6 Старая табуретка шаталась под ногами, но Марта старалась не подавать вида, что вот-вот готова упасть, а то бабушка Леся непременно начала бы нервничать и суетиться. Хотя, впрочем, она итак занималась именно этим. – Тебя поддержать? – бабушка стояла рядом и переводила взгляд то с табуретки на внучку, то со штор на табуретку. – Не надо, бабуль. Все хорошо, – слегка соврала Марта, а сама проклинала петельки, на которых висели шторы. Бабушка любила свои тяжелые кремовые шторы, чей низ в буквальном смысле слова лежал на полу. Сколько раз ни пыталась Марта вспомнить, но в памяти не сохранилось ни одного мгновения, когда на окнах висело что-то другое. Марта покачнулась и была готова вскрикнуть, как заботливые бабушкины руки уперлись ей в спину. – Говорю же, давай поддержу. Не надо было тебя просить. Я и сама могла вполне справиться. – Бабуль, мне правда нетрудно. – Тебе, может, и не трудно, а я совсем обленилась. – Неправда, – рассмеялась Марта, но улыбка тут же исчезла с ее лица, ведь она вспомнила, как вчера это же говорила Снежана в парке. – Что случилось? – Ничего. Задумалась. Еще совсем немного. Вначале одна, а потом другая шторы упали на пол и тут же были подхвачены бабушкой, которая пошла в ванную, чтобы загрузить стиральную машинку. С чистой совестью Марта спустилась вниз. – Поставишь чайник? Я сейчас подойду. – Конечно. Бабушка жила в двухкомнатной квартире в доме, построенном чуть ли не в середине прошлого века. Точно Марта не знала, но на вид он действительно был очень старым. Его ремонтировали и за ним следили, но тяжесть лет проступала даже через свежую краску. Когда бабушка, наконец, пришла, на столе стояли две чашки и вазочка с печеньем. – Ой, – вздохнула бабушка. – Ты и здесь все сделала. – Ничего я не делала. Только чай налила. – Теперь можешь рассказать, как у тебя дела. Я готова слушать, – улыбнулась бабушка Леся. Всегда. Абсолютно всегда бабушка улыбалась и с заботой относилась к внучке. Даже в те моменты, когда она болела, то все равно надевала улыбку. Она не хотела, чтобы Марта или кто-либо еще видел ее слабой. Как однажды, бабушка призналась: "Мой груз – это мой груз. И я не хочу без необходимости взваливать его на вас. Это не по-человечески. У каждого хватает своих собственных забот, и ненужно заниматься моими. Если мне действительно будет нужна помощь, то я непременно попрошу." Кажется, она сказала это папе Марты во время спора. Тогда и только тогда девушка в первый и последний раз видела, как бабушка злится. – Так ты расскажешь? – Что? – опомнилась Марта. – Как у тебя дела? Мы так и не пообщались нормально на дне рождения Тани, зато сейчас самое время. – Норм…, – Марта осеклась и не стала договаривать. – Не знаю. Что-то хорошо, а что-то нет. – Например? Я же у тебя не провидица. Язык создан, чтобы на нем говорить и делиться чем-то, а не играть в угадайку. – Ты подумаешь, что я ненормальная. – Глупости какие! Никогда так не подумаю. – Мне кажется, я не справлюсь. – С чем? – брови удивленно поползли вверх. – Милая, изъясняйся точнее. – Со скрипкой. Я не успею подготовиться. Вчера вот день рождения, потом уже только во вторник, – с каждым словом Марта набирала скорость. – А там еще чего родители придумают. Мне времени не остается. Дома репетировать не получится. Папа вечно недоволен, когда я ее достаю. – Теперь ты очень тараторишь. Не спеши, – бабушка погладила внучку по руке. – Все ты успеешь. Еще два месяца. – Всего лишь. – Целых два месяца, – настаивала Леся. – Чем больше ты будешь