– Иногда этого вполне достаточно. – Разве? – Да, я не могу обещать тебе, что не буду ревновать, а ты не можешь обещать, что расстояние между нами сократиться, но, по крайней мере, мы признали наши проблемы. – У меня нет проблем, – снова возникла ее защитная стойка. Я понимал, что за одно мгновение и уж тем более словами мне никак не заставить ее перестать защищаться, а значит не было смысла начинать спор. – Я хочу быть с тобой, – сказал я и протянул на столе обе руки. Марта ничего не ответила, а лишь едва улыбнулась. За этой улыбкой могло скрываться что угодно – любой ангел или любой бес из самых темных уголков ада, но я твердо знал, что люблю ее и потому потянулся и тихонько поцеловал в губы. Я так много хотел сегодня записать, а в итоге получилось только воспоминание об одной ссоре. Как странно работает наша память и еще страннее движутся мысли. В другой раз постараюсь быть не столь многословным. До свидания, Твой Август. 22 Сама того не заметив, Марта прислушалась к словам Августа. Она поняла это, когда стоя утром перед зеркалом, перестала испытывать отвращение от отражения. Принятие шло медленно – вначале появилась легкая улыбка, чтобы понять, как она с ней выглядит; затем, пусть совсем ненадолго, но Марта убрала с лица волосы и осмелилась взглянуть на свои острые скулы, обтянутые кожей. Изучая их, Марта пыталась представить, что произойдет, если она сможет набрать несколько лишних килограммов. Пока она проделывала эти и другие манипуляции, руки чувствовали густые мягкие волосы, что прежде она совсем не замечала, придавая им исключительно значение естественного щита. Но она все еще не могла разобраться в том, какая доля слов Августа была только лишь утешением, а какая правдой. Она не могла и боялась поверить в то, что не такая страшная, как ей казалось прежде. Уж слишком долго Марта заставляла себя жить в мире, где, пусть все и понятно, но слишком жестоко для того, чтобы быть правдой. Как-то раз почувствовав себя достаточно смелой, Марта собрала волосы в хвост. Представший облик оказался слишком противоречивым, чтобы его принять, и потому, посмотрев на себя пару минут, она сняла резинку и вернула волосы на их положенное место. Чтобы выйти из дома, или хотя бы из ванной, с собранными в хвост волосами и речь быть не могло. Попытки представить вероятность того, что кто-то может увидеть ее в другой одежде или с открытым лицом, приводили бедную Марту в ужас. Она пребывала в странном состоянии, которое можно было бы описать пословицей «И хочется, и колется…». Никто не должен был видеть ее другой, отличной от того образа, к которому все привыкли, иначе это могло бы привлечь много ненужного внимания. Но в голове Марты эта мысль звучала гораздо проще и короче: «Что подумают другие?». После ванной по утрам на кухне вновь оказывалась все та же самая Марта и уплетала бутерброды, запивая их чаем. – Доброе утро, – сказал отец, заходя на кухню. – Доброе утро, – кивнула дочка. Папа, как и положено, оттаял спустя сутки после ссоры, с которой прошло уже не мало времени. Он снова стал прежним собой: строгим, немногословным. Но то и дело Марта замечала на себе тяжелый взгляд отца и понимала, что в его голове прорастает не добрая идея, которая, по его мнению, является чистейшим благом. Он обкатывал мысль, но пока не позволял ей быть озвученной. Марта и без слов знала, о чем речь. Каждое утро и каждый вечер она боялась, что отец, наконец, произнесет ее вслух. Андрей Борисович все-таки сделал последний шаг к осознанию того, что пора запретить дочери тратить время в пустую и отнять скрипку. Хватит. Если она в силу своей слабохарактерности сама не понимает и не может принять решение, то он сделает это за нее. Ведь для того и нужны отцы? Направлять и учить. Далеко не все понимают, что порой необходимо проявить строгость! Показать, что правильно, а что нет. Примерно так рассуждал Андрей Борисович, позволяя мысли все глубже и глубже пускать корни в сознании, чтобы однажды она пробила себе путь на верх. – Не выспалась? – поинтересовался отец, изучая сомнительный пакет молока в холодильнике. – Почему? Выспалась. Конечно, я бы не отказалась, чтобы сейчас была суббота. – Выглядишь уставшей, – заметил отец, не