производят достоверное впечатление? – Весьма. Она хорошо говорит и пишет по-шведски. Я не представляю, зачем бы ей лгать. Она с 2003 года пытается узнать, что случилось с Хамидом. – И по ее мнению, что-то не сходится. На чем она основывается? – Говорит, что, с одной стороны, Хамид никогда бы не исчез, не предупредив ее, а с другой – есть еще этот мужчина, который приходил к ней домой через двенадцать дней после их исчезновения с вопросами о Хамиде. – Она полагает, он был из полиции? – Или, по крайней мере, из каких-то органов власти. – Хотя был в штатском? Леннарт кивнул. – Расспрашивал о родне Хамида, его друзьях и обо всем прочем. – А описать его получше она не в силах? – спросил Стуре со слегка скептическим видом. – Нет. Швед, лет сорока. Она считает, что все шведы выглядят более или менее одинаково. Прежде чем продолжить, Леннарт просмотрел свои записи. – Полицейские, с которыми она разговаривала, сказали, что никого на той неделе к ней не посылали. В полиции Сольны это вчера подтвердили. Стуре посмотрел на него. Явно пришло время для скептицизма. – А может, Хамид был замешан в чем-нибудь, о чем жена не знала? В каком-нибудь криминале. В какой-нибудь… сети. Существует тысяча возможностей. – Конечно, такое возможно. Но в начале двухтысячных было какое-то специфическое время. Ты, наверное, помнишь депортацию в Египет в две тысячи втором? Стуре кинул на него злобный взгляд. А как он думает? Что ему неизвестна главная горячая новость конкурирующего канала, принесшая тому «Золотую лопатку»[6]? – Может быть, здесь нечто подобное, – продолжал Леннарт. – Тогда двоих подозревавшихся в терроризме мужчин по заданию ЦРУ молниеносно выслали в Египет. В тот раз были замешаны и СЭПО[7], и Министерство иностранных дел. Стуре немного помолчал. Интересная версия. Не самая правдоподобная, но в принципе возможная. – Значит, по-твоему, что-то утаили под прикрытием уклонения от депортации? – Уклонения от депортации с грифом секретности, – поправил Леннарт. – А этот Иосиф, о котором говорила Шибека, что нам известно о нем? Леннарт покачал головой. – Ничего. Но Шибеке его имя запомнилось. Хамид явно называл его перед самым исчезновением. Правда, больше она ничего не знает. Стуре написал на доске «Иосиф» и поставил после имени вопросительный знак. Он сел и задумчиво посмотрел на Леннарта. – Вообще-то у нас слишком мало сведений. Сконцентрируйся на полицейском отчете. Это единственный имеющийся у нас объективный факт. Узнай, почему он засекречен. Леннарт кивнул ему и улыбнулся. Во время встреч со Стуре он улыбался не особенно часто. – С этого я и собирался начать. Очевидно, вид у него был слишком довольный, поскольку Стуре наклонился над столом и устремил на него пристальный взгляд. – Я хочу, чтобы ты подключил к расследованию Линду. Улыбка Леннарта сразу погасла. Как раз этого ему хотелось избежать – вмешательства. – Но она, наверное, и так по уши занята делом Государственного управления рынком труда? – попытался он. – Мне уже немного помогал Андерс, можно, я обращусь к нему, если увижу, что не справляюсь? – Леннарт, нам необходимо узнать, есть тут что-нибудь или нет. Я снабжаю тебя ресурсами, чтобы это проверить, а Линда толковая, – любезно сказал Стуре. – Понимаю, – ответил Леннарт, – но мне хотелось бы еще немного покрутиться самому. Ты ведь знаешь, что я предпочитаю работать… Стуре кивнул, но не сдался. Это было не в его стиле. – Могу я предложить компромисс? Ты расскажешь Линде, что тебе известно, и она будет помогать тебе со сбором материала. Но в поле работать будешь ты. Ты руководишь. О’кей?