Хлоя Если бы лифт был стеклянный, от нас запотели бы все стены, от того, как мы целовались, болтали и заставляли друг друга смеяться, как подростки, кто знает как долго. Филипп — настоящий джентльмен, черт возьми. Я была готова к тому, что мою Д-карту пробьют в лифте — сколько людей могут так сказать? — но, с другой стороны, мне приятно осознавать, что, возможно, я первый человек, который рассмешил сексуального Филиппа Вайлдвуда. Увы, наше маленькое знакомство в лифте заканчивается слишком рано, так как пришло время готовиться к вечерней встрече с режиссером, который проинформирует нас о завтрашних съемках. Мы с Филиппом решаем, что для шоу будет лучше, если мы больше не попадем в гущу интерлюдий, как сегодня. В тот вечер, после краткого производственного совещания по поводу завтрашнего дня хлеба, некоторые из конкурсантов пригласили меня присоединиться к ним в деревне и выпить. Я отказалась, так как никогда не увлекалась алкоголем. Кроме того, я не хочу отвечать ни на какие вопросы о моем глупом печенье или об очевидном флирте с Филиппом. Я не сомневаюсь, что сплетни быстро разлетаются. Вместо этого я иду в свою комнату, сажусь на массивную кровать с балдахином и провожу следующие несколько часов, переписываясь с мамой и моей близкой сестрой Дианой. Диана, которой двадцать один год, самая необузданная из нас пятерых и наименее требовательная к моим решениям. Я рассказываю маме обо всем, кроме поцелуев. Она все еще очень настороженно относится ко всей этой ситуации. Ей я выкладываю все начистоту. Диана целую вечность рассказывала мне свои собственные озорные истории, теперь пришла моя очередь. В ту ночь над океаном было очень много шума с обеих сторон. В конце концов, я слышу, как прибывают другие конкурсанты и расходятся по своим комнатам. Еще через час или около того все затихает, так как на следующий день нам всем рано вставать. Что касается меня, то я лежу без сна и прикасаюсь кончиками пальцев к губам. Может быть, они все еще немного припухшие от поцелуев? Возможно, я выдаю желаемое за действительное, что он оставил на мне свой след. Но, клянусь, я все еще чувствую, как его мужские руки обхватывают меня, крепко прижимая к себе, в то время как его рот разрушает меня. Я все еще могу чувствовать его, пробовать на вкус, обонять. Вижу, как его сексуальные морщинки у глаз улыбаются мне. Я одновременно купаюсь в счастье и тону в потребности в большем. Я закрываю глаза и жду, когда усталость овладеет мной, но этого никак не происходит. По крайней мере, предполагаю, что этого не происходит до тех пор, пока не просыпаюсь от чьего-то присутствия на моей кровати. — Дева Мария на тосте, что ты здесь делаешь? — Я стараюсь не кричать и не разбудить всех. Вероятно, безнадежное дело, поскольку в этом месте все отзывается эхом. Я слышу смешок. — Знакомлюсь поближе с моей маленькой психованной пироженкой. Конечно же, это Филипп. — С ума сошел? Это, должно быть, против правил. — К черту правила, это мой дом. — Господи, помоги мне, почему, услышав его слова, я стала влажной? — О боже, — выдыхаю дрожащим голосом. Его толстые, грубые пальцы убирают волосы с моего уха. Его дыхание согревает меня в укромных местечках, совсем не рядом с тем местом, когда он шепчет: — Но нам действительно нужно быть тише, любимая. Я шепчу в ответ: — Я не знаю, смогу ли быть тихой с тобой. Я так взволнована, что могу завизжать, как заколотый поросенок. Он хихикает, затем игриво отчитывает меня. — Занимательный образ. Что ж, мы не можешь этого допустить. Придется занять твой ротик. Филипп снова целует меня, но не так, как раньше. Наши первые поцелуи были нежными, игривыми и волнующими. Этот поцелуй — поцелуй влюбленного, и он согревает меня повсюду. Мои