Машина сбрасывает скорость, плавно уходя вправо, и я вновь обращаю внимание за окно. Перед глазами – бесконечное рапсовое поле. Яркое, невыносимо прекрасное. На фоне голубого неба, подернутого молочной дымкой облаков, лимонно-желтые цветы выглядят как живое олицетворение лета. Их цвет настолько насыщенный, настолько сочный, что с трудом верится в его натуральное происхождение. Все-таки мать-природа лучшая художница! Так чудесно, как она, никто не рисует! – Мы… Мы приехали? – оборачиваюсь на Ранеля, который с улыбкой наблюдает за моей восторженной реакцией. – Ты будешь убивать меня в рапсе? – Ага, – саркастично бросает он. – Всегда любил сочетание красного и желтого. Это не смешно, но я все равно смеюсь. Сама не знаю, почему. Измайлов выходит из машины, и я выпархиваю наружу следом за ним. Открыв багажник, он достает оттуда большую плетеную корзину, плед и сумку-холодильник. С широко распахнутыми глазами наблюдаю за его неторопливыми движениями и все глубже погружаюсь в шок. Сказать, что я потрясена – ничего не сказать. – У нас намечается пикник? – уточняю на всякий случай. Все же своим глазам я верю не до конца. – Можно и так сказать, – Ранель спускается вниз, к цветам. – Пошли, Шахерезада. Покажу, ради чего я тебя похитил. Глава 13. Диора Мы шагаем в безбрежный золотистый океан рапса. Тут необычная атмосфера: пахнет травами и медом, гудят насекомые. Вдоль поля пролегают тропки, на которых, если поискать, можно найти небольшие зеленые островки. Они будто специально созданы для отдыха и дум о вечном. Тут-то мы и расстилаем плед. Ранель держится непринужденно и даже как-то интригующе-безразлично. Не стремится меня коснуться, не отпускает сальных шуточек, да и в мою сторону смотрит лишь изредка. Усевшись на плед, молча достает из корзинки ягоды и фрукты, а из сумки-холодильника – две алюминиевые банки пива. – Я не пью, – спешу предупредить я. – Мне по религии не положено. – Безалкогольное, – усмехается он. А затем ловко вскрывает одну из банок и протягивает мне. – Держи. И кончай уже корчить из себя пай-девочку. Кроме нас, тут никого нет. Он по-прежнему уверен, что мое благоразумие – просто кич. И это немного обидно, ведь до встречи с ним я действительно была самой что ни на есть пай-девочкой. – Аллах все видит, – возражаю я. Но пиво из рук Ранеля все же беру. Раз безалкогольное, значит, можно. Делаю небольшой глоток и прислушиваюсь к ощущениям. Вкус непривычный, но довольно приятный. Терпкая горечь быстро растворяется на языке, уступая место легкой ненавязчивой сладости. – А ты не думала, что у Аллаха полно куда более важных дел, чем следить за градусом твоего напитка? – иронизирует демон. Он открывает свою банку и разом осушает ее почти наполовину. – Ты неверующий, да? – догадываюсь я. – Ну почему же? – он задумчиво глядит вдаль. – В каком-то смысле очень даже верующий. – А вот мне кажется, что твой образ жизни невообразимо далек от идеалов благочестивого христианина, – едко вставляю я. Правоверный демон. Ну ей-богу, смешно же! – Каюсь, грешил. Но, бля, с каким удовольствием! Он посмеивается, и я тоже не удерживаюсь от улыбки. Этот парень неотразим в своем бесстыдном обаянии! Весь такой беспечный, порочный, плюющий на общественные нормы морали… И как меня угодило попасть в его сети? Ведь не выберусь оттуда живой. Ох, не выберусь… – Долго будешь стоять? – интересуется Измайлов, вырывая меня из мыслей, полных самобичевания. – Садись давай. Плед, расстеленный на траве, стандартного размера, но в данную секунду кажется мне неприемлемо маленьким. Если я сяду, наши с демоном тела неизбежно соприкоснуться, и тогда… Одному лишь дьяволу известно, что случится тогда. – Да мне и так неплохо, – пробую отвертеться я. Ранель проходится по мне долгим изучающим взглядом, а затем вдруг говорит: – Давай откровенно, Шахерезада. Чего ты боишься? – Тебя, – помолчав, отзываюсь я. – Ты боишься, что я причиню тебе боль? – Не физическую, – мотаю головой. – Скорее, душевную. Возможно, это предубеждение, но мне почему-то кажется, что этот человек способен катком пройтись по моим чувствам. Растоптать. Уничтожить. В крошку перемолоть. Он – хищник, а я – травоядное. И законы джунглей никто не отменял. – Тогда давай придумаем стоп-слово? – неожиданно предлагает он. – Какое еще стоп-слово? – Если общение со мной станет совсем невмоготу, просто скажи это слово. И я оставлю тебя в покое. – Ты серьезно? – не верю я. – Абсолютно, – он смотрит на меня с вызовом, не моргая. – Ну… Хорошо, – соглашаюсь растерянно. – И что же это будет за слово? – Нужно нечто такое, что мы не употребим в рядовом разговоре… Как насчет сомнамбула? – Сомнамбула? – его выбор слегка шокирует. – Ну да. Лично я никогда не использую это слово в обычной речи, а ты? – И я… – Значит, решено. Наше стоп-слово «сомнамбула», – бодро провозглашает демон. – А теперь садись, Шахерезада. И перестань меня бояться. Мне не остается ничего иного, кроме как повиноваться. Осторожно опускаюсь на плед и сгибаю ноги в коленях. Адреналин вспарывает вены. Позвоночник натянут струной. А в груди теснит от предчувствия чего-то большого и светлого… – Любишь стихи? – Ранель поворачивает голову, и наши лица замирают на расстоянии дыхания. – Люблю, – отвечаю одними губами. Скоропалительно и неумолимо, меня засасывает на дно глубоких зеленых омутов. Я растворяюсь в глазах Измайлова. Безвозвратно тону в них. – Поэт-фаворит? – спрашивает шепотом. – Есенин, – отвечаю, не задумываясь. Вообще-то я еще Окуджаву люблю. И Заболоцкого. Но первым на ум почему-то Сергей Александрович пришел. – Вы помните, Вы всё, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене, Взволнованно ходили вы по комнате И что-то резкое В лицо бросали мне. Вы говорили: Нам пора расстаться, Что вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел —