– Слушай, – Мышкина притормаживает и поворачивается лицом ко мне, – ты в следующий раз не соглашайся сочинение зачитывать. Она переминается с ноги на ногу, а глаза устремляет вниз. – Что, всё плохо? На самом деле, я так не думаю, потому что уверена в своей работе. И в знаниях тоже. – Нет, сочинение суперское, просто… Просто Никита, он… он всегда читает сочинения, он у нас лучший в классе по языкам. Смотрит виновато, боится полностью взгляд поднять. Правильно, я бы после таких заявлений тоже не рискнула человеку в глаза смотреть. – Никита, это который Чернышевский? Ну, во-первых… – Тсс! – Вера шипит и резко дёргает меня за руку. – Они – там! Плавно разворачиваюсь и смотрю в направлении, которое указывает взглядом девушка. Рягузов, Штерн, Чернышевский и ещё трое. Они почкованием размножаются эти мажоры? Рядом с Владом идёт парень, который сидел за последней партой и зыркал на меня, пока я у доски была. И что-то мне подсказывает, что это и есть тот самый Никита Чернышевский. А замыкают процессию торжественного шествия элиты две девчонки. Одна точно в нашем классе, а вот вторую я не видела ещё. Возвращаю полный недоумения взгляд к Мышкиной. Жду объяснений. – Фух, мимо прошли, – выдыхает с облегчением. – Вер, ну, это несерьёзно, бояться вот этих вот, – брезгливо морщусь. – И это после вчерашнего ты так говоришь? Знаешь, – с вызовом складывает руки на груди, – думаю, если бы ты в библиотеке до утра просидела, иначе сейчас посмотрела бы на ситуацию. Да их вся школа боится! Они только и знают, что издеваются над теми, кто слабее, и лучше не переходить им дорогу. Девушка выразительно выпучивает глаза, периодически взмахивает руками и тяжело переводит дыхание. Эмоции бьют через край. – Ой, ладно, пойдём на урок, – отвечаю устало, понимая, что переубеждать одноклассницу бесполезно. Она привыкла к униженному положению и даже не пытается что-либо исправить. Это её выбор, но я такую позицию не разделяю. Считаю, что в любой ситуации нужно в первую очередь оставаться собой. Сегодня мы с этими мажорами учимся в одном классе, а завтра судьба разведёт нас по разные стороны. И я ни в коем случае не позволю людям, занимающим эпизодическую роль в моей жизни, оказывать влияние на мои взгляды. На информатике мы рассаживаемся за компьютеры, поэтому у нас с Мышкиной появляется возможность немного поговорить. Разумеется, шёпотом. Тихонько придвигаю свой стул к столу Веры, прикрываю рот ладонью с одной стороны, чтобы меньше лишних ушей слышали наш разговор. – И всё-таки, ты не рассказала, чем моё сочинение не угодило этому… Никите. Невольно смотрю на парня, он как раз сидит за соседним компьютером. Тёмно-русые волосы небрежно взъерошены, надменный взгляд рыскает по классу. На спортивном костюме и кроссовках название известного бренда, про школьную форму парень, видимо не слышал. Индюк, одним словом. – Понимаешь, он лучший. Привык быть лучшим. Звезда, короче, а тут ты со своим сочинением, неудивительно, что он тебя взглядом испепелить пытался. Вера тоже через моё плечо стреляет глазками в Чернышевского дубль два. И в этом её взгляде я вижу восхищение, она смотрит на него, словно на божество. Понятно, почему эти мажоры возомнили себя пупами земли, если все так подобострастно перед ними преклоняются. – Что же теперь, остальным дураками притворяться, чтобы самолюбие мажоров не задеть? – Желательно… – тянет Мышкина. Смотрю на неё изумлённо, а она в монитор уставилась, мышку компьютерную поглаживает. Выглядит вполне серьёзной, не шутит получается? – Ты серьёзно? – спрашиваю в голос. От лёгкого шока совершенно забываю, что на уроке нахожусь. Замечание учительницы информатики моментально возвращает меня в реальность, но я всё ещё жду ответа Мышкиной. – Конечно, серьёзно. Лучше вообще не выделяться, и тогда проблем не будет, – улыбается. Бред, ну бред же. Такой глупости отродясь не слышала. Глава 10 – Странно, я же точно положила тетрадь