Катя вспомнила, как Гарифа орала на Марата в магазине… Гектор прибавил скорости, однако на железнодорожном переезде у Песков они зависли в ожидании, пока откроют шлагбаум. В Чурилове навигатор определил местоположение улицы Октябрьской на самой окраине. Дом оказался и правда старым, самым обычным деревенским – как две капли воды похожим на развалюху Мосиных в Умнове и Крайновых в Пузановке – одноэтажный, вросший в землю, с маленькой подслеповатой террасой, выкрашенной в синий цвет. Его окружал невысокий забор-штакетник, местами покосившийся. Однако палисадник утопал в цветах – мальва, подсолнухи, разросшийся шиповник. Сквозь штакетник рдели георгины и настурции. В пепельно-прозрачных августовских сумерках к дому ползла сгорбленная фигура – старуха в панаме, брюках и розовой линялой ветровке, катившая за собой туго набитую сумку на колесиках. Она остановилась у калитки, обернувшись на их «Гелендваген», – в этот момент Гектор как раз затормозил на углу палисадника. Катя поняла, что перед ними бабушка Гарифы. Старуха поставила сумку на колесиках, просунула руку сквозь штакетник, чтобы открыть щеколду калитки изнутри, как делают все деревенские, и вдруг… Она издала хриплый страшный вопль. Он эхом отозвался на пустой, словно вымершей улице Октябрьской. – Ааааааааааааааааааааа!!!! Гектор выскочил из внедорожника. Катя, которую оглушил жуткий крик, последовала за Гектором. Побежала бегом. Старуха продолжала дико кричать, захлебываясь воплем: – Ты что… ты что… ты что… Ты что наделал?!! Хриплый всхлип… клокотание… нет, мужской смех… странный, дьявольский… в ответ на ее вопль. Зрелище, открывшееся перед ними на участке, Катя запомнила на всю жизнь. Перед ними стоял младший брат Гарифы Марат. Всю его одежду – фланелевую клетчатую рубашку, футболку, спортивные брюки, даже кроссовки покрывала алая кровь. Он был в крови с головы до ног. В правой руке он держал топор с окровавленным лезвием. А левой рукой поднимал за волосы и показывал им, потрясенным, и продолжавшей страшно кричать бабке… человеческую голову. Голову Гарифы. Длинные пряди ее черных волос, слипшиеся от крови, походили на змей… Сплетаясь, они свисали вниз… Голова Медузы горгоны… – Стой, Катя, не ходи! Я сам с ним, – бросил Гектор. Он перемахнул прямо через забор – рывком подбросив вверх свое сильное тренированное тело, ухватившись за верх штакетника. – Брось топор! – крикнул он Марату. – Бабушка, смотри! – страшно, радостно, ликующе завопил Марат, потрясая головой сестры, – сгустки темной крови падали в траву, на его кроссовки, черные слипшиеся пряди шевелились на ветру, словно змеи сплетались… – Она уснула в траве, и у нее голова отвалилась! – Сумасшедший Марат захихикал. – Ее башка… Он поднял голову сестры за волосы высоко вверх – в тот миг он напомнил Кате дикую пародию на статую, изображающую того, кто убил Медузу горгону, только герой мифа не был безумным. Гектор ринулся к нему. Он помнил, что перед ним психически больной, несмотря на весь ужас ситуации. Псих с топором… Молниеносно он нанес парню одновременно два удара – ребром ладони по предплечью, обездвиживая руку, сжимавшую топор и ногой в колено. Марат повалился на землю. Гектор накрыл его собой, прижимая к траве, и обезоружил. Затем заломил руку Марата за спину и рывком поднял, сам вставая вместе с задержанным. Отбросил топор ногой подальше. Катя еле справилась с щеколдой калитки. Старуха умолкла, шлепнулась на завалинку у забора, ее сумка на колесиках опрокинулась. Но Кате сейчас было не до нее. Что скрывать – она не просто испугалась, леденящий ужас сковал ее с головы до ног. Медленно она зашла на участок, где Гектор удерживал окровавленного Марата. Обезглавленное тело Гарифы лежало на садовой дорожке. Вид его был страшен – все в крови, из ворота джинсовой куртки торчал багровый обрубок шеи. Голову Марат выпустил из рук, когда Гектор сбил его с ног, и она откатилась к клумбе с георгинами. Среди алых лепестков на черной жирной удобренной кровью земле лежала голова в ореоле черных кровавых