щеки горят, сердце бешено колотится, а лоно трепещет. Его язык погружается в мой рот, борясь с моим, когда он притягивает меня на себя. Вот оно, Хлоя. Это то, ради чего ты приехала. Мы жадно целуемся, и я раздвигаю ноги, пока мои колени не касаются матраса по обе сторону от его бедер. Филипп, может, и крупный по сравнению со мной, но он так удобно помещается у меня между ног. Он стонет мне в рот, когда я делаю то, что получается само собой: прижимаюсь к этому постоянно удлиняющемуся стальному стержню, упирающемуся в мой таз. — Притормози, дорогая, мы еще не готовы к этому. — Да, да, я готова, — шепчу я. — Мы готовы. — Тебе придется довериться мне. Другого слова для этого не подберешь, но сначала мне придется, эм, растянуть тебя. Я киваю, хотя в темноте он этого не видит. — Я знаю. Это есть в книгах и… других вещах. Он хмыкает в притворном удивлении. — О боже. Какие неприличные книги читала моя будущая жена?! Когда он произносит фразу «моя будущая жена», это вызывает сотню реакций в моем теле. Влажное тепло между моих ног, несомненно, означает, что я готова, независимо от того, насколько большим он себя считает. — Я подготовилась к… встрече с тобой. Я знала, что мне нужно будет знать, как… как принять тебя. И доставить тебе удовольствие. Я кое-что читала, а иногда смотрела порно. Изучение похабных комедий моих коллег тоже не помешало. Это вызывает низкий гул в его груди, когда он обхватывает мое лицо. Даже лежа подо мной, он владеет моим телом своим страстным поцелуем. — Хорошая девочка. И что ты смотришь? Я кусаю губу, не ожидая этого допроса. — Эм, ну, я не знаю. Мне нравится смотреть много разных вещей. — И ты кончаешь, когда смотришь много разных вещей? Я качаю головой. — Нет. Никогда. Иногда я в таком отчаянии, что это просто случается. Иногда во сне. Но никогда даже не прикасалась к себе. Я хотела, чтобы ты был первым. Он замирает подо мной, руки задерживаются на спине. Интересно, не слишком ли много я сказала? Неужели я действительно больная из-за того, что так много сдерживалась только ради этого единственного мужчины? Следующее, что помню, — я под ним, так легко, будто он переворачивает блинчик. — Крошка, — говорит он, шипя мне на ухо, обхватывая рукой шею. — Ты слишком высокого мнения обо мне. Это невозможно. — Ты недостаточно высокого мнения о себе. — Если бы ты только знала, чего я хочу от тебя… — Я хочу включить свет, чтобы видеть тебя, — шепчу я. — Нет, — строго говорит он. Строгость в его голосе заставляет меня дрожать от желания и нервозности. Я не могу удержаться от смешка. — Но ты такой красивый, я хочу посмотреть на твое милое личико. Он рычит и отстраняется от меня, заставляя меня захотеть дотянуться до него и заставить вернуться ко мне. — Я не красивый и не милый. Я чувствую, как его вес смещается на матрасе, когда он садится. Что бы я отдала за то, чтобы он полностью овладел мной прямо сейчас, сделал меня своей, наделал столько шума в этом похожем на пещеру пространстве. Я сажусь рядом с ним и рассматриваю его в тени. — Филипп Вайлдвуд, я изучала тебя в течение многих лет. Я могу с уверенностью сказать тебе, ты великолепен и под этой грубоватой внешностью скрывается милое, мягкое сердце. Он хмыкает. — Не обманывай себя. Здесь нет ничего мягкого. Раздается звук удара кулаком в грудь. Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей, затем провожу ладонью по тому месту, где бьется его сердце, отодвигая отвороты его халата. — Я чувствую его, — говорю я. — Оно бьется там. — Оно билось ни для кого и ни для чего, пока ты не появилась в моем саду прошлым вечером. — Скажи мне правду, Филипп. Почему я здесь? Почему я прошла? Он сдвигается, поворачиваясь ко мне. — Что ты имеешь в виду?