ещё вчера вечером, – вытряхиваю содержимое рюкзака на стол. Учебники, дневник, пенал и три общих тетради – по русскому языку, истории и информатике. Как так-то… – Что-то забыла? – спрашивает Мышкина скучающе. Она уже приготовила всё необходимое для урока математики, аккуратно сложила на край парты и сидит теперь с видом примерной ученицы. А я, как последняя неряха, не могу отыскать в своём небольшом рюкзаке тетрадь по математике. – Да нет вроде, помню, что положила тетрадь с домашкой по математике, а её нет нигде… – Плохо, Инна Витальевна сегодня на проверку собирать будет, – напоминает Вера. Ну вот… Падаю на стул, громко выдыхаю. Обидно. – Ты не это ищешь, коротышка? – раздаётся над головой, а перед лицом мелькает обложка синего цвета с изображением циркуля и линейки на лицевой стороне. Моя тетрадь. – Положи на место! – цежу сквозь зубы, глядя прямо перед собой. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки и минимальной длины ногти впиваются в ладони. Желания смотреть на Рягузова нет совсем, а видеть его кривляния – тем более. Но Мишку мой игнор не впечатляет. – Пойди погуляй, Пышкина! – хватает Веру подмышки и с лёгкостью, словно пушинку, отрывает от стула. И откуда в этом тощем экземпляре такая силища? Мышкина отшатывается, а парень падает на её место и начинает отмахиваться моей тетрадью, словно ему жарко. – Дай сюда! – протягиваю ладонь, но сидеть продолжаю ровно, даже лицо в сторону хама не поворачиваю. – Какая бука! – шипит на ухо, заставляя меня отпрянуть. Правда, делаю я это слишком резко, поэтому чуть не падаю со стула. Едва удаётся удержаться за край парты. Рягузов громко хохочет, ему вторят несколько ребят с последних парт. Такие же серые тени, как Вера, которые стараются не выделяться и не привлекать к себе внимание мажоров. Зато поддакивать им совесть позволяет. В класс заходят Влад и Никита Чернышевские. Я сразу отворачиваюсь, не хочу смотреть на парней. Это странно и не имеет логичного объяснения, но мне не по себе от одной только мысли, что Влад увидит мой затравленный взгляд. – Так что ты скажешь, Надежда, – с фальшивой нежностью, на выдохе произносит моё имя. – Мне положить твою тетрадь на место? Зажмуриваюсь. Понимаю, что в его словах кроется какой-то подвох и отвечать «да» не стоит ни в коем случае. Открываю глаза и боковым зрением замечаю, что Влад, который до этого стоял вместе с Никитой в проходе, дёргается в сторону моей парты. Его руки сжаты в кулаки, костяшки пальцев белые-белые. Кажется, что он сходу врежет Мишке по холёной физиономии, но ничего не происходит. Точнее происходит, но не то, чего я ожидала. Никита перехватывает Влада за предплечье и говорит что-то очень тихо, буквально шёпотом. Чернышевский останавливается, обречённо опускает руки, его пальцы медленно расслабляются. В глазах плещется ненависть, когда он смотрит на Рягузова. А потом переводит взгляд на меня. Наши глаза встречаются лишь на мгновение, потому что я тут же отворачиваюсь. Презрительно морщу нос и качаю головой. Вот тебе и главный мажор, весь такой благородный и сильный. А на деле очередная марионетка в чужих руках. Видимо Влад отлично понимает выражение моего лица. И оно парню явно не нравится, потому что в моём взгляде ясно читается брезгливость и презрение. Чернышевский стряхивает с себя руку брата и идёт к выходу из класса. Толкает входную дверь ногой, отчего та с грохотом ударяется о стену, и исчезает из кабинета. И на уроке больше не появляется. А его брат проходит между рядов к последней парте, попутно похлопывая Рягузова по плечу в знак одобрения. Клоуны. – Чего ты хочешь, Рягузов? – понимаю, что без условий вернуть тетрадь не получится. – О, переговоры, как я это люблю, – облизывается. Мерзкий тип, ничего не скажешь. – Для начала, зови меня Майкл. Вот так, с придыханием – а ну-ка, девочки, – пальцем тычет за свою спину. Девчонки, сидящие за третье партой, дружно выдыхают: – Майкл!