волос-змей. И взгляд ее, устремленный в вечернее небо… оба глаза – искусственный и настоящий – теперь сравнялись – тусклые, остекленевшие. Мертвые глаза Медузы горгоны. Казалось, в них застыло удивление… – Это ты сделал? – крикнул Гектор Марату в лицо. – Отвечай мне! Это ты ее убил?! Или не ты?! – Она уснула… я хотел ее разбудить. – Марат моргал, морщился, корчил гримасы. – А у нее башка отвалилась. – Ты отрубил голову своей сестре? – тише, глуше спросил Гектор. – Скажи мне! – Она лежала, она уснула… я хотел ее разбудить… – Это не ты сделал?! Кто здесь был? – Гектор встряхнул его. – Ой, больно… больно руку… – Кто здесь был? Ты кого-то видел?! – Гектор отпустил его заломленную назад руку, схватил за плечи, снова встряхнул. – Что ты видел, Марат? – Ничего… Я ходил гулять… А она приехала к нам… Потрясенная Катя впервые оглядела участок – покосившиеся ворота, их створка приоткрыта, а под навесом стоит машина, подержанная серебристая корейская иномарка. Багажник ее открыт, дверь со стороны водителя распахнута. В багажнике полиэтиленовые сумки. Под колесами машины гравий. И – примятая трава до садовой дорожки, словно что-то протащили. Лужа крови на дорожке… обезглавленное тело. – Тебя не было дома, когда она приехала, да? Что случилось дальше? Отвечай мне! Ты ее убил? Что у вас с ней произошло? Или это не ты сделал, Марат?! – Гектор тряс парня, словно мешок с картошкой. Лицо Марата искажали гримасы. – Люди! Помогите! Звоните в полицию! – страшно заорала на всю Октябрьскую улицу справившаяся с первым шоком старуха Медозова. – Убил он ее! Зарубил топором мою Гарифу мой внук!! Я давно знала, что этим у них дело кончится! А психдиспансер мер не принимал, не верили они нам с Гарифой! Полиция! Люди! Никто не откликнулся на вопли старухи. Соседние деревенские дома пусты – кто покинул Чурилов, кто еще с работы из соседних районов не вернулся. Катя сама вызвала полицию. Патрульные машины с мигалками, сиренами приехали быстро, всю улицу заняли. Глава 25 Кровь – Братец весь покрыт ее кровью, – заявил майор Арефьев, прибывший на место убийства вместе с оперативниками и криминалистами. – Три свидетеля – вы и старуха – своими глазами видели в его руке топор. Он принадлежит Медозовым. Топором Марат рубил дрова – у них в доме печное отопление. Он показывал вам отрубленную голову сестры, словно трофей. Каких доказательств его вины в убийстве вам еще нужно? Он обращался к Кате и Гектору. Оперативная группа проводила тщательный осмотр участка и дома Медозовых, и он продолжался очень долго. Давно стемнело – полицейские машины светили фарами через распахнутые ворота на участок. К этому моменту бабку Гарифы увезли на «Скорой» в кашинскую больницу. Оставлять в доме ее было немыслимо. Марата дотошно допрашивали сотрудники чуриловской полиции, но толку не добились – он бубнил как заведенный то, что лепетал Гектору. Криминалисты осмотрели садовую дорожку, траву, гравий, на котором стояла машина Гарифы, но кроме следа волочения тела на траве и лужи крови на дорожке ничего не нашли. Судмедэксперт определил по состоянию трупа давность смерти в час-полтора на момент обнаружения. Убийство Гарифы произошло незадолго до того, как Катя и Гектор появились на улице Октябрьской. – Она приехала домой к своим, сама открыла ворота, загнала машину под навес. Ее бабка отсутствовала, ее ненормальный брат рубил дрова топором, – заявил майор Арефьев. – Он напал на сестру… – Ее мог убить не брат, – заявил Гектор. – Когда она загнала машину на участок, ворота оставались незапертыми. Убийца свободно зашел. Дома в это время отсутствовала не только старуха, но и Марат. Убийца оказался один на один с Гарифой, он выбрал момент. Насчет старухи установили все быстро – путаясь и рыдая, она поведала, что в пятом часу отправилась за сахарным песком в палатку на улице Садовой. В свои восемьдесят пять она еще сама регулярно ходила в магазин, не надеясь на внуков. У палатки встретила подруг-старух, и они до сумерек просидели со своими сумками-колясками, набитыми гречкой и