— Давно, — лицо автора тут же застыло. — Да только смысл-то новое писать, когда старое не печатают? Я рассказы во все толстые журналы отправлял, думал, там профессионалы сидят, которые оценят. С десятого года ходил к ним, и по почте отсылал в Москву ездил, чтобы познакомиться, — с горечью признался гость. — Думал, они люди, а там голимый террариум с рептилоидами. Все свои. Какой профессионализм? Сплошная гильдийность. На грани кастовости, практически, плюс самомнение бешеное. Везде гении сидят и мэтры пера. С советских годов по редакциям окопались и в них состарились. Молодых на пушечный выстрел не подпускают, чтобы не конкурировали. Не знают только, что за каждый отказ им минус в карму, и так всю жизнь. В результате, выжгли поляну до стеклянного блеска и плачутся, что денег из Министерства культуры не дают, журнальчик закрывают и междусобойчик заканчивается. — Чем Внутренний Мир богаче, тем грантов хочется сильней, — с пониманием поддакнул Григорий. — Не одними журналами жив литературный мир, — пожалел автора Тантлевский. — В интернет пробовали выкладывать? — Да пробовал, — с чувством горькой брезгливости обронил гость. — У сетевых читателей всё одно: «Дай дерьма! Дай ложку!» А потом в душу навалят и спасибо не скажут. Я уж не говорю про донаты… — В литературные сообщества пробовали вывешивать? — А смысл? — хмуро произнёс автор. — Не хочу в интернете общаться, там у людей крышу сносит моментом. Я давно понял, что для получения результата надо разговаривать лично. Компьютер начисто съедает мозг. Общий интеллектуальный уровень форумной аудитории равен ай-кью самого тупого участника. Они просто не понимают. Все мычат в один голос со стадом, особенно, когда начнут тебе кости перемывать, ибо таковы скотские нравы рунета. И тогда сидящие в редакции обнаружили, что перед ними известный сетевой литератор, что горемыка просто молодо выглядит, а на самом деле он — ворчливый старик. — И вообще в государстве российском никто в качественной литературе не нуждается, — гость вздохнул с иронической усмешкой. — Хорошие книги печатают по тысячному минитиражу на сто сорок пять миллионов населения, а то и по пятьсот экземпляров выпускают микротираж. И этого оказывается достаточно. Читатель наш крайне консервативен. Ему не нужны ни новые авторы, ни свежие идеи. Вы не берёте, никто не берёт. Отечественным издательствам проще купить макет за границей, чем возиться с российскими авторами. — Зачем покупать макет? — Игорь деликатно пропустил мимо ушей всё остальное и ухватился за нейтральную техническую деталь. — Он на иностранном языке, российский читатель не поймёт. — Есть переводчики! — парировал умный гость. — Зачем для этого покупать макет? Достаточно приобрести смежные права на распространение перевода произведения, а толмачу дать книжку, которую задёшево купят на ебэе или привезут из командировки с чемоданом других перспективных книжек. Или на амазоне скачают файл, это сейчас модно. — Я тоже думаю, что надо вешаться, — подумав, молвил автор. — На амазоне. Доучить английский до литературного уровня и издаваться в цивилизованном мире. Вот там умеют зажигать звёзды! А у нас что? В нашей стране настал стабилизец, который не кончится, пока не сменят власть, а, значит, и смысла нет умным людям здесь что-то делать. Сказав так, он хлопнул по коленям, тяжко вздохнул и поднялся. В разговоре была поставлена точка. — Прощайте, — сказал он и вышел. За токсичным автором уже и след простыл, а в комнате долго не могли очухаться. — Какой день сегодня дурацкий, — пролепетал Алексей, с мучительным стоном потерев веки. — Живьём такого дятла мы впервые увидели, — постарался утешить его Игорь. — Фантаст-общественник с проклятьем на челе, он никогда не будет счастлив на Земле, — прокомментировал Григорий. — Хотя насчёт журналов абсолютно прав. — Вот так наслушаешься чертей и веришь. На непризнанных авторов маркер кладут, Гриша, — засмеялся Тантлевский. — Рептилоиды у него виноваты, как же. Ему бы ещё чурок сюда приплести. Верно, Ринат? — Стопудово, — Ринат Литвинов напряжённо елозил мышкой, то ли выбивая врагов, то ли что-то строя, и совсем не присутствовал в кабинете. — А как его звали? — спросил Астролягов. И тогда все поняли, что этого не знает никто. 23. ПЛОХИЕ НАЗВАНИЯ — Хороший был фантаст, — пробурчал в бороду Дима. — Писатель, правда, не ахти, но фантаст хороший. Автор с выражением на лице постоянной готовности к контакту часто закивал. — Ну, да. Ну, да. В сущности, все его книги сплошная макулатура, но дорогая и презанятно составленная, хотя философски ничтожная и ложноглубокомысленная. — Читателей тем и привлекает. — Ну, да. Ну, да. Тиражи у него — ого-го. Известный автор героической фентэзи Пустовалов, творящий под псевдонимом Игорь Престолов, охотно уважал крупные тиражи. Астролягов знал о нём, наверное, даже больше, чем Дима. С утра он успел прочесть об Игоре Престолове статью на Фантлабе, пролистать на форуме ветку, посвящённую срачу фантлабовцев вокруг его творчества, ознакомиться на Озоне со списком книг и прочесть комментарии читателей на Флибусте. Интернет предоставлял всю подноготную по первому клику. Астролягов раньше не копался по авторам, но вчерашний визитёр пробудил охотничий азарт журналиста. Неназвавшийся нытик оставил