Мы оба отхлебываем из чашек. Игра в гляделки началась, я переполнена вопросами, которые до смерти хочется задать, но не представляю, как к этому подступиться. – Правда или желание? – говорит Джош. Он всегда находит правильные слова. – Желание. – Трусиха. Ладно. Тогда съешь целую баночку острой горчицы из моего холодильника. – Я надеялась на что-нибудь сексуальное. – Я дам тебе ложечку. – Правда. – Почему ты так странно себя ведешь? – Джош откусывает кусок сэндвича. Я вздыхаю так глубоко, что возникает боль в легких. – Я была не готова к этому, и у меня появляются пугающие чувства и мысли. Джош пристально смотрит на меня, пытаясь заметить малейшие признаки лжи. Ничего не находит. Ответ мой крайне сжат, но правдив. – Правда или желание? – Правда, – не моргая, отвечает он. В окна проникает вечерний свет, и я вижу кобальтовый ободок вокруг радужки его глаз. Приходится на миг закрыть глаза, пока не схлынет боль от такой красоты. – Что за отметки ты делаешь в ежедневнике? – Мне запало в голову, что в прошлый раз он не ответил, сомневаюсь, сделает ли это сейчас. Джош улыбается и смотрит в тарелку: – Так, мальчишество. – Меньшего я от тебя и не ожидала. – Я записывал, одета ты в платье или в юбку. «П» или «Ю». Ставил значки, когда мы ругаемся и если замечал, что ты улыбаешься кому-то другому. А еще – когда мне хотелось тебя поцеловать. Точки – это просто мои перерывы на обед. – Ох… Но зачем? – В животе у меня трепет. Джош размышляет, как ответить. – Когда так мало получаешь от кого-то, берешь все, что можешь. – И давно ты этим занимаешься? – Со второго дня в «Б и Г». Первый день прошел как в тумане. Я собирался собрать статистику. Прости. Когда говоришь об этом вслух, звучит безумно. – Хотела бы я додуматься до такого, если от этого становится легче. Я не менее безумна. – Ты взломала код рубашек очень быстро. – Почему ты носишь их в определенной последовательности? – Хотел посмотреть, заметишь ли ты. И когда ты заметила, тебя это взбесило. – Я всегда замечала. – Да, знаю. – Джош улыбается, и я улыбаюсь тоже. Чувствую, как он берет в руки мою ступню и начинает ее массировать. – Эти рубашки, отмечавшие дни недели, странным образом меня успокаивали. – Я откидываюсь на спину и смотрю в потолок. – Вне зависимости от происходящего я знала, что, когда войду, увижу белую. Потом бело-серую. Кремовую. Бледно-желтую. Горчичную. Светло-голубую. Голубую, как спальня. Голубино-серую. Темно-синюю. Черную. – Я загибаю пальцы. – Ты забыла, бедная старая горчица не на том месте. В любом случае скоро ты уже не будешь видеть мои глупые рубашки. Мистер Бексли сказал, что к пятнице отборочная комиссия уже примет решение. – Но ведь пройдет всего один день после собеседований. – Я-то думала, на размышления уйдет неделя или две. Значит, в следующую пятницу я или буду праздновать победу, или окажусь безработной? – Мне тошно. – Он сказал, что если за пять минут во время интервью не формируется решение, кто нужный кандидат, значит они сами идиоты. – Лучше бы он не пытался давить на комиссию. Нам нужно, чтобы решение было честным. Ух! Я не представляю, как смогу отчитываться перед мистером Бексли сама, без тебя в качестве буфера. Говорю тебе, Джош, у этого мужика глаза – рентгеновские лучи. – Мне хочется ослепить его кислотой. – Ты держишь в ящике стола склянку с кислотой? – Тебе это должно быть известно. Ты ведь совала нос в мой стол и в ежедневник. В словах Джоша звучит упрек, но его взгляд остается дружелюбным. Он гладит мне большим пальцем свод стопы, и от этого я урчу. – Ты уволишься, если я получу работу? – тихо спрашивает Джош. – Да. Прости, но