сахарным песком, на завалинке у палатки, обсуждая новости и болезни. Момент ее возвращения домой Катя и Гектор видели лично. А с Маратом сохранялась полная неопределенность – он твердил, что «пошел гулять на пруд», а раньше действительно колол для печки дрова топором и перекапывал грядки. Свою работу грузчиком в магазине сестры он пропустил, потому что она так велела. Дальше его показания были следующими: нашел сестру «спящей в траве, и у нее отвалилась голова». Насчет вопроса про орудие убийства – как топор оказался в его руках – ненормальный вообще ничего вразумительного не отвечал, корчил гримасы, даже порой хихикал. Его реакция на произошедшее пугала. Пруд – заросшая ряской и тиной лужа – находился на окраине частного сектора. Традиционный деревенский «пожарный водоем», от дома Медозовых до него – примерно полкилометра. – Тело отправим в областное бюро судмедэкспертиз, потому что случай беспрецедентный, обезглавливание, – сообщил судмедэксперт. – Я считаю, ей голову отрубили уже мертвой, однако… У нее рана сбоку почти у виска. Закрытая черепно-мозговая травма. Думаю, что от обуха топора. Ее оглушили сначала, а голову отчленили, когда она упала – причем тело перетащили на садовую дорожку, на более твердую поверхность, где удобнее рубить. На лезвии топора кровь и темные волосы. Экспертизу, конечно, проведем, но и так ясно, что волосы и кровь – потерпевшей. – Ее мог убить и не брат, – настойчиво повторил Гектор майору Арефьеву. – Мы ей звонили примерно за час с четвертью до убийства с дороги, она подъезжала к дому и сообщила, что ее подрезали. Какая-то машина. Кто-то преследовал ее, возможно, пытался даже устроить аварию. Надо проверить что за тачка. – Я проверю, – почти грозно пообещал майор Арефьев. – Я все проверю, коллега. Каждый факт, каждую улику. С тех пор как вы вдвоем появились в Чурилове и подняли со дна старое, в общем-то, раскрытое дело, у нас здесь снова слухи клубятся. И я буду проверять все, чтобы меня никто не упрекнул, как упрекали тогда моих предшественников. Машина ее подрезала? Отыщем, найдем. Только я хочу сказать вам, Гектор Игоревич, ее братец с детства состоял на учете в психдиспансере, это все в городе знали. Ему двадцать один год. Дважды на него нам поступали жалобы от граждан, от женщин за неподобающее поведение в публичном месте. Он постоянно мастурбировал на баб. – Майор Арефьев понизил голос. – Весной в торговом центре вообще произошел инцидент с рукоприкладством – супружеская пара из Тулы посетила магазин Гарифы. И Марат начал мастурбировать при них, супруг полез в драку, он разбил Марату нос. Наши, чуриловские, так остро не реагировали, они жалели его – все знали его историю, его болезнь, поэтому и мы, полиция, закрывали глаза. А что сделаешь? В психбольнице он часто лежал, но затем его выписывали, и он возвращался домой. Гарифа с ним намучилась. Но она же, пардон, тоже баба, он в своем безумии уже и на сестру мог покуситься. Полез к ней, а когда она его отвергла, ударил топором. – Никаких признаков борьбы или изнасилования нет, – отрезал Гектор. – На нее совершили нападение, когда она вышла из машины и еще не успела закрыть ворота. – Полковник, Гарифа могла просто затрещину Марату влепить – она его по морде хлестала прилюдно, отучала от мастурбации. Он терпел до поры до времени, до нынешнего вечера, а затем ответил ей – ударом топора. Катя вспомнила, как Гарифа на их глазах дала пощечину брату в магазине. Что ж… У майора Арефьева свои аргументы. Он уже определился с виновным в убийстве бывшей одноклассницы. А у них с Гектором свой взгляд. Катя не вмешивалась в их спор. Она еще не оправилась от шока, ее всю трясло. Лучше пока помолчать. Подметила и нечто иное: Гектор не спешил выкладывать майору Арефьеву новость о словах Гарифы – что она о чем-то вспомнила в связи с давним убийством. И не спрашивал его о несостоявшемся женихе Алике – Алексее Ладовском. Видимо, Гектор не может простить ему, что он моментально слил кашинским коллегам информацию об их приезде в Чурилов. И то, что