– Не станете? – Из всех вариантов ответа, которые она рисовала себе, такой она почему-то не представляла. Он покачал головой. – Но… Зачем же тогда вы согласились встретиться с нами? Уголки его рта приподнялись в легкой улыбке, и внезапно она поняла, что обращается к нему вовсе не как к «его светлости», что разговаривает так, как случайный проситель никогда бы не посмел. О, черт бы его побрал! – Я не буду поддерживать вас, – продолжал Монтгомери, – но могу назвать членов парламента, к которым вам стоит обратиться. И могу дать советы, как сделать вашу кампанию более успешной. Аннабель попыталась собраться с мыслями. – Вы не будете голосовать в нашу пользу, но готовы помочь? – Я отказываюсь поддержать вас вовсе не из-за того, что не согласен с поправкой, Аннабель. Чудовищная мысль пришла ей в голову. – Причина… личная? Последовала небольшая пауза. – Вы и в самом деле считаете, что это моя месть за то, что вы не приняли мое предложение? Она лишь молча кивнула. Герцог провел рукой по лицу. – Неужели вы и в самом деле так думаете? Предположение, не слишком лестное для нас обоих. – Я уж не знаю, что и думать. – Увы, в данный момент не в моих интересах открыто выступать в вашу поддержку, – произнес Монтгомери, и Аннабель поняла, что это его окончательное решение. От обиды в горле встал комок. Почему ей казалось, что он предал лично ее? Аннабель поднялась со стула, герцогу тоже пришлось встать. – Весьма прискорбно, – сказала она и раздраженно добавила: – А ведь я считала вас справедливым человеком. Лицо Монтгомери стало непроницаемым. – Вы не ошиблись, – холодно ответил он. – Тогда, может, вы объясните мне – разве справедливо, когда мой никчемный кузен имеет надо мной власть только по той причине, что он мужчина, а я женщина? Разве справедливо, что я владею латынью и греческим не хуже любого другого мужчины в Оксфорде, и все же мои занятия проходят в каморке над пекарней? Разве справедливо, что мужчина, единственным достоинством которого является его происхождение, заявляет, что мой мозг устроен хуже, чем у него? И почему для того, чтобы я тоже могла голосовать за законы, по которым буду жить, мне приходится буквально унижаться перед мужчиной, идти на любые уловки, чтобы заинтересовать его? Аннабель говорила горячо и резко, сжимая в кулаке ручку, словно кинжал. Все в ней буквально кипело от гнева, кровь глухо шумела в ушах. Монтгомери наблюдал за ней, не скрывая равнодушия, и у нее возникло непреодолимое желание поднять со стола блестящее пресс-папье и швырнуть его в стену, чтоб оно ударилось с жутким грохотом. – О нет, ты не сделаешь этого! – воскликнул Монтгомери и метнулся к ней с удивительной скоростью; Аннабель и моргнуть не успела, как он оказался перед ней, прижав ее к своему столу. Аннабель посмотрела на него снизу вверх. Его близость должна была бы взбесить ее, но стоило ей вдохнуть его запах, такой знакомый и волнующий, как она совершенно растерялась. Гнев постепенно сменялся острой тоской. Ее рука с зажатой в пальцах ручкой бессильно упала. Монтгомери произнес успокаивающе: – Так-то лучше. – Что лучше? – осторожно спросила она. Он сделал небольшой шаг назад. – Наконец-то ты сказала, что думала, вместо того, чтобы ломать комедию. – Уверяю вас, я не ломала комедию, – сухо ответила она. – Не стоит обращаться со мной как с дураком, – резко ответил он. – Я… – Она снова закрыла рот. Он был прав. Она не была с ним откровенна. Если бы только он знал, что до сегодняшнего дня только с ним она была собой и гораздо более искренней в своих поступках, чем с любым другим мужчиной. Аннабель вдруг обнаружила, что герцог по-прежнему стоит совсем близко, что его грудь взволнованно поднималась и опускалась с каждым вдохом. Быть рядом с ним – так естественно, так правильно… Как хорошо было бы уткнуться лицом в сильное плечо и почувствовать, как его руки обнимают ее… – Думаю, разговор окончен, – сказала она. – Теперь поговорим о нас, – возразил он. – Не будете ли вы так любезны изложить свои рекомендации относительно нашей кампании в письменном виде? – спросила она и протиснулась мимо него, чтобы достать свой ридикюль. – Аннабель… – Ее руку накрыла его рука, теплая и уверенная. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, ясным и глубоким, как ледяное озеро, и, боже правый, ей захотелось упасть и утонуть в нем. В горле пересохло от волнения… – По поводу нас с вами мне нечего сказать, ваша светлость. – Я тоже так думал, – сказал он, – но тут ты неожиданно появляешься в моем кабинете. Ее сердце снова предательски пустилось вскачь. – Я здесь как официальное лицо! – Могла бы отказаться. – Уверяю вас, я пыталась. – Ну, ты вполне могла бы не ходить на встречу, – озадачил он ее, – а вместо этого посидеть в кафе. Никто бы даже не догадался. – Вы считаете, что я должна была солгать своим подругам?! – не веря своим ушам, переспросила Аннабель. Черт возьми, именно так она и собиралась поступить. Однако ноги все равно принесли ее в его кабинет. – Ведь тайное все равно становится явным, – добавила она с вызовом. По глазам Монтгомери было видно, как в душе у него борются раздражение и радость, а значит, он и вполовину не был так равнодушен, как пытался показать, придав бесстрастие своему голосу. Аннабель вдруг осознала, что он все еще держит ее за руку. Его большой палец поглаживал ее ладонь, от этого теплого прикосновения у Аннабель пробежала по телу дрожь и закружилась голова. И, конечно, это не укрылось от внимания Монтгомери. Глаза его вспыхнули. – Аннабель, – тихо сказал он. – Как твои дела? Она отдернула руку, безуспешно пытаясь казаться равнодушной. – Благодарю вас, все в порядке. – И начала убирать блокнот и ручку в ридикюль. – Что ж, я рад за тебя, – услышала она. – А у меня, признаться, совсем неважно. Никак не могу выкинуть тебя из головы. Аннабель метнула на него растерянный взгляд. Каждая черта его лица снова дышала искренностью. Аннабель не ожидала, что он заговорит о чувствах. Да и были ли у него к ней какие-то чувства? Дыхание перехватило от волнения. Конечно, были, и в глубине души Аннабель о них знала. Она лгала себе. Выкинуть из головы всю эту горькую историю Аннабель могла, лишь считая, что ему наплевать на нее. Теперь он отнимал у нее этот шанс. – Такие чувства недолговечны, – натянуто сказала она. Монтгомери наклонил голову. – Возможно. Но маловероятно. Я довольно постоянен в своих привязанностях. И настойчив… Разумеется. Так и есть. Он ничего не делал вполсилы, так что объекту его влечения стоит приготовиться к долгой и продуманной осаде. Ее плечи поникли. – Как ты мог, – сказала она. – Как ты мог подумать, что я… Ее голос дрогнул. Обжигающая, безумная близость там, в его библиотеке, промелькнула у нее перед глазами, и красноречие покинуло ее, начисто вычеркнув из головы все знания по риторике. – Как я мог подумать… о чем? – вкрадчиво спросил он. – В библиотеке. Как ты мог подумать, что я буду обсуждать какие-то условия, – сказала она, – да еще в такой момент. В его глазах наконец появилось понимание, на удивление медленно для человека, имеющего репутацию одного из самых проницательных стратегов страны. – Понимаю тебя, – сказал он. – Я тогда действительно плохо соображал и мог сказать что-то неподобающее, но вовсе не имел в виду, что мы должны обсуждать условия, Аннабель. О главной женщине в своей жизни мужчина всегда заботится без всяких условий.