– Шотландские организации приняли решение приехать в Лондон на демонстрацию. Сообщение Люси встретили настороженным молчанием, тишину нарушал только дождь, тихо стучавший в окна. Суфражистки расположились в роскошной гостиной Хэтти. В камине тлели угли, над изящными чашками поднимался пар. Атмосфера совсем не располагала к обсуждению незаконных демонстраций. – Что ж, замечательно! – наконец сказала Хэтти. Люси бросила на нее язвительный взгляд. Катриона сняла очки. – Как ты думаешь, Люси, будет ли толк? – Мы привлекли и другие наши группы, в общей сложности в Вестминстер на предвыборное собрание тори прибудет около полутора тысяч женщин, – ответила Люси. – Так что толк будет, думаю, о нас напишут во всех газетах страны. – Но северные организации уже проводили подобные акции, – сказала Катриона. – И что из этого вышло? Только взбаламутили народ. Люси взвилась. – Ну, если сидеть сложа руки, тогда уж точно никакого толку не будет. Не из-за нашей ли пассивности мы до сих пор превращаемся в рабынь, как только мужчина надевает нам кольцо на палец? Так давайте для разнообразия попробуем наделать побольше шуму. Дамы взволнованно заерзали на стульях, шелестя шелковыми платьями. Наделать шуму звучало пугающе для девушек, которых с колыбели учат быть кроткими тихонями. – Теперь, – продолжила Люси, – перейдем к следующему вопросу. Я взяла на себя смелость составить расписание ваших личных встреч с депутатами для вручения петиций. Она вытащила тонкую папку из кожаной сумки, которую всегда носила с собой, и начала раздавать листы. У Аннабель все сжалось внутри, когда Люси остановилась перед ней. – Аннабель, тебе я поручаю герцога Монтгомери. Волоски на теле встали дыбом. – Но ведь ты говорила, что мне нужно только разузнать о нем побольше… – Да, но это было до того, как он проявил к тебе интерес. Аннабель настороженно замерла. – Что ты имеешь в виду? – Ну как же, ведь он приглашал тебя на прогулки, на рождественский бал, на новогодние торжества, – Люси загибала свои изящные пальцы. – Ясно как день, он неравнодушен к тебе, а раз так, именно ты и должна донести до него наши идеи. И в самом деле. С логикой Люси было невозможно поспорить. Сердце Аннабель тревожно стучало в груди. Прошло десять дней с тех пор, как она покинула Клермонт, и все же одно упоминание Монтгомери сразу выбило ее из колеи. – Если мне не удалось убедить его тогда, вряд ли удастся и сейчас, – сказала она. – Разве тогда ты впрямую попросила его внести нашу поправку и он наотрез отказал? Лучше всего было бы солгать. – Ну, не то чтобы впрямую… но из наших бесед я поняла, что… – Тогда мы должны попытаться, – сказала Люси и сунула листок ей в руку. – Кто не рискует, тот не выигрывает. Когда я договаривалась о встрече с его секретарем, речь шла о леди Мейбл, но вряд ли герцог будет возражать против такой замены. На листке были указаны адрес и дата – его кабинет в палате лордов, послезавтра. В груди Аннабель все перевернулось, словно кто-то сделал там медленное смертельное сальто. – Я не могу. Люси нахмурилась. – Почему? – Мне нужно написать целых два эссе. Люси укоризненно посмотрела на нее. – Мы так долго к этому шли. Ты сама предложила включить его в список влиятельных лиц, и для наших целей он чрезвычайно важная фигура. Неужели из-за каких-то эссе отказываться от наших намерений? В комнате воцарилась напряженная тишина. Хэтти выглядела слегка смущенной. Катриона рассматривала ковер. О, как бы Аннабель хотелось сейчас же рассказать подругам о своих отношениях с Монтгомери. Но если бы она так поступила, они тут же стали бы бывшими подругами. – Хорошо, я пойду, – пробормотала Аннабель. Люси просияла. – Я пойду, – повторила Аннабель. – И сделаю все как надо. В день рокового визита солнце наконец-то победило низко нависшие тучи, которыми было затянуто небо всю прошлую неделю. Яркие теплые лучи успокаивающе и ласково трогали лицо Аннабель, когда она шла к платформе. Она выдержит это испытание. За многие годы Аннабель хорошо научилась прикидываться безразличной. Да ей, возможно, и в самом деле будет все равно. И конечно, она будет безупречно вежлива… Внезапно Аннабель наткнулась