– На бутылках кроме его отпечатков были отпечатки и девчонок. А насчет орудия убийства – сказал бы он нам все, если бы на машине не разбился, когда мы его гнали, как зайца. Он поджег дом, понимаете? Рассчитывал, что все сгорит. И своим побегом он полностью себя изобличил. Чего ему бежать, если невиновен? Катя умолкла – логика у чуриловцев своя, железобетонная. – По фотографиям не понять, имелся ли вокруг участка Крайновых забор, – заметил Гектор, подхватывая нить беседы. – Дома сняты крупным планом, панорамы места происшествия нет. Огорожена была территория? – Никакого забора, – ответил зам по тылу. – Мать их моде хипстерской поддалась. Столичные дачники тогда в Жадино покупали деревенские дома, а заброшенные занимали под ремонт и принципиально заборов не ставили. Ну как в Европе. Там же виды на Змеиный луг, на поля, холмы такие, что дух захватывает. А заборы бы все отрезали, вид испортили на природу. – А что с домами Крайновых стало? – поинтересовался Гектор. – Развалины, лопухами-крапивой заросли, – ответил майор Арефьев. – Наследников не оказалось, ни наши, ни хипстеры столичные тогда по дешевке стройку не купили. Слава худая – два мертвеца… Да Пузановка вообще быстро схлопнулась. Мода сошла на нет. Жадино еще держалось несколько лет, а потом все изменилось. Сейчас вообще – дело труба. Две трети из того, что в Жадино построили и отремонтировали, пустует – креатив за границу подался, дома на торги выставили, только покупателей нет. И арт-фестиваля больше нет, закрыли его. А без фестиваля и рок-концертов кому Жадино наше нужно – глухая заброшенная деревня? Можете глянуть на руины, если любопытно. Как раз по пути к нашему Купцову. Он на въезде на Змеиный луг живет – рядом с автозаправкой на проселке. Вот адрес его. Деревня Строчилы, старики там одни остались. Только он просил через два часа вас приехать к нему – хозяйством они с женой заняты, огурцы солят и банки закручивают. – Хорошо, мы подождем, – заверил Гектор. – Гарифа Медозова в Чурилове или переехала куда-то? – Здесь живет. И брат ее с ней. У нее маленький магазин «Все для дома» в нашем торговом центре. По главной улице до конца, сразу ТЦ увидите. Она там постоянно торчит, сама ведь за прилавком, на брата надежды никакой, – майор-флегматик монотонно повествовал. – А куда ей ехать из Чурилова? Личная жизнь из-за обезображенного лица у нее так и не сложилась. Замуж она не вышла. Кукует здесь одиночкой. Но бизнес свой ведет как может, в отличие от многих здешних, все еще держится на плаву. Катя горячо поблагодарила деревенских полицейских: «Если возникнут у нас вопросы, а они наверняка будут, мы еще к вам обратимся, договорились?» И попросила не убирать далеко обгорелый том дела сестер Крайновых. Так как в запасе имелось два часа и время делать инъекции еще не настало, Гектор предложил заглянуть в торговый центр к Гарифе Медозовой. Хотя Катя считала, что лучше бы им сначала встретиться с ветераном отдела полиции, который непосредственно занимался убийством пятнадцатилетней давности и располагал всей доступной информацией. Однако Гектор настоял – Гарифа может закрыть свой магазин, в деревне они не до вечера работают, придется адрес ее пробивать – лишний труд. И они отправились в торговый центр. Проехали по главной улице Чурилова, и впечатление Кати о том, что город полумертвый… лишь усилилось. Слишком много заколоченных пустых домов – не только частного сектора, деревенских, но и каменных торгово-промышленных зданий постройки пятидесятых и семидесятых. Никаких многоэтажных жилых комплексов в чистом поле, никаких строительных кранов на горизонте. Гектор сразу углядел насущное – в бревенчатом черном бараке неожиданно расположилась совершенно современная стильная кофейня – витрины были декорированы речным песком и булыжниками в стиле японских садов камней. Словно призрак канувшей в небытие прежней жизни города Чурилова. Рядом с кофейней напротив отделения Сбербанка – относительно новый, но уже запущенный кирпичный коттедж в два этажа. С вывеской «Гостевой дом Шапиро». В кофейню за едой для запоздалого обеда они решили заглянуть на обратном пути после беседы с Гарифой Медозовой. Гектор предложил забрать