Арефьев выяснял тайком, кто вообще такой полковник Гектор Игоревич Борщов, какие у него полномочия копаться в прошлом города Чурилова. Словно подтверждая ее мысли, Арефьев довольно резко заявил, что им – ей как представителю пресс-службы и ее «спутнику» (он намеренно определил статус Гектора именно так – неопределенно) больше нечего делать на месте происшествия. Отправляйтесь в УВД – позже вас допросит следователь, а пока оба напишете объяснения как свидетели произошедшего. И радуйтесь, что на месте убийства оказался третий очевидец – старуха Медозова, подтвердившая, что вы появились у дома одновременно с ней, а то бы и вас затаскали… Расследование дело кропотливое, полное бюрократии, вам ли, коллеги, не знать. В Чуриловском УВД бушевал ночной аврал. Никто не спал, все сотрудники явились по тревоге. Катя отметила, что их заявление насчет неизвестной машины, подрезавшей Гарифу, не пропало даром – дежурная часть занималась рассылкой ориентировки всем постам ППС и ГИБДД о транспорте в районе частного сектора возле улицы Октябрьской и на всем пути от торгового центра. Увы, дорожных камер в Чурилове и на окрестных дорогах не водилось. Катю и Гектора отправили в свободный кабинет писать объяснения. Едва закрылась дверь комнаты, Гектор сразу спросил: – Катя, ты как? – Ничего. Отхожу потихоньку. – Катя глянула в окно: ночь опустилась на Чурилов. До очередного момента инъекций осталось совсем мало времени. Гектор был предельно сосредоточен, серьезен, собран. Однако вид его Катю снова встревожил – лицо серое, на скулах пятна румянца, испарина на лбу. – Гек, у тебя температура? – Кажется, есть немного, но не так, как вчера, терпимо. И сейчас это не важно, Катя. Я должен теперь сам во всем до конца разобраться, раз такие дела пошли… Обезглавливание. – Гектор стиснул зубы. – Из-под земли достану ублюдка, кто такое творит… и раньше творил здесь и в Кашине. – Они ищут машину, Гек. Хотя майор уверен, что Гарифу убил брат. И если бы не все остальные факты, то и я бы, наверное, так решила. Мы же их видели с тобой в магазине. – Парень ее не убивал. Пусть он больной, но он говорит правду. Когда он ее обнаружил, она уже была обезглавлена. И топор валялся у тела. Он его поднял и ее голову за волосы… До смерти этого зрелища не забудешь, но… Пусть он псих, безумец, но не он ее прикончил. Я уверен. Гектор достал мобильный и позвонил кому-то в столь поздний час – гудки, гудки, наконец ответил неприветливый голос. – Ресепшен дома отдыха? – Он не включал громкую связь, не желал, чтобы его переговоры слышали полицейские в коридоре. – Ресторан ваш работает? Он же круглосуточный. Быстро меня на ресторан переключите. Пррраво-хранительные органы, в момент, я сказал, не пререкаться. Дело уголовное. – Он ждал несколько секунд. – Так, ресторан? Полковник Борщов, я был у вас сегодня вместе с Родионом Пяткиным, вашим будущим владельцем. Без запинки отвечай мне – когда он покинул ресторан? Когда уехал? Днем? Во сколько? После обеда? Спасибо. Гуляйте, наслаждайтесь дальше жизнью. Он дал отбой. – Пяткин уехал из Кашинского дома отдыха почти сразу после нас. А нам подкинул свидетеля Урбанова, направив нас на след призрачного алиби его дружка Воскресенского. Услал нас в Олимпийскую-Брехаловку, подальше от Чурилова. – Он уже набирал новый номер. – Алло, приемный покой? Правоохранительные органы вас снова беспокоят. Полковник Борщов. А, добрый вечер, доктор. Вы снова на дежурстве сегодня? На хозяйстве? – Катя поняла, что Гектор позвонил в больницу Кашина и разговаривает с тем самым молодым доктором, сменщиком Ларисы Филатовой. – А коллега ваша что же, доктор Филатова? Вроде ее очередь работать? Нет? Дежурством поменялась на сегодня и завтра? Приболела? А, понятно, спасибо. Нет, у меня к ней пара вопросов в связи с пациентом, Зарецким. Выписали сегодня утром? Он мне говорил. Как вы сами оцениваете то, что с ним произошло? Редкий случай? Отмененная амнезия? Интересно, как вы его феномен обозначили. Метафора? Подходящая весьма. Спасибо, спокойной ночи.