нервничать, тем меньше будет получатся. Скажи, есть польза от того, что ты так переживаешь? – Нет, – призналась Марта. – Тогда зачем? Давай ты спокойно будешь заниматься и все. Мы еще к этому вернемся. Что еще у тебя нового? Как в школе. – Как обычно. Вот, пожалуй, в школе без перемен. Отличницей мне, думаю, не быть, но и без троек, наверное, закончить смогу. – Звучит, конечно, не очень, – бабушка засмеялась, прикрывая рот рукой, – но уже неплохо. – Как я не люблю алгебру с геометрией! Ты не представляешь! – Марта закатила глаза и тяжело вздохнула. – Наверное, также как я химию. Поэтому еще как представляю. А что друзья? Марта прикусила нижнюю губу. Ее смутило слово "друзья" во множественном числе. Последний раз, когда она дружила с кем-то кроме Снежаны, был в шестом классе, а с тех пор осталась только она. – Милая моя, можно я скажу, но только ты не обидишься? – Можно. – Ты хорошая, добрая девочка, только совершенно не хочешь в себя поверить. Снежана, наверняка, хорошая подруга, но вокруг тебя много других людей. Ты ведь понимаешь, что не сможешь, как сейчас, всю жизнь сидеть с ней за одной партой? Потом вам исполнится по восемнадцать лет, и, вполне возможно, многое изменится. – Я так далеко не заглядывала. – А здесь не надо заглядывать. Жизнь такая штука. Я не предлагаю тебе дружить со всеми подряд. Я только прошу тебя не боятся этого делать. Иначе что? Ты останешься совсем одна? Будешь ходить из дома на работу, с работы домой и злобно поглядывать на окружающих только от того, что твой мир сожмется до крохотных размеров? – Кажется, кто-то недавно говорил об этом. – Кто? – Я не помню, – нахмурилась Марта. – Тогда этот кто-то был абсолютно прав. Не поступай так с собой. – Да, кому я такая нужна? – Какая? – Вот такая! Бабушка покачала головой. – Ты в первую очередь нужна самой себе. Ты у себя одна. И, поверь мне, через год или два ты себя не узнаешь, – опираясь на стол, Леся поднялась. – А теперь погоди минутку. Медленный шажками бабушка ушла в другую комнату. Марта заметила, что Леса шла, почти не поднимая ног и постоянно держалась за стену. Так было каждый раз, когда у нее начиналось обострение, и болела спина. Из комнаты доносились звуки открывающихся ящиков шкафов и бормотание. Все закончилось победным возгласом: "Думала от меня спрятаться? Не вышло!" Бабушка Леся вернулась со старым коричневым футляром в руках, который Марта видела раза три за свою жизнь, и у нее перехватило дыхание. – Если твой папа против, то мы будем репетировать здесь! – решительно заявила бабушка. – Но это ведь дедушкина скрипка. – Дедушкина, да. Но, знаешь, я подумала и поняла, что если буду хранить память о нем таким образом, то это совершенно ни к чему не приведет. Он бы меня ругал за то, что я позволяю вещам чахнуть и умирать. Его скрипка, его книги и даже ботинки должны использоваться по назначению, а не гибнуть, спрятанные безутешной старухой. – Ты не старуха. – Это спорный вопрос, хорошая моя. Дедушки нет с нами уже десять лет, и за все это время я так и не осмелилась дотронутся до его вещей. Но… Ты помнишь его? – Плохо, – призналась девушка. – Я помню вы приезжали к нам. Я выбежала из комнаты и увидела вас в коридоре. Дедушка держал в руках этот футляр, а на нем было, кажется, бежевое пальто. – Да, бежевое. Все так. Оно до сих пор весит в шкафу. Ты можешь посмотреть, если захочешь. – Потом я помню, как сижу в папином кресле. Накрыт стол, а дедушка играет на скрипке. Я не могла оторвать от него глаз. Но я не помню, что он играл.