мне придется уйти. Сперва я говорила это из гордости. Но теперь ясно, что это единственный возможный вариант. Но знай, если решат, что ты лучше подходишь для этой работы, я уйду с радостью. Я буду радоваться за тебя, Джош, клянусь! Мне, как никому другому, известно, насколько упорно ты трудился ради нее. – Я немного выгибаю спину и вздыхаю. – Ты был бы моим боссом. Это было бы чертовски заманчиво – целоваться с главным исполнительным при каждом удобном случае, но нас обязательно поймали бы. – А если ее получишь ты? – Я не могу рассчитывать на твой уход, но быть твоим боссом я не смогу. Буду давать тебе какие-нибудь несусветные задания, и у Джанет случится удар. – А если бы я стал твоим боссом, я бы так тебя уработал. До изнеможения. – Ммм… Мне бы всю ночь снились грязные сны. – Ты сказала моим родителям, что я, вероятно, скоро стану главным операционным управляющим. Ты действительно так думала или просто прибавила это к списку похвал в мой адрес? Ничего страшного, если последнее – правда. – Если бы я была в приемной комиссии, то тщательно рассмотрела бы наши резюме, и ты, вероятно, покорил бы меня. Ты так хорош на своем месте. Я всегда восхищалась тем, как ты работаешь. – Я потираю руками грудь, чтобы облегчить боль. – Не обязательно. Дело ведь не только в резюме. Еще будут собеседования. Ты очаровательна. Нет на свете человека, который не проникся бы к тебе симпатией в первый миг знакомства. – И это говоришь мне ты? Я видела тебя в деле, когда ты к чему-то стремишься. Ты как политик тысяча девятьсот пятидесятых. Мягче мягкого. Джош смеется: – Но ты любишь «Б и Г». А меня там все ненавидят. Это твое преимущество передо мной. Плюс твое высокосекретное оружие, на которое Дэнни тратит свои выходные. – Да. – Я быстро отвожу взгляд. – Это связано с электронными книгами, я не идиот, – говорит Джош. – Почему бы тебе хоть раз не побыть им? Всего раз я хотела держать что-то от тебя в секрете. – Ты и сейчас что-то держишь от меня в секрете. Мы не добрались до истинной причины твоих странностей. – И не доберемся. – Я с головой накрываюсь пледом. – Очень по-взрослому, – комментирует Джош и берется за другую мою ступню, сдавливает пальцы, выписывает кружочки своим большим. – Ты не можешь долго хранить от меня секреты. Я тебя слишком хорошо знаю. Так что все у тебя выпытаю. – Ну что ж, очевидно, я совершенно открытая электронная книга. – Я издаю стон в темноте. – Мистер Бексли рассказал тебе о моем проекте по оцифровке? Пожалуйста, не поддевай меня тут, Джош. Прошу. Вся моя презентация основана на этом. – Ты серьезно думаешь, что я на такое способен? – Нет. Ну, может быть. Я ожидаю хлесткого ответа. Джош ничего не говорит, но продолжает массировать мне ступню. Я откидываю плед с лица: – Почему ты не улыбнулся мне, когда мы в первый раз встретились, и не сказал: «Приятно познакомиться»? Мы могли бы все это время быть друзьями. – Звучит трагично. Я столько потеряла, и времени больше нет. – Мы никогда не могли стать друзьями. Я пытаюсь отодвинуть ногу, но Джош ее не отпускает. – Значит, вот в чем соль. – Он сдавливает свод стопы. – Я всегда хотела быть в хороших отношениях с тобой. Но ты не ответил улыбкой на улыбку. И с тех пор был все время на шаг впереди. – Я не мог. Если бы я позволил себе улыбнуться в ответ и подружиться с тобой, я, наверное, влюбился бы в тебя. Он использует во фразе только прошедшее время, и это убивает скачущую внутри меня радость. Потому что он не мог в прошлом, не может и сейчас. Я пытаюсь избавиться от этих мыслей. – Ты сказал мне после поцелуя в лифте: «Мы никогда не будем друзьями».