догадываясь о том, что Марта напряжена из-за страха перед его мыслями. Но в чем-то он был и прав. С каждым днем уроков становилось все больше, а темы сложнее, от чего на домашнее задание уходило в два или в три раза больше времени, чем прежде. После школы Марта помогала маме по дому: убиралась, готовила, разбирала старые вещи. Иногда, когда мама в очередной раз пропадала в социальных сетях по «очень важному вопросу», Марта все делала сама. А если вспомнить репетиции, которыми девушка сама себя загрузила, то свободного времени не оставалось совсем. Она не могла позволить себе спокойно посмотреть кино или почитать книгу – все время нужно было что-то делать, и это сильно выматывало. Она успокаивала себя тем, что поспит и все пройдет, но это не так работает. Конечно, всегда полезно чем-то заниматься и увлекаться, но нельзя позволять себе работать на износ, потому что однажды можно разбиться подобно вазе и уже ни один клей в мире не сделают ее новой. На самом деле, таким образом Марта компенсировала свое непослушание отцовской воле в отношении скрипки. Девушка считала, что, следуя его взгляду о том, что самое главное в жизни это работать и учиться, учиться и работать, она наказывает себя и одновременно искупает вину. – Учебы много, – сказала Марта и тяжело вздохнула. – Ничего. Как говориться: тяжело в учении легко в бою. Ты еще молодая и тебе нужно ковать железо. Потом все окупиться втройне. Потом… это мистическое «потом», которое, может быть, и вовсе никогда не наступит. Но Марта не противилась. Она только молча кивнула и пошла к себе в комнату собираться. Уже на втором уроке, где невообразимые схемы из физики пытались внедриться в юный разум, Марта начала чувствовать, как засыпает. Медленно, но верно глаза пытались закрыться, а голова становилась тяжелой, как камень. Как бы она ни старалась слушать, ничего не получалось. Образ учителя перед глазами размывался, превращаясь в нечто странное и абстрактное. Как бы ей хотелось сейчас положить голову на стол и заснуть. Чтобы никто не трогал, ничего не говорил, но стоило лишь попытаться, как тут же получила бы по первое число. – ПРОСНИСЬ! – большими буквами написала Снежана и резко подвинула к подруге тетрадь, что та даже подпрыгнула на стуле. – Не могу. Рубит. – Рубить тебя будет Енот, если не возьмешь себя в руки, – так ученики называли преподавателя физики Енотову Анастасию Павловну. В ответ Марта только нарисовала грустный смайлик и уткнулась лицом в ладони. Кое-как пережив урок, подруги отправились в столовую в надежде, что еда поможет вернуть бодрость. День ото дня ничего не менялось. Уставшая Марта сидела на уроках, чтобы потом отправиться на репетиции или домой, где корпела над учебниками, безуспешно пытаясь понять какую-то, как ей казалось, ерунду. Вместе с усталостью пришло плохое настроение, которое в свою очередь привело раздражительность и невнимательность, от чего получаться все стало значительно хуже и требовало еще большего количества времени. Но вместо того, чтобы перестать себя загонять, Марта сделала вывод будто всему виной ее лень и плохая погода. Ни отец ни мать не стремились убедить дочь в обратном, потому что просто-напросто не замечали никакой проблемы. И если папа считал, что, когда ты взрослеешь, так и должно быть, то мама не видела ничего из-за бесконечных лент новостей, чатов и картинок, которые снова и снова продолжала перелистывать. – Мам, а где полотенце? – М? – не поднимая взгляд, мама издавала странный звук. – Полотенце кухонное. – Там, – она кивала в какую-то сторону, но едва ли сама понимала в какую. – Мам? – более настойчиво повторяла Марта. – А? Что? – вырвавшись из виртуального плена, наконец, обращала на дочь внимание мама. – Полотенце кухонное ты не видела? – Видела. На балконе сушится. – Спасибо, – отвечала Марта, но едва ли ее слова доходили до цели. Что уж говорить о случаях, когда Марта пыталась что-либо обсудить с мамой. Та то и дело отключалась, переставала слушать или в общем забывала нить разговора. Марта никогда не думала о том, почему мама стала такой, но свой вариант предложил Август, который сказал, что с развитием технологий и людей появилось гораздо больше способов сбежать от реального