Джош смотрит на меня с таким видом, будто ничего более нелепого никогда в жизни не слышал. Потом со смущенным видом делает глоток из своего стакана. – Я гораздо больше, чем мое потрясающее тело. – В голосе слышится ироничное самодовольство, тон такой надменный, что мы оба хохочем. Я глажу ладонью его руку от плеча к запястью: – Знаю. Так и есть. Тебя слишком много для такой мелюзги, как я. – Ничего не много. Я хотел спросить: ты еще злишься из-за вчерашнего? Что я сказал Бексли, мол, мне не нужна помощь, чтобы победить тебя. – Как там говорится? Не выходи из себя, будь собой. – Я отодвигаю тарелку и облизываю пальцы. Ела как свинья. – Ты был не прав, сам знаешь. Тебе понадобится помощь, чтобы справиться со мной. Я не собираюсь сдаваться. Осушаю второй стакан апельсинового сока, выпиваю свою воду, потом воду Джоша. – Верно подмечено. – Джош наматывает салфетку на пальцы. – Вау, ты ешь, как викинг. – На эти выходные я объявляю перемирие. В ближайшие дни мы – это мы. – А в другие дни мы кто? – Наемные сотрудники «Б и Г». Соперники. Нарушители правил отдела кадров. Смертельные враги. О боже, я чувствую себя намного лучше. – Я спрыгиваю с табурета и мигом оцениваю, насколько сильнее стали мои ноги. – Я не хочу никаких сюрпризов, Джош. Если мне предстоит вляпаться в какое-нибудь дерьмо, я должна знать об этом. По его лицу пробегает тень. Он берет подсунутый под край тарелки счет и, когда я лезу в сумку за кошельком, бросает на меня слегка надменный взгляд. – Мы – это мы. Я – это я. – Он отсчитывает несколько банкнот. – Пошли. Я иду в уборную. Мою руки, смотрю на себя в зеркало и поражаюсь увиденному. Цвет вернулся ко мне. На самом деле я свечусь, как стриптизерша из Вегаса. Неоново-голубые глаза, щеки горят, волосы черные с синеватым отливом, а губы вишнево-красные, хотя помада давно сошла. Плотный ужин оживил меня, но я не возражаю против пари, что всегда выгляжу так после периодов нераздельного внимания Джоша ко мне. – Не растеряй это, – строго говорю я себе. Тут в уборную входит какая-то женщина и косо смотрит на меня. Я сушу руки и выбегаю наружу. Глава 20 Вечер благоухает свежестью из-за собравшихся над головой грозовых туч. Джош опирается на машину и смотрит на другую сторону шоссе. В томном изгибе его тела есть какая-то странная грация. Если бы нужно было придумать название к этой картине, я бы выбрала такое: «Тоскующий». – Эй! Все в порядке? Джош смотрит на меня с таким выражением, что мое сердце вздрагивает. Будто он напоминает себе, что, вообще-то, я здесь. А не только в его голове. – Тебе грустно? – Пока нет. – Он закрывает глаза. – Давай я немного порулю. – Я протягиваю руку за ключами. Джош качает головой: – Ты моя гостья. Поведу я. Ты устала. – О, так теперь я твоя гостья? – Я иду к нему с самым угрожающим видом, какой только могу изобразить. Джош закладывает руки за спину. Я улыбаюсь ему, и он отвечает улыбкой. Удивительно, что звезды размером с булавочную головку не рассыпаются у нас над головами серебряной пылью. Печаль, которую я заметила в глазах Джоша, испепеляют искры веселья. – Моя заложница. Моя пленница, добытая шантажом. Стокгольмская Печенька. – Ключи. – Я обвиваю рукой его талию, чтобы выхватить их из сжатого кулака. Потом приникаю к нему и усиливаю захват. – Отпусти! Ну же! – Я вытаскиваю из его руки ключи, но Джош обнимает меня за плечи и не отпускает. Мы стоим на месте еще довольно долго. Мимо непрерывным потоком несутся машины. – Я хочу, чтобы ты знала: я ничего не жду от тебя в эти выходные, – говорит Джош поверх моей головы. Я отклоняюсь назад и смотрю на него снизу вверх: – Что бы ни случилось, я уверена: до утра понедельника мы доживем. Если только твоя сексуальность не такая смертоносная, как я подозреваю, иначе мне