Радуется, что смог сложить буквы в слова и принимает более уверенную позу. И я понимаю, что очень-очень сильно хочу согласиться на предложение Влада, сесть в его машину и уехать… домой. В моей прежней школы никто из старшеклассников не водил самостоятельно машину, большинству моих бывших одноклассников нет ещё восемнадцати лет. А те, кто уже достиг совершеннолетия, по тем или иным причинам не имеют пока возможности водить автомобиль. Оттого Влад ещё в большей степени кажется мне каким-то необычным, сказочным, недосягаемым. Он, словно, живёт в другом мире – далёком, хрустальном, таинственном. Но стоит вспомнить реакцию отца на моё позднее возвращение несколько дней назад, и хрустальные мечты превращаются в мельчайшие осколки, а страх вытесняет из груди то тепло, которое поселилось ненадолго благодаря словам парня. – Не получится, – отвечаю еле слышно, – не сегодня. И никогда. И мне вдруг кажется, что запреты отца не так плохи. Ну, к чему может привести наше с Владом общение? Я пущу его в сердце, дам свободу зародившимся чувствам, а он, как и положено мажору, завтра забудет про меня. Возможно, даже имени не вспомнит. И пока я буду склеивать своё разбитое сердце, мимо пройдут и экзамены, и поступление, и моя мечта стать врачом. Так себе перспектива, поэтому, да. Папа очень даже прав. Влад Уроки заканчиваются. Ученики дружно стекаются к выходу из школы. А у меня сегодня другие планы. Захожу в кабинет математики, запрыгиваю на подоконник. Листаю ленту в социальной сети. Входная дверь тихонько скрипит, в кабинет заходит Скворцова. Интересуется, где Инна Витальевна. Забавная, всё-то у неё по полочкам, да по правилам. Рассматривает моё лицо, в глазах горит любопытство. – Нет, мы будем убирать без инструкций. Самостоятельно. Вдвоём. Буравлю её взглядом в ответ. На девчачьих щеках проступает лёгкий румянец, но Надя старается скрыть смущение. Вздёрнув маленький носик, отворачивается. Приступаем к уборке. Молча моем парты и стулья. – Я не полезу на окна, – доносится из другого конца класса. Подхожу к девчонке и без лишних церемоний поднимаю её в воздух, сажая на подоконник. – Что ты творишь? – выдыхает рвано. – Я не то имела в виду… Мои руки обосновались на тонкой талии, а аккуратные ладошки девушки лежат на моих плечах. Не пошевелиться, не выдохнуть от этой близости. Рассматриваю аккуратные черты лица, небесно-голубые глаза, губы… Губы хочется не только рассматривать, но это уже будет слишком. – Опусти меня, пожалуйста, – просит жалобно, ещё сильнее впиваясь тонкими пальчиками в мои плечи, – если сюда кто-нибудь войдёт, то мне не избежать наказания в этот раз. Мы так… М-да, со стороны картина должно быть потрясная. У бедной математички сердце не выдержит, если она опять нас застанет в таком любопытном виде. Боюсь, Инна Витальевна ещё после раздевалки в себя не пришла, а тут такое… Прокашливаюсь, снимаю Надя с подоконника. Пушинка. – Извини, я действительно не так тебя понял, – произношу, чтобы девушка перестала смущаться. Но ухмылку спрятать не получается. Вины я не чувствую, даже наоборот, рад, что всё так вышло. Впрочем, Наде об этом пока знать не обязательно. Разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Перевариваю случившееся, анализирую свои действия. Что со мной? Как-то мои первоначальные мотивы не вяжутся с нынешней реакцией на девушку. Одно дело желать добра и защищать от других, и совсем другое… От меня её кто защитит? Возвращаюсь в кабинет, Надю перехватываю на выходе с пустым ведром в руках. Забираю, сам иду за водой. Нет, это не девушка, это сплошной феномен. Не кокетничает, не улыбается лишний раз, даже глазки не строит. Пытается казаться сильной, самостоятельной, смелой… Можно до бесконечности перечислять, суть не изменится. Я привык, что современные девушки, начитавшись всяких статеек по психологии, корчат из себя непонятно что. Знаю, что девушки – слабый пол. Но когда попытки казаться немощной доходят до маразма, у меня они вызывают только отвращение. А с Надей всё наоборот. Хочется защитить её, пусть она и делает вид, что не нуждается в этом. С полным ведром воды иду обратно в кабинет. Меня ждёт сюрприз. Никита стоит посреди класса и бесцеремонно рассматривает Скворцову. Я знаю, что она ему не нравится. Обычно брат имеет собственное мнение, но в этот раз ему на уши подсела Штерн. Она знает к нему подход, вот и дёргает за ниточки. – Выйдем! – бросаю брату, когда понимаю, что разборок не избежать. Но устраивать их при девушке я не собираюсь. – Ты из-за этой девки пообещал классной драить кабинет? – Ник цедит ядовито. – Тебя не касается, – отвечаю тихо. Знаю, что сейчас брат опять начнёт меня шантажировать, напомнит, что я тоже не святой. Но мне плевать. Надоело постоянно идти у него на поводу. Я два последних года только этим и занимаюсь. Однако к моему великому удивлению Ник ничего не говорит. Бьёт кулаком в дверь со злостью и уходит. Смотрю ему вслед и словно вижу себя со стороны. Хоть мы и троюродные, очень похожи. И не только внешне. Агрессия, самоуверенность, жестокость по отношению к окружающим. Я ведь раньше тоже был таким. Глава 16 С самого утра я не могу отделаться от мысли, что что-то не так. Буквально кожей ощущаю присутствие чужих глаз, и это порядком напрягает. Оборачиваться и смотреть, кто там решил проделать дырку на моей блузке в области спины, я не хочу. Боюсь, что мои догадки окажутся явью. Можно было бы попросить Веру, чтобы она посмотрела на этого глазастика, но Мышкина на меня обиделась. Со вчерашнего дня не разговаривает. Я понимаю, что отчасти тоже не права – не стоило так грубо переводить стрелки со своей личности на личность подруги. Но и извиниться пока не выходит. Вера опоздала на первый урок, а во время перемены куда-то исчезла, пришла по звонку. Тем более, я хочу не просто попросить прощение – это как раз таки дело одной минуты. Мне кажется разумным поговорить с девушкой, объяснить ей, что я извиняюсь не за своё мнение – я его не изменю. Я хочу попросить прощение за форму, в которой его преподнесла. А на это уже требуется время, тут парой минут не отделаешься. Вот и сидим мы теперь с Мышкиной – за одной партой, но, словно, в разных концах класса. Она что-то старательно вырисовывает на черновике, переписывать задачу с доски не собирается. Ранее я уже слышала от неё, что химия ей ни к чему. А мне приходится надавить на горло своим ощущениям, отложить до лучших времён разговор с Верой и вникать в слова Татьяны Анатольевны. Ближе к концу урока мы записываем в дневники домашнее задание. Я записываю. Про остальных не скажу, вижу только, что Мышкина делает пометку прямо в тетради – карандашом. Остальные может быть и вообще в учебнике отмечают, как например, Максим Королёв, который сидит за первой партой на соседнем ряду. К тому моменту, как прозвенит звонок, я стараюсь, чтобы все мои вещи были собраны в рюкзак, и я могла бы оперативно перехватить Мышкину. Впрочем, Вера тоже не лыком шита – убегает из класса, как только появляется возможность. Я кидаюсь за ней, перехватываю уже на выходе из гардеробной. – Вер, – хватаю её за запястье. Невольно подмечаю, что кость-то у девушки достаточно узкая. – Давай поговорим. – Мхм, – губы надувает и смотрит за мою спину. Понятно, взглядами пересекаться не хочет. Присматриваюсь к выражению лица подруги, и интуиция мне подсказывает, что у меня есть все шансы настоять на своём. Вера хоть и делает вид, что охвачена вселенской обидой, на деле не выглядит злой или рассерженной. Не оставляя Мышкиной времени на раздумья, тяну её к окну, находящемуся в самом конце гардеробной. Демонстративно ставлю на подоконник свой рюкзак, как бы показывая девушке пример. На удивление Вера с лёгкостью копирует мой жест, складывает руки на груди, слегка вскидывает подбородок. Всем видом показывает, что готова меня выслушать. Глядя на её поведение, с трудом сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Обижающаяся Вера выглядит довольно забавно.