Отморозки вдруг подаются в стороны, Карлик ныряет под руку, бьет головой в живот, а потом отскакивает. С недоумением смотрю на него, на рукоятку с дыркой, торчащую из живота, колени неожиданно складываются, и я падаю на снег. Сквозь туман ещё вижу ухмыляющегося коротышку. – Кранты тебе, Захери! «Это конец?» – наплывает последняя мысль… Глава 6. Женя Захери приказывает бежать, и я срываюсь с места, забыв о боли и слабости. Меня качает из стороны в сторону, но я упрямо несусь вперёд, а сзади слышатся звуки драки, топот множества ног, крики и маты. Только забежав в тёткин подъезд и захлопнув за собой дверь, останавливаюсь, прижимаюсь спиной к стене и реву навзрыд от ужаса. «Вызови полицию и скорую!» – вспыхивают в голове слова моего спасителя. Трясущимися руками вытаскиваю телефон, набираю нужные номера и кричу в трубку: – Срочно! Здесь человека убивают! Заикаясь и задыхаясь от рыданий, едва выговариваю адрес. – Девушка, назовите своё имя! – слышится в трубке, но я отключаюсь. Несколько секунд подавляю истерику, потом подкрадываюсь к окну подъезда и осматриваю двор – пусто. От мысли, что удалось вырваться из когтей смерти, слёзы ещё сильнее текут по щекам. Но это уже слёзы облегчения. Неужели меня никто не преследует? Если Карлик решил отомстить брату, схватив меня, почему не доводит дело до конца? Ответ очевиден: Захери помешал. О Боже! Его сейчас убьют вместо меня! Взлетаю по ступенькам и нажимаю на все кнопки звонков первого и второго этажа. – Помогите! Человека убивают! – кричу изо всех сил. – Люди, помогите! Но реакции никакой. Только за двумя дверями послышалось шевеление, да один старческий голос проскрипел: – Уходи, что раскричалась? Не мешай спать, или полицию вызову! В квартиру тетки на пятый этаж не поднимаюсь: бессмысленная трата времени. Набираю номер Степана – абонент недоступен. И этот провалился в болото! Бегом спускаюсь, у входной двери лежит кирпич, которым ее подпирают курильщики, чтобы не захлопывалась. С трудом наклоняюсь, боль простреливает бока, не могу сделать вдох полной грудью, но упрямо выползаю на улицу: не могу бросить человека, спасшего меня, в беде. Я крадусь вдоль стены за кустами к торцу дома. Крики и шум не стихают, но становятся глуше, и теперь четко слышен вой сирен. От облегчения хочется плакать в голос, но я стискиваю зубы и выглядываю из-за угла. Поле битвы усеяно трупами, так мне кажется, хотя на снегу лежат всего несколько человек и постанывают. Ещё трое защищают Карлика, а тот скачет козликом за их спинами и подзуживает: – Дай ему, дай! Захери крутится как заведённый, только полы пальто разлетаются в стороны, когда он взмахивает ногами. Вдруг бандиты расступаются, Карлик идёт в атаку, делает резкое движение и тут же отскакивает. Я не вижу издалека действие в деталях, но Захери, боевая машина, замирает, словно натыкается на стену, потом медленно опускается на колени и заваливается на бок. – Карла, атас! Мусора! Валим отсюда! Шестерки подхватывают раненых и исчезают в доли секунды. Мой насильник тоже куда-то исчез. Я бросаюсь к спасителю, который не подаёт признаков жизни, но делаю несколько шагов: ноги вдруг подламываются, дома и деревья врываются в хоровод метели, земля резко летит навстречу. Прихожу в себя от запаха нашатыря, бьющего в нос, и понимаю, что лежу на спине. Вокруг много людей, они о чем-то переговаривается, ходят, скрипят мокрым снегом. Чуть поодаль стоят несколько машин. – Ты как, милая? – женское лицо появляется надо мной так неожиданно, что я вздрагиваю. – Испугалась, наверное, бедняжка. – Вы схватили бандитов? – с трудом выговариваю я. – Полиция занимается этим вопросом. У медиков другая задача. Только сейчас я замечаю профессиональную форму доброжелательной женщины. – А тот парень? – поворачиваю голову и смотрю, как Захери кладут на носилки. – Он… он… – рыдания рвутся из горла. – Он… – Тихо, тихо, милая! – медик гладит меня по волосам, приподнимает голову, кладёт под неё свои перчатки, потом кричит: – Сюда, здесь девушка ранена! – опять смотрит на меня. – Парень твой знакомый или друг? – Н-нет! Он… он… – раскрываю рот, но не могу вдохнуть полной грудью. – Он… спас меня! – Тихо, тихо, не волнуйся. Дыши, раз, два – вдох. Раз, два – выдох. Он ранен. Будем надеяться, что выживет. – Нет! Нет! – отчаянно мотаю головой. – Где у тебя болит? Можешь оказать? – Не знаю… – Хорошо, попробуй встать. Я помогу. Незнакомка берет меня за пальцы и легонько тянет вверх. – А-а-а! – я кричу от боли, такой сильной, что на миг выпадаю из реальности. – Слава, – зовет надрывно женщина, – девушке нужна помощь! Бегом сюда! Двое мужчин с носилками оказываются рядом почти сразу. Я смотрю на них и понимаю, что с дыханием творится что-то странное: его просто нет. Совсем. Я раскрываю рот, как рыба, вытащенная на берег, но не могу втянуть ни капли кислорода, а руками отмахиваюсь от медиков, словно увидела привидения. – Что с ней? – Больше похоже на состояние после шока, – женщина наклоняется ко мне и тут замечает мое состояние. – О боже! Дыхательный невроз! Это последние слова, которые я слышу. Дальнейшее я воспринимаю, как в тумане. То теряю сознание, то врываюсь в реальность. Меня куда-то везут, перекладывают, причиняя нестерпимую боль, переодевают. Потом делают укол, и я уплываю. Окончательно прихожу в себя в неизвестном месте. Открываю глаза, но ничего не вижу, лишь узкая полоска света тянется внизу. Пытаюсь пошевелиться и не могу. Паника бьет в голову и вырывается криком: – А-а-а! Помогите! – Ты чего, оглашённая? – спрашивает сонный голос, и тут же вспыхивает ночник. Поворачиваю голову: белые стены, напротив меня темное окно блестит стеклами, а рядом – еще две кровати, и одно из них лежит седая женщина и подслеповато щурит глаза. – Простите. Где я? – В больнице. В травмотделении. – Что со мной? – Будет обход, узнаёшь! Спи пока. В шесть утра подъем. Женщина замолкает, свет гаснет, а я вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть себя, но ничего не вижу. Просто тело под одеялом. В памяти проносятся события ночи. Вижу силуэт насильника, бандитов во главе с Карликом и бездыханного спасителя. От жалости к себе и к нему хочется выть. Слёзы катятся по щекам, хлюпают в носу, затекают в рот. А ещё не могу вдохнуть полной грудью, она словно тисками зажата. Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс! Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются. И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год? Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость… Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами. Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут. Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём. – Вот, привезла тебе, – буркает, не глядя на меня. Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной. Но что? – Тетя Зина, – начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. – Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? – слёзы закапали на одеяло. – А потом появились эти… Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами. – Т-ш-ш-ш. Замолчи! – она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. – Ни слова об этом, когда придёт полиция. – Почему? Этих сволочей надо наказать!