– А что, есть еще какой-то Эдвард Брайсон, который мог бы помочь в данной ситуации? Рэмси залился краской. – Нет, ваша светлость. – Отправьте телеграмму и сразу за тем сообщите о моем приезде в городской дом. Фергюссон, будьте готовы к отъезду через двадцать минут. Мы едем в Лондон. Рэмси и Фергюссон поклонились и поспешили к двери. Аннабель последовала было за ними, однако Себастьян отложил ручку. – А вы, мисс, останьтесь, – сказал он. – Прошу вас, – добавил он более мягким тоном, увидев, как она напряглась. Аннабель обернулась. В глазах девушки сквозила настороженность. Неужели он выглядел таким же безумцем, каким себя чувствовал? – Останьтесь, – повторил он. Аннабель кивнула, на ее лице не отражалось никаких эмоций. Но сейчас ее сдержанность только мешала ему. Себастьян рванулся к ней, обогнул стол… и тут же отошел к окнам. Стыдно сказать, что за мысли сейчас у него в голове… Усадить ее на свой стол… рывком задрать юбки… Вместо этого Себастьян отвернулся и уставился на поля за окнами. С каким-то безразличием осознал, что задыхается и чувствует стеснение в груди. Он переживал самые черные мгновения в своей жизни – собственный брат предал его. – Надеюсь, вы никому ни о чем не скажете, – произнес он, не оборачиваясь. – Разумеется, не скажу, – прозвучало в ответ. Ее голос пролился успокаивающим бальзамом на его кровоточащую, мятущуюся душу. Проклятие! Неужели брату удалось задумать и осуществить побег у него под самым носом, потому что все мысли герцога были заняты Аннабель? Герцог смотрел на пустынные равнины своих владений, испытывая отвращение к самому себе. Аннабель вовсе не винила двух взрослых мужчин за то, что они выскочили из кабинета, как напроказившие школьники, получившие взбучку. В гневе Монтгомери был ужасен, метал громы и молнии, так что находиться рядом было страшно. К счастью, для нее это было не ново, с сильными эмоциями ей уже приходилось сталкиваться. Но ей было больно видеть его таким – напряженным, как натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Словно он снова надел перчатку на ту самую руку, которая так нежно ласкала ее лицо в саду, и сжал ее в кулак. От вида этого яростного кулака ее сердце, истерзанное и окаменевшее, каким оно было в течение многих лет, ожило и забилось, переполненное нежностью. Аннабель медленно приближалась к герцогу. – Вы хорошо знали моего брата? – спросил тот, по-прежнему не отрываясь от окна. – Не знаете, где бы он мог спрятаться? – Спрятаться? – Еще один шаг. – Не знаю. Мы не настолько хорошо знаем друг друга, чтобы он доверился мне. Теперь Аннабель подошла совсем близко к Себастьяну. Протяни руку – и коснешься его. Она колебалась. Возможно, это слишком дерзко… но так необходимо ему сейчас. Она обняла его за талию. В ее руках будто оказалась гранитная глыба, излучавшая яростный жар, твердая, неподатливая. И все же он не сделал ни малейшей попытки отстраниться. Тогда Аннабель приникла щекой к впадинке между лопатками. Себастьян повернулся, глядя на нее сверху вниз. Так смотрел бы лев на ягненка, который по глупости забрел в его пещеру, решая, сожрать ли его на месте или зарычать и прогнать. Она же прижалась сильнее, прижалась лицом к его груди, прямо туда, где билось его сердце, и теперь размышляла, как же поведет себя он… Наконец – наконец-то! – он заключил ее в объятия, будто принимая скромное утешение, которое она предлагала. Аннабель облегченно вздохнула. Себастьян уперся подбородком ей в макушку и хрипло сказал: – Он сбежал. – Мне жаль, – пробормотала она. Его руки нежно гладили ее спину. – Опоил камердинера каким-то дурманом. – Да, выходит так. Хорошо, что она не стала говорить ему банальностей. Грудь Монтгомери вздымалась и опускалась, и Аннабель почувствовала, как медленно ослабевает напряжение в его мышцах. – С дисциплиной у него всегда были проблемы, – сказал он. – Я записал его в Королевский флот, а он вот что выкинул. Действительно, ужасно. И в то же время замечательно, потому что он делился с ней своими невзгодами. Пробили часы. Двадцать минут вот-вот истекут, но Монтгомери, казалось, не собирался отпускать Аннабель. Когда она подняла на него глаза, его взгляд был устремлен на стену позади нее. Она повернулась в его объятиях. Ряды картин с изображениями величественных дворцов и замков висели справа от двери. Слева висела одна-единственная картина. На ней был изображен замок, древний, продуваемый ветрами, со стенами