перекус с собой и махнуть в Пузановку, в поля, чтобы увидеть место убийства сестер Крайновых воочию перед встречей с главным свидетелем и участником тех давних событий из состава чуриловской полиции. Глава 15 Медуза Горгона Главная улица Чурилова упиралась в автостоянку торгового центра. С левого крыла здания рабочие демонтировали вывеску известной торговой сети. – Катя, вы уж с Гарифой сами поговорите, – попросил Гектор, когда они вошли внутрь. Катя огляделась – весь верхний этаж закрыт и сумрачен, даже свет отключен. Внизу работал супермаркет. Возле его витрин, словно на рынке, расположились продавцы картошки и овощей. Окрестные жители привезли урожай с огородов – пыльные мешки, грязные клубни молодого картофеля, кабачки и огурцы. Все разложили прямо на полу на картонках. И весы рыночные с гирьками полувековой давности шли у них в ход. Магазин «Все для дома» располагался как раз напротив супермаркета – тесный маленький закуток, забитый товаром. На пороге стоял парень лет двадцати в синем рабочем комбинезоне. Вид у него был какой-то чудной. В тот момент Катя сразу не поняла, что парень не совсем нормален. В глубине закутка за кассой она увидела худую стройную женщину с темными длинными волосами. Гектор легонько отодвинул парня с пути – тот глазел на них и улыбался, – и они прошли в магазин. – Гарифа Медозова? – Катя прямо с порога обратилась к женщине и сразу же представилась официально. Как только та кивнула, показала свое полицейское удостоверение. – По налогам? Или опять нажаловались на меня из-за брата? – воскликнула Гарифа тревожно и растерянно. – Он же не нарочно, ум у него такой… ущербный, больной. Я сколько раз уж объясняла всем, извинялась за его поведение. Ей не было еще и тридцати пяти, но выглядела она старше. Черные как смоль крашеные волосы, густые и блестящие, тяжелой волной падали ей на плечи. Надо лбом их удерживала яркая головная повязка в американском стиле. Но вот Гарифа глянула на Катю в упор, и та еле сдержалась, чтобы сразу не отвернуться или не уставиться в пол. Пугающий мертвый взгляд… Вместо правого глаза у Гарифы был протез, и такой неудачный, фальшивый, что он уродовал ее образ. Левый глаз нормальный, живой, правый – неестественно выпученный, вытаращенный, словно протез вот-вот выскочит из глазницы, шлепнется на пол и покатится по полу… Искусственный глаз одновременно как магнит притягивал к себе взор и отталкивал. Лишенное ресниц сморщенное коричневое веко, некогда изуродованное, – несмотря на пластическую операцию, лишь усугубляло картину. В очи Гарифы было трудно смотреть. Хотелось избежать ее взгляда – тяжелого и страшного, словно у Медузы горгоны. Катя сразу вспомнила – именно так назвал Гарифу начальник полиции, ее бывший одноклассник – Медуза… Она попыталась представить Гарифу с дредами. Змеи-косы вокруг ее головы, темный зловещий венец. Гектор помалкивал. Стоя рядом с Катей возле прилавка, он повернул голову в сторону брата Гарифы, который все торчал на пороге. Видимо, Гектор тоже пытался не пялиться на кривую. Катя очень вежливо и очень спокойно объяснила, что они приехали из Москвы не по поводу жалоб или претензий, не из-за налогов, а для выяснения деталей давнего дела об убийстве сестер Крайновых Полины и Аглаи, по которому внезапно открылись новые обстоятельства. – Какие вновь открывшиеся обстоятельства? – удивленно спросила Гарифа Медозова. – Их же Паша Воскресенский убил обеих. Менты его во время погони прямо в тачке застрелили, а выдали все нам, горожанам, за ДТП. – Вы помните то давнее лето, Гарифа? – спросила Катя. Она моментально насторожилась – правда ли то, что она сейчас услышала? И не лукавил ли с ней и Гектором деревенский полицейский, участвовавший в той погоне. – Вы ведь дружили с Полиной, учились с ней в одном классе. – Дружила, потом раздружилась. Горшок об горшок. Слез по ней я тоже не лила. Сестру ее Аглашу жалко – пацанка ведь совсем еще была. Жизни не видела. А Поля получила свое. Прилеточка ей за все. – Гарифа тряхнула своими густыми волосами. – За вас? – тихо спросила Катя. – Вам уже что-то ведь рассказали о нас с ней? – хмыкнула Гарифа. – Вы из полиции, наверняка к нашему шерифу Валерке Арефьеву в