крышка. – Но… – беспомощно возражает Джош. Я сдавливаю своего врага крепче и прижимаюсь щекой к его солнечному сплетению. – Это случится, Джош. Нам нужно выпустить пар. Думаю, ради этого все и было затеяно. – Кажется, ты смирилась. – Могу только заранее принести извинения за то, что я с тобой сделаю. Он смеется, поеживается и отталкивает меня. – Слушай, это всего одни выходные. – Я стараюсь говорить легко и, кажется, убеждаю нас обоих. Приходится подвинуть водительское сиденье вперед на добрую милю, что требует нескольких конвульсивных движений тазом. Джош без комментариев отодвигает назад пассажирское сиденье и следит за моей борьбой. Я пристегиваю ремень безопасности и поправляю угол наклона зеркала заднего вида. – Может, подложить под тебя телефонную книгу? Как тебе удалось сделаться такой маленькой? – Села при стирке. – Я выруливаю на шоссе. – Почти половину пути проехали. – Колено Джоша начинает подпрыгивать. – Постарайся расслабиться. – Раньше я не замечала, что Джош способен нервничать. Чувствую, он повернул голову и смотрит на меня. Этим мы занимаемся всегда. – Почему мы так делаем? Пялимся друг на друга? – Про себя я это знаю. Но ты говори первая. – Он думает, я не поддамся на провокацию. Ошибается. – Я всегда стараюсь понять, о чем ты думаешь. – Я бросаю на него триумфальный взгляд, как будто говорю: «Видишь, я умею быть честной. Иногда». – Я смотрю на тебя, потому что мне это приятно. На тебя интересно смотреть. – Бр-р! Интересно. Хуже комплимента не придумаешь. Мое бедное сморщенное эго. – Мигом отвешиваю себе мысленный подзатыльник. Набиваться на комплименты – это смертный грех. – Не обращай внимания, я пошутила. Эй, посмотри-ка на эту старую ферму. Я бы хотела жить здесь. – Главное – это твои глаза. – Голос Джоша зависает между нашими плечами. Слабый дождик делает зернистой картинку на ветровом стекле. Я крепче сжимаю руль. – Эти абсолютно безумные глаза. Глаза, каких я никогда еще не видел. – Ну спасибо. Безумные! – Все равно внутри я улыбаюсь. – Полагаю, это точное определение. – Ты назвала мое тело безумным. Я говорю в том же смысле. Когда ты не можешь на меня смотреть, это вроде как помогает говорить в открытую. Уж я-то знаю. Дождь усиливается, я включаю дворники и пытаюсь сосредоточиться на идущей впереди машине. Джош глушит радио, не знаю почему, но это ощущается как угроза. Будто щелчок дверного замка, который запирает тебя внутри. – Самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел, – говорит Джош таким тоном, будто хочет, чтобы я осознала всю важность сказанного. Хорошо, что темно, а то я залилась краской. – Спасибо. Джош вздыхает. Когда вновь раздается его голос, он как будто щекочет мне ухо кусочком бархатной ткани. Я пытаюсь взглянуть на своего пассажира, но он хмурится: – А твой маленький красный рот будто с валентинки… Он замолкает и издает странный звук – нечто среднее между стоном и вздохом. По моим рукам бегут мурашки. Я закусываю губу, чтобы удержаться от ответа. Может быть, чем молчаливее я буду, тем больше он раскроется. – Один раз на тебе была белая блузка, и я видел твой бюстгальтер. Из цветного кружева. Может быть, розового или бледно-лилового. Его очертания проступали так четко. Это был один из дней, когда мы особенно яростно ругались и ты от злости рано ушла с работы. – Такое случалось не раз. Тебе придется уточнить детали. – Лучше бы он не напоминал мне о таких моментах. – Я столько ночей пролежал в постели, думая о твоем лифчике из цветного кружева под белой блузкой. Стыдно сказать, – признается Джош, ерзая на сиденье. Вот он снова начинает говорить, и его голос извивающейся змейкой вползает в мое ухо. – А сон, о котором ты рассказала мне однажды? Ты была завернута в простыню, и какой-то загадочный парень прижимался к тебе?