на что-то мягкое, пахнущее дорогими духами. – Прошу прощения, – машинально извинилась она. Молодая дама сердито смотрела на нее. Мех ее норковой шубки переливался на солнце, как опал, каскад немыслимо дорогих светлых кружев, словно пена, вырывался из расстегнутого ворота. Громко и раздраженно фыркнув, высокомерная леди продолжила свой путь. Аннабель прикусила губу. На ней было старое пальто, которое мгновенно выдавало в ней девушку из низов. Она бы с удовольствием надела красивое новое, но Монтгомери наверняка счел бы это кокетством. Одному богу известно, почему Аннабель все еще не избавилась от подаренного пальто – продав его, она могла бы безбедно существовать по крайней мере два месяца. Почти все деревянные скамейки в ее вагоне были заняты, и Аннабель с трудом втиснулась в узкое пространство между стеной и мощной матроной, у которой на коленях стояла большая, дергающаяся в разные стороны пеньковая сумка. В нос ударил резкий запах шерстного жира, дыма и чуть-чуть навоза. Аннабель старалась не дышать глубоко. Запах Чорливуда теперь стал для нее просто непереносим. Из конопляного мешка рядом с ней раздалось кудахтанье. Я могла бы ехать первым классом. Могла бы носить платье, отделанное дорогими кружевами, и меховую шубку. На деньги Монтгомери она могла бы каждый сезон полностью менять свой гардероб, иметь несколько домов. Ей больше никогда не пришлось бы беспокоиться о пище и одежде. Все, что нужно было сделать для этого, – раздвинуть ноги. Ее охватил жар… То было пламя гнева, стыда, желания. Главным образом желания. Потому что предателю-телу было все равно, что она не должна любить герцога. Вопреки рассудку, оно хотело того, чего хотело. Чтобы она легла на спину, сцепив лодыжки за спиной Монтгомери, пока он… Она чуть не дала себе пощечину. Женщина с сумкой искоса взглянула на Аннабель с подозрением. И все же мягкий жар продолжал полыхать во всех укромных местах тела. Так вот почему это назвали искушением – страсть никогда не казалась чем-то уродливым, холодным, скучным, обыденным. Нет-нет, она являлась под личиной ярких, ослепительных чувств и не допускающей сомнений правоты, даже когда за ней стояла ложь… Вот почему нужны принципы. Прискорбно, что ее принципы оказались столь шаткими, стоило только искушению появиться на ее пути. Когда Аннабель вошла в кабинет, Монтгомери вскочил со стула как ужаленный. Это могло показаться забавным, вот только при виде знакомой фигуры сердце девушки пронзила боль. К тому же она запыхалась. – Мисс Арчер? Пожалуйста, входите. Его голос, холодный и ровный, как журчание ручья… У Аннабель внезапно пересохло во рту. – Ваша светлость. Знаю, вы ожидали леди Мейбл. Надеюсь, вы не возражаете, что вместо нее пришла я. – Совершенно не возражаю, – криво усмехнулся он. Будто из ниоткуда появился бесшумный пожилой секретарь и помог ей снять пальто. Несмотря на свое тяжелое строгое платье с высоким воротом, Аннабель чувствовала себя раздетой и незащищенной. От ястребиных глаз Монтгомери не укрылось, что ее щеки вновь стали впалыми, и его взгляд помрачнел. Герцог вышел из-за внушительного стола. – Оставьте нас, Карсон. Следовало бы возразить, но Аннабель промолчала, и секретарь, поклонившись, поспешно направился к выходу. Они остались вдвоем. Монтгомери подошел ближе. Он был, как обычно, безупречно одет. Элегантный темно-серый костюм и жилет подчеркивали белизну свежей рубашки и очень шли к его светлым волосам. Нет, он не потерял ни капли своей привлекательности. Внутри у Аннабель все сжалось. – Позвольте поблагодарить вас, ваша светлость, за то, что нашли время принять представителя Национального общества борьбы за избирательное право женщин, – сказала она. Он остановился, изучая переданные ею петиции. Затем указал на стул напротив своего стола. – Принимать просителей – мой долг. Пожалуйста, присаживайтесь. Аннабель села, достала из ридикюля ручку и крошечную записную книжку. Когда она наконец посмотрела на герцога, его взгляд был на удивление мягким. И не сулил ничего хорошего. – Я не стану выступать за вашу поправку, – сказал он. Аннабель растерянно заморгала, как будто ей швырнули что-то в лицо.