рукописи, в них было указано имя. Тексты нашлись на Самиздате и Прозе. ру. В комментариях его давно бросили клевать другие графоманы, и Алексей вздохнул с облегчением, убедившись, что давешний гость больше ничего не создал и, вероятно, бросил писать. Возможно, разговор поставил крест на попытках напечататься, но надежда была слабая и опираться на это допущение не стоило. Пассивно-агрессивный МТА мог вернуться в любое время. Виртуальная охота на живого человека оказалась настолько увлекательной, что оторваться было невозможно. Астролягов с утра только тем и занимался, что собирал личные данные в сети. Пикантности добавляло присутствие объекта слежки, который сидел рядом и ничего о соглядатайстве в отношении себя не подозревал. С каждой минутой Астролягов становился всё осведомлённее, а Игорь Престолов как будто беззащитнее. Он прочитал отчёты о событиях, про которые человек и сам давно забыл, но сеть помнила. Человек был весь как на ладони. Во всяком случае, каким его показывал Великий Иллюзионист — Интернет. — Он также гад и пидарас, а заодно и лидер мнений, — продолжал бубнить Дима, а, поскольку говорил тем же тоном, автор так же привычно кивал. — Названия всегда умел делать классные. — Ну, да. Ну, да. Названия у него очень хорошие. — Продающие названия, — подчеркнул Дима. — Вам надо научиться придумывать такие же. — Я придумываю! — Пока что название вашего романа «Погребальное шествие» — самая настоящая фекалия. — Ну, да. Ну, да. Что? Могу я попросить вас развить эту тему? — Игорь Престолов перестал кивать. — Конечно, — разрешил Дима и выжидательно замолчал. Игорь Престолов смотрел на него, не мигая. — Ну? — подтолкнул Дима. — Ну! — Просите. — О чём? — А чего вы хотели? — Я чего-то хотел? — Если только вы помните, о чём шла речь. В кабинете повисла тишина. Редакторы затаили дыхание. Только шум вентиляторов, охлаждающих блоки питания, мог нарушить её, но он давно отфильтровывался как привычный фон. — Хорошо, я прошу вас, уважаемый сэр, — приниженный автор включил фентэзийный шаблон, лишь бы вернуть нить разговора. Дима легко мог вынести мозг, если того хотел. Обескураженного человека легче заставить соглашаться. — У романа плохое название, — прошамкал он, тыча в грудь бородой. Книгу с таким названием мало кому захочется взять в руки, не то, что купить. — Ну, да… — по привычке закивал Игорь Престолов, но встрепенулся. — Чем оно плохое? — Оно будет отпугивать читателя. — «Погребальное шествие» — это аллюзия к Ференцу Листу! Звучание моего произведения такое же, как у него. Я и третью часть назвал «Размышления о смерти», чтобы читатель двигался в русле классика. — Да читатель убежит с криками ужаса прямо из магазина, — решительно заявил Дима. — Но ведь Листа слушают! — подпрыгнул автор. — С отвращением, — сказал редактор. — Как с отвращением читают «Раковый корпус». Не потому что написан плохо, а потому что про рак. Людям это не нравится. Они этого боятся. При выборе названия надо учитывать такой немаловажный фактор как отвращение. Это сильное чувство наравне со страхом, радостью, печалью относится к числу базовых человеческих эмоций. Часто оно пересиливает голод и вожделение и произрастает из того же корня, что и страх. Игорь Престолов глубоко задумался. Покачался на стуле. Покрутил носком ботинка по полу. Выровнял бумаги по краю стола. — Но мне же не противно, почему им должно быть противно? — Профдеформация психики, — вытолкнул сквозь бороду фентэзийный редактор. — Вы слишком глубоко окунулись, чтобы замечать. Погружаясь в работу над произведением, подолгу обдумывая антураж, внешность, поведение и характеры персонажей, человек невольно вырабатывает толерантность к их эстетическим, моральным и физическим изъянам. И когда доходит дело до названия, автор придумывает, что на душу ложится. Не обязательно первое, что взбрело в голову. Плохое название способно великолепно передавать дух книги, как у вас. Оно может раскрывать идею, даже нравственный императив произведения, всё так. Вы это чувствуете и видите в первую очередь, потому что привыкли, но у читателя вашей привычки нет. По факту, образуется книга, прикоснуться к которой противно, как будто она заразная. Первым мне об этом расскажет отдел сбыта. А потом даст нагоняй главный редактор. Автор лихорадочно прикидывал. — Но ведь «Ложная слепота» Питера Уоттса продавалась? — нашёлся он. — Во-от! Начинаете соображать, — возликовал Дима. — А могла бы продаваться лучше. Такое название там не к месту вообще-то. Можно было сделать точней и привлекательней. — Кто ещё? — мрачно спросил Игорь Престолов. — Чук Паланюк со своим «Удушьем». Такие названия, как черви на трупе. Помогают определить порченый продукт разума. Теоретически, книгу такую вроде бы можно читать, но нормальному человеку почему-то не хочется. Если он здоровый разумом, конечно. Отвращение есть осознанное пищевое неприятие. Эта сильная эмоция помогала не отравиться тухлятиной, а неразборчивые дохли раньше, чем успевали размножиться. Не все, конечно. До сих пор встречаются мутанты, которых тянет на «Мать уродов» Ги де Мопассана, но вы избегайте отпугивающих названий. Они из категории вещей умозрительных, но человек настолько разумен, что переносит санитарно-гигиенические мероприятия в категорию моральных оценок.