отдел заглянули сначала. Он про меня наплетет – вы только уши развесите. Он же мой одноклассник. И не просто одноклассник, а мой бывший. Мой первый сладкий мальчик… У нас с ним в выпускном классе любовь крутилась, а как я глаза лишилась, он меня сразу бросил. Никакой жалости ко мне, никакого сострадания не выказал, щенок паршивый. – Он нам сообщил лишь то, что произошел несчастный случай, когда вы запутались в проводе софита вместе с Полиной Крайновой и упали со сцены, где она пела, а вы ее снимали на камеру. И вы получили травму глаза, – пояснила Катя. Она уже чувствовала подспудно нарастающую истеричность Медузы. И вела беседу в самом нейтральном ключе. Не завести ее надо, а успокоить. Гектор вообще не вмешивался, слушал. – Майор Арефьев ввел нас в заблуждение? – уточнила Катя. – Полина Крайнова толкнула вас на стулья намеренно? Да? – Сейчас я скажу – да. А тогда девчонкой твердила – нет. Они ж, менты, меня бы сразу первую схватили и посадили за двойное убийство. Мол, это я Польке отомстила, а Аглашу заодно прикончила как свидетельницу. И хату их подожгла. – Но вы ведь их не убивали, – доверительно сказала ей Катя. – Я никак не пойму, в чем проблема. – Гарифа выпрямила стройный стан. – Дело прошлое, убийцу тогда сразу вычислили и прикончили. Конечно, я их не убивала. Их Пашка Воскресенский зарубил – так нам тогда внушили. – А сами вы тоже уверены, что сожитель матери девушек – убийца? – Повод у него имелся. Она же проходу ему не давала. На шею буквально вешалась. – Кто? Полина Крайнова? – Катя помнила, что говорил им зам по тылу о Воскресенском и Полине. – Младшая – Аглая. Созрела она рано для своих лет. И по уши втрескалась в Пашку, а тому ведь уж за тридцать было, старый, по нашим тогдашним меркам. Мы когда еще с Полькой дружили, она мне жаловалась на сестру – ночами не спит, в щелку все подглядывает, как Пашка мать ублажает в постели. Она ревновала его. Даже несколько раз поцеловать сама пыталась вроде в шутку. Он ее от себя, словно пластырь, отдирал. Если тогда, как в городе говорили, они и махнули на велосипедах на стройку их нового дома, то… это Аглая туда рванула к Пашке. Может, они и переспали уже, успели или только собирались… А Полинка за ней помчалась, ну, чтобы помешать… Она все же Аглашу жалела как младшую, хоть и презирала ее в душе. И скандала она с матерью страшилась. Выплыли бы Аглашины проделки, мать бы Польке в Москву в сентябре точно не позволила бы уехать. Чтобы одной с развратницей мелкой и любовником не оставаться. – А зачем Полина осенью собиралась в Москву? – поинтересовалась Катя. – На телевидение, на Первый канал. Ей вызов пришел на эту, как ее… «Фабрику звезд», что ли… или нет, как-то иначе тогда конкурс эстрадный назывался. На кастинг. Они с Аглаей весь тот год на конкурсы видео посылали – как дуэтом пели и как Полина глотку драла. Аглаше-то ничего не светило, она ж еще в школе училась. Несовершеннолетних не принимали на кастинг взрослый. А Полине вызов пришел на сентябрь, звонили ей из телика. – Откуда вы все знаете? Вы же тогда уже не общались с Полиной из-за травмы, – усомнилась Катя. – Поля мне сама хвалилась – как столкнемся с ней, она мне сразу и вываливает, ну, чтобы добить меня морально, унизить. «Я в Москву, в шоу-бизнес… Мне звонили с Первого канала, видео мое в топе. Стану звездой… Буду бабки грести лопатой, в клубах ночных, на корпоративах петь». А ты, мол, уродина… сгниешь здесь в глуши в одиночестве. – Довольно дорогое удовольствие – участие в подобных конкурсах, – заметила Катя. – Ее мать обеспечивала деньгами? Или Полина где-то работала? – Она после школы у матери в салонах красоты вертелась, вроде как менеджменту училась прямо у станка. В колледж решила не поступать, потому что голову себе песнями забила и шоу-бизнесом. Мать ее, тетя Алла, хотела, чтобы она в их семейном бизнесе помогала. Второй салон их раскручиваться начал. Но Польку все это уже мало интересовало. Если бы она провалилась в сентябре в Москве на шоу, вернулась бы к матери. Я ведь тоже после школы к ним в салон красоты устроилась работать. Тетя Алла меня взяла по блату – полотенца готовить, краски для колориста. А как глаз мой екнулся… она меня