толщиной в шесть футов, стоящий на отвесном утесе. – Ваш фамильный замок? – Да. Замок Монтгомери. – Его голос был хриплым, тело снова напряглось. Она привалилась к нему спиной, он сомкнул руки у нее под грудью и крепко прижал к себе. – Управлять дюжиной поместий несравнимо легче, чем управляться с единственным братом, – произнес Монтгомери и слегка сжал ее в объятиях. – А что по этому поводу думаете вы, умница мисс Арчер? Аннабель усмехнулась. – Думаю, что человеческие отношения требуют иного подхода. В графы бухгалтерской книги брата не поместишь. – Прекрасно поместишь, – возразил Себастьян. – Я точно знаю, в какую сумму он мне обходится. – Вы о деньгах. А разве уместны расчеты, когда речь идет о чувствах? Себастьян помолчал. – Чувства… – повторил он. Отпустил ее и отступил, и без его тепла ей вдруг стало пусто и неуютно. – Мне пора. – Он направился к столу. – Нужно найти его как можно скорее. – Может, он еще вернется сам? Монтгомери бросил на нее сардонический взгляд. – Ни за что не вернется. – Он начал складывать расписания поездов, оставленные охранниками, в сумку. – Он прекрасно знает, что его ждет, если он сюда явится. Аннабель безошибочно угадала угрозу, прозвучавшую в его спокойном голосе, и инстинктивно поняла, что, вступившись за Перегрина сейчас, только навредит ему. Себастьян свято верил, что приказы облеченных властью требуется выполнять беспрекословно, а тут его собственный брат предпочел спрятаться, лишь бы не подчиниться ему. Какой ужасный удар по его гордости! Большинство мужчин наверняка не выдержали и ударили бы охранника или, по крайней мере, переложили бы вину на него. – Ты найдешь его, – тихо произнесла Аннабель. В эти слова она вложила так много… Я верю в тебя. Я на твоей стороне. Я страдаю, оттого что страдаешь ты. И все, что из этого следовало. И, кажется, Монтгомери услышал, потому что перестал собирать вещи и поднял глаза. Их взгляды встретились, и выражение его лица смягчилось, возможно, потому, что на лице девушки отражались все ее чувства. Он видел – она понимает его боль, она страдает, не зная, увидятся ли они еще когда-нибудь… В два шага Монтгомери очутился возле нее. Его рука обвила затылок Аннабель, одновременно нежно и собственнически, и на одно короткое мгновение для Монтгомери перестало существовать все, кроме нее. – Я вернусь к тебе, – сказал он. Крепко поцеловал ее в губы, затем нежно в лоб и мягко выпроводил за дверь. Поленья в камине затрещали, выпустив сноп искр, прежде чем с шипением рухнуть на решетку. Вот и все… Аннабель сидела в голубой гостиной с Хэтти и Катрионой. Они намеревались провести вечер за чтением и рисованием, но книга в руках Аннабель была не более чем маскировкой. В сонной тишине гостиной ее мысли снова и снова возвращались к поцелуям Монтгомери, ласкающие прикосновения его губ стали теперь средоточием всех ее дум. Она вздрогнула. Ее чувства слишком напоминали переживания того давнего рокового лета – захватывающее дух, безрассудное, головокружительное стремление окунуться в вихрь страсти, желание изо всех сил противостоять мужской силе и в конце концов сдаться, сгорев в ярком пламени… Конечно, теперь она знала больше, чем та наивная девушка, которой была когда-то. Знала, что могла бы испить из чаши удовольствия лишь несколько глотков вместо того, чтобы кидаться в омут с головой. Сегодня Монтгомери уже не вернется, а завтра ее последний день в Клермонте. Отыщет ли он брата? – Кто следующий в очереди на титул герцога после Перегрина Деверо? – спросила она. Хэтти медленно оторвала глаза от своего блокнота для рисования. – Почему ты спрашиваешь? – Ну, мы здесь уже несколько недель, – ответила Аннабель, – а досье на герцога все еще не составлено. Наша миссия не выполнена, и это тормозит ход кампании. – Порядка наследования я не знаю, да и не уверена, что такая информация полезна для нашего дела, – сказала Хэтти. – А ты, Катриона, не знаешь? На этот раз Катриона неопределенно пожала плечами. – Но ведь у герцога скоро появится прямой наследник, – сказала она. – Говорят, что в следующем году он намерен жениться. От таких слов внутри у Аннабель все похолодело. Ревность. Мерзкое чувство. Глупо ревновать и завидовать, она не юная девочка. Конечно, он женится. На одной из хорошеньких дебютанток, которые кружились по рождественскому бальному залу, белые и тихие, как снежинки. Аннабель поднялась на ноги и направилась к угасающему огню.