мира, где им так не хочется прикладывать усилия, чтобы что-то менять. Возможно, он был прав. Но что не устраивало маму в ее жизни? Может быть, папа со своими командирскими наклонностями? Или все было гораздо проще и сложнее: ее не устраивала вся жизнь, которая сложилась совсем не так, как она себе представляла. Разговоры с папой носили совсем другой характер. Вместо того, чтобы пообщаться с дочкой на равных, он сразу же пытался занять роль Мудрого наставника, с которым Марте обсуждать ничего не хотелось. Любые попытки превращались в наставления, а если надо было, то отец легко менял тему на другую. Так и получалось, что дома бедная Марта не могла ничего и ни с кем обсудить или получить поддержку. Конечно, у нее всегда были бабушка и Август, но каждый день ездить к бабушке невозможно, а как вернуться в дом снов по собственной воле, Марта и вовсе не представляла. Вместе с потерей настроения и рассеянным вниманием Марта получила полное безразличие к своей внешности. Она уже перестала смотреться в зеркало, примерять на себя разные образы и несмело мечтать о том, как будет гордо идти по улице, не боясь, что кто-то будет над ней смеяться. Все скромные достижения Августа оказались побеждены самой обыкновенной усталостью, которой люди так часто не придают значения. Сам Август далеко не сразу заметил перемены в своей подруге. Поначалу они были столь малы, что их не смог бы заметить ни один человек на всем земном шаре. Первые сомнения закрались, когда Марта начала все реже появляться в доме снов. Он взял себе за правило стараться как можно реже лезть в ее жизнь вне сна, поскольку она не знала и не могла знать, что он находится рядом, а потому Август не хотел нарушать право Марты на личную жизнь. Правда, с учетом закравшихся у него подозрений он решил все-таки взглянуть. Проходив за ней почти весь день, он наблюдал за тем, как Марта снова и снова гонит себя куда-то вперед. То одно, то другое, то третье. К концу дня, когда она битый час сидела над учебником алгебры, Августу хотелось захлопнуть книгу, чтобы она, наконец, остановилась, но рука прошла насквозь. Высказав свое недовольство в пустоту, Август растворился в воздухе. 23 Провалившись в глубокий сладкий сон после тяжелого насыщенного дня, Марта впервые за долгое время оказалась в старом особняке. Повсюду царил полумрак, рассеиваемый бесчисленным множеством цветных лампочек гирлянды, что волнами и каскадами текла по бледному потолку сквозь коридоры старого дома и уходила в гостиную. Красный, синий, зеленый, желтый цвета мягко светили вокруг себя, рассеивая тьму и становясь усладой для глаз. Девушка несмело ступала вперед, не отводя глаз от лампочек и аккуратно перешагивая привычные стебли растений, властвовавших в доме. – Август? – позвала она, но ответа не последовало, и ее голос эхом потонул в стенах дома. Шаг за шагом Марта добралась до гостиной, где гирлянда единым потоком спускалась с потолка и опоясывала письменный стол. На нем стояла уже знакомая музыкальная шкатулка. Марта открыла ее и наткнулась на крошечную записку, что лежала у ног балерины. Наша жизнь – это дорога, на которой мы принимаем решения, и иногда не самые правильные. Продолжай двигаться вперед. Давай посмотрим, что же ждет тебя впереди. Когда гаснет свет над головой, стоит взглянуть себе под ноги, чтобы увидеть, что тропа никуда не делась. Мистер А. – Мистер А., – прочла вслух Марта и улыбнулась. Возле стола девушка увидела осенние золотые и бардовые листья клена, которые превращались в тропу и, огибая диван и проходя рядом с погасшим камином, уходили прочь из гостиной через вторую дверь. Марта след в след пошла по тропе. Она позабыла о заботах, уроках и усталости – желание увидеть, куда ее приведут листья, захватило ее полностью. Тропа изгибалась, кружилась, но все-таки вела за собой в определенное место. Марта преодолела коридор и пошла вверх по ступеням на второй этаж. Вокруг было очень темно, но казалось, словно сами листья светятся, указывая ей путь и не позволяя заблудиться. Последний лист терялся под закрытой дверью комнаты. Девушка взялась за ручку и повернула ее. Старое полотно с характерным скрипучим звуком ржавых петлей открыло путь, даже не думая сопротивляться.