попросила уйти. Не уволила после операции, но попросила – мол, я своим видом клиентов отпугиваю. Выскочек столичных, что тогда наш городок гребаный наводнили, как вши. А насчет бабла вы спрашивали… Спонсор имелся у Полины. – Спонсор? – Пяткин. Давний приятель ее матери. Женатик-папик. Его благоверная отделением коммерческого банка заведовала, а сам он большой человек, по меркам нашего Чурилова, много чем владел. Клуб-кафе караоке, где мы тогда с Полькой утром репетировали… это ж его собственность. Он нас туда пускал. Полька его уговорила. – Они находились в отношениях? Этот ваш Пяткин и Полина? – осторожно уточнила Катя. – Она ему давала. А он ее спонсировал. И притом что, по слухам, до Пашки Воскресенского он был любовником ее матери. Но они расстались. Так он через несколько лет, как Полина выросла, ей начал знаки внимания оказывать, и… короче, деньгами он ее к себе привязал и обещаниями, что в случае, если она по кастингу в то шоу на Первом канале пройдет, он ей квартиру съемную в Москве оплатит. Жить ведь где-то надо и питаться, чтобы петь. Она на все шла. Все его желания исполняла, лишь бы он платил. Он ведь ее связывал. Стоп… Катя замерла. И опустила голову, уставилась на прилавок, на россыпь пакетов с садовыми перчатками, упаковками шариковых ручек. Медуза горгона сверлила ее своим мертвым взглядом… Раздался какой-то звук – словно всхлип. Катя оглянулась – брат Гарифы прислонился к стеллажам. Он смотрел на Катю и сестру в упор. На впалых щеках его горел багровый румянец. Темные глаза сильно косили. А на губах застыла какая-то шалая, блаженная улыбка. Он держал руку в кармане синего комбинезона. Гектор наблюдал за ним. Затем переместился и встал так, что закрыл собой Катю от парня. – Связывал? – переспросила Катя. – К спинкам кровати ей руки и ноги веревкой примотает и трахнет. Он только так с ней сексом занимался. Она мне все сетовала – извращенец пузатый… Мол, встает у него, лишь когда она полностью беспомощна и в его власти. – К стулу он ее привязывал? – Наверняка. Но она сама ему позволяла с собой так обращаться. Ради спонсорства его и обещаний. – Гарифа усмехнулась, словно наблюдая за реакцией Кати. Но затем на лице ее промелькнула тревога – она глянула на младшего брата, подпиравшего спиной полки с товаром. – Пяткин в городе или переехал? – задала Катя новый вопрос. – Здесь. Баба его давно бросила. А банк ее коммерческий лопнул. – Фамилия Мосин… Иван Андреевич Мосин вам ничего не говорит? – спросила Катя. – Мосин? – Пожарный из Кашина, из МЧС, он находился в то лето в Чурилове в командировке. – А, пожарник веселый и рьяный… Дядя Ваня! – Гарифа взмахнула рукой. – Но не из пьесы Чехова. – Он вам знаком? – Катя снова вся обратилась в слух. Вот, наконец-то… Ниточка, ведущая к Мосину, наметилась! – Пожарник… Такой был ходок. Тоже шуры-муры здесь у нас крутил. Шустрый дядечка, без комплексов. – С Полиной? Или с обеими сестрами? – Нет. У него была зазноба в фельдшерском пункте. В городишке нашем ведь нет больницы, только фельдшерский пункт. Если бы построили больницу, может, мне бы и глаз спасли… Но не судьба. Пожарник приезжал очень часто к ней – ее звали Лариса, она работала медсестрой в пункте. Я с ней почти не общалась. Но Полина с ней дружила. Она гораздо старше нас, ей тогда уже за двадцать перевалило. Полина с ней все советовалась насчет противозачаточных. Какие надежнее. Лариса – медик, как-никак, и сама с пожарником залететь страшилась. Он к ней прилип как банный лист. Как лето, он сюда в командировку рвался от жены. И в течение года наведывался к Ларисе. Тайком, как пуганый заяц. На выходные – якобы в командировку служебную. Мы над ним ржали – не знаю, как в Кашине, а в Чурилове такие дела не скроешь. Стыдоба! – Почему? – усмехнулся Гектор. Он впервые вмешался в их беседу. И добавил своим изменчивым голосом, пародируя булгаковского Фагота: – Пылкая зрелая страсть. А существует ли любовь, спрашивают пожарные? – Фельдшерица была его племянница. Кровная родственница, – хмыкнула Гарифа. – Он ей порой денег с премии подбрасывал, подарки дарил на день рождения, на Восьмое марта. Все обещал жену в Кашине бросить и перебраться в Чурилов, клялся в любви.