— Как и ожидалось, отвратительное зрелище! — Мой отец придерживался мнения, что подобные галереи следует упразднить, господин, — заметил Цзун. — И он был прав! — воскликнул судья. Дао Гань тоже осмотрел галерею и фыркнул: — Демонстрировать все эти ужасы не имеет смысла. Люди все равно будут творить пакости, и ничто их не остановит. Так уж они устроены! На стене справа висели свитки с даосскими текстами о грехах и последующем возмездии за них. Вдоль левой стены выстроились статуи в человеческий рост, демонстрировавшие страдания, которые ожидают грешников в даосском аду. Здесь можно было видеть двух демонов, распиливающих пополам извивающегося человека, далее толпа ухмыляющихся бесов варила мужчину и женщину в котле. Еще чуть дальше демоны с бычьими и конскими головами тащили за волосы мужчин и женщин к подножию статуи, изображавшей Черного Судью загробного мира, — длинная борода скульптуры была из настоящих волос. Все статуи были ярко раскрашены. Свет фонаря, который держал Цзун, падал на злобные маски демонов и искаженные лица жертв. Все трое быстро пошли дальше, стараясь держаться правой стороны, подальше от сцен ужаса. Внимание судьи привлекла обнаженная женщина, прислонившаяся спиной к большому валуну: огромный синий демон направил ей в грудь острие своего копья. Длинные волосы ниспадали на лицо несчастной. Руки и ноги были отрезаны, тело из потрескавшегося гипса опутано тяжелыми цепями, но все детали выступали с явной непристойностью. Следующая сцена была еще омерзительнее: два демона в старинных военных облачениях и доспехах, запятнанных кровью, на огромной колоде разрубали боевыми топорами голых мужчину и женщину. От мужчины остался лишь торс, но у женщины, лежащей ничком на колоде, были отрублены только руки. Ускорив шаг, судья Ди сердито сказал Дао Ганю: — Я прикажу настоятелю убрать отсюда статуи женщин. Все эти сцены и так достаточно омерзительны. Нет необходимости, чтобы здесь были еще и обнаженные женщины. В официально утвержденных местах поклонения выставлять столь мрачные изображения не разрешается. Дверь в конце галереи была не заперта. По крутой лестнице они спустились в большую квадратную комнату. — Сейчас мы, должно быть, находимся на втором этаже северо-западной башни, — сказал Цзун Ли. — Если мне не изменяет память, через вон ту дверь мы выйдем к лестнице, ведущей в склеп под Святилищем. Дао Гань начал возиться с запором на указанной двери. — Его давно не открывали, — заметил он. — Замок совсем заржавел. Прошло некоторое время, прежде чем прозвучавший щелчок оповестил, что Дао Гань справился со своей задачей. Он толкнул тяжелую дверь. Из темноты пахнуло плесенью. Судья Ди взял у Цзун Ли фонарь и начал осторожно спускаться по узким ступеням. Когда он досчитал до тридцати, ступени повернули вправо. Он снова отсчитал тридцать ступеней, на этот раз вырубленных прямо в скале, и фонарь Цзуна осветил массивную железную дверь, которая преградила ему путь. На ней была тяжелая цепь с висячим замком. Цзун прижался к влажной стене, чтобы пропустить вперед Дао Ганя. Тот открыл очередной замок, снял цепь, и судья прошел внутрь. Из темноты донесся звук хлопающих крыльев. Он быстро отступил. Маленькое черное существо пронеслось над его головой. — Летучие мыши! — с омерзением констатировал он. Судья поднял фонарь высоко над головой. Двое других стояли у него за спиной, с благоговением взирая на представшее перед ними зрелище. В центре маленького восьмиугольного склепа стоял помост из позолоченного дерева. На нем, в высоком резном кресле, покрытом красным лаком, восседала человеческая фигура в платье из жесткой золотой парчи, на узкие плечи была наброшена накидка красного шелка. Из-под высокой, сверкающей золотом тиары, словно из двух щелей, на коричневатом сморщенном, осунувшемся лице смотрели два странных глаза. Одна прядь клочковатой седой бороды отделилась. Левая рука скрывалась под накидкой, тонкие крючковатые пальцы правой сжимали длинный посох. Судья Ди почтительно поклонился. Два спутника последовали его примеру. Затем судья сделал шаг вперед и осветил фонарем стены. На гладко отполированной каменной поверхности красивыми большими иероглифами, залитыми золотым лаком, были вырезаны даосские тексты. Возле дальней стены стоял большой ящик из красной кожи, с медным замком. Другая мебель отсутствовала, но пол покрывал толстый ковер, на бежево-золотом фоне которого были синим вытканы даосские символы. Воздух показался судье сухим и свежим. Пока они обходили помост, к фонарю начали слетаться маленькие летучие мыши. Судья отогнал их. — Как они могли сюда попасть? — приглушенным голосом спросил Цзун Ли. Судья указал на два отверстия в потолке. — Это вентиляционные шахты, — пояснил он. — В своем стихотворении о двух настоятелях вы ошиблись: здесь нет червей, потому что очень сухо. Наставлять ему следовало летучих мышей — это было бы вернее. Но, возможно, тогда получилось бы не так складно. — Тогда уж, скорее, кошек, — пробормотал поэт. — К кошкам мы еще вернемся. Старый настоятель любил их рисовать. Открой этот ящик, Дао Гань! Там должны быть его рисунки и рукописи. Лучше места для этого не придумать. Судья и Цзун Ли молча наблюдали, как Дао Гань вскрывал замок. Ящик был плотно набит бумажными и шелковыми свитками. Дао Гань развернул несколько верхних свитков. Передав два свитка судье, он сказал: — Здесь опять картины с изображением того самого серого кота, ваша честь! Судья мимоходом взглянул на них. На одной кот был изображен на полу, за игрой с клубком шерсти, на другой — в траве, с поднятой лапой в попытке поймать бабочку. Вдруг судья замер. Некоторое время он стоял, ошеломленно уставившись прямо перед собой. Потом приказал: — Закрой ящик! Мне больше не нужно никаких доказательств! Старого настоятеля действительно убили! Дао Гань и Цзун Ли хотели спросить, почему он вдруг так решил, но судья не дал им открыть рот. — Я сказал, закрой ящик! Сейчас мы пойдем и предъявим преступнику обвинение в преднамеренном убийстве! Дао Гань положил свитки на прежнее место, опустил крышку и пошел следом за судьей. Судья Ди бросил последний взгляд на осунувшееся лицо забальзамированного настоятеля, поклонился и направился к лестнице. — Кажется, покои настоятеля находятся в здании над четвертыми воротами? — спросил он Цзун Ли, пока они поднимались по лестнице. — Да, господин. Если мы вернемся к западной башне, то по переходу, ведущему на восток, сможем пройти прямо в помещения, что находятся над Святилищем. — Проводи меня туда. А ты, Дао Гань, быстро отправляйся через Галерею ужасов в храм и принеси оттуда рисунок кота, который висит в боковом зале. Потом разбуди кого-нибудь из послушников и попроси проводить тебя обычным путем в покои настоятеля. Дальнейший подъем в северо-западную башню все трое проделали в молчании. Оттуда Дао Гань пошел прямо, а Цзун Ли повел судью налево по темному коридору. Сквозь оконные ставни снаружи до них снова донесся шум ветра и дождя. Иногда было слышно, как что-то разбивается о каменные плиты в центральном дворе. — Ветер срывает черепицы с крыши, — заметил поэт. — Буря скоро утихнет. Обычно она начинается и заканчивается мощными порывами ветра. Они остановились перед массивной дверью. Она оказалась заперта. — Насколько я помню план, ваша честь, — сказал Цзун Ли, — это должен быть черный ход в спальню настоятеля. Судья Ди постучал в дверь костяшками пальцев, потом прижался ухом к гладкой поверхности. Ему показалось, что он слышит, как кто-то двигается внутри. Он постучал еще раз. Наконец раздался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь медленно приотворили. Фонарь осветил худое, искаженное от страха лицо. Глава 14 Увидев, что это судья, настоятель, казалось, испытал огромное облегчение и несколько приободрился. Запинаясь, он спросил: — За что... за что я, ничтожный, удостоился чести... — Пройдемте к вам! — перебил его судья. — Я хочу поговорить с вами по одному очень срочному делу. Настоятель провел их через скромно обставленную спальню в прилегающую к ней уютную библиотеку. Судья Ди сразу ощутил странный приторный запах. Он исходил из большой старинной курильницы, стоявшей на боковом столике. Настоятель жестом пригласил судью присесть рядом с письменным столом в кресло с высокой спинкой. Сам же сел за стол и указал Цзун Ли на стул возле окна. Он несколько раз открывал было рот, но явно не был готов начать разговор, очевидно, еще не придя в себя от неожиданного появления судьи. Судья откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молча наблюдал за нервно подергивающимся лицом настоятеля, потом любезно произнес: — Тысяча извинений, что мне пришлось потревожить вас в столь поздний час, — вернее, столь ранним утром! Но, к счастью, я вижу, что вы одеты, а следовательно, еще не ложились. Вы кого-то ожидали? — Нет... я просто задремал в кресле в спальне, — с вымученной улыбкой ответил настоятель. — Через несколько часов начнется утренняя служба. И я... я подумал, что не имеет смысла раздеваться. А почему ваша честь воспользовалась черным ходом? Я решил, что... — Вы решили, что это старый настоятель восстал из склепа, не так ли? — спокойно осведомился судья Ди. Заметив внезапную растерянность в глазах Истинной Мудрости, он добавил: — Но он не в состоянии этого сделать. Он действительно мертв. Могу вас в этом заверить, потому что я только что навестил его. Настоятелю наконец удалось взять себя в руки. Он выпрямился и резко спросил: — Зачем вы ходили в склеп? Я же говорил вам, что в это время года... — Совершенно верно, — прервал его судья. — Но мне потребовалось проверить бумаги, оставленные вашим предшественником. Теперь мне хотелось бы уточнить некоторые детали его кончины, пока увиденное мной еще не стерлось в памяти. Поэтому я и решился прийти к вам в столь неурочный час. Постарайтесь припомнить последний день жизни вашего предшественника. В полдень вы разделили с ним трапезу. Но, кажется, утром вы его не видели? — Только во время утренней службы. После этого он удалился в свои покои, точнее — в эту самую библиотеку. Здесь всегда устраиваются личные покои настоятеля монастыря. — Ясно, — произнес судья Ди. Он повернулся в кресле и окинул взором три высоких окна у себя за спиной. — Я полагаю, окна выходят в центральный двор? — Совершенно верно, — торопливо подтвердил настоятель. — В дневное время в этой комнате очень светло. За это-то мой предшественник ее и любил. Из-за яркого освещения она была очень удобна для рисования — единственного занятия, за которым он мог позволить себе передохнуть от дел. — Действительно, она для этого очень подходит, — заметил судья. На мгновение он задумался, потом продолжал: — Кстати, когда я беседовал с вами в приемной, туда заходил какой-то актер, и вы еще высказали свое возмущение по поводу бесцеремонного нрава этих людей. Вы не заметили, кто это был? Настоятель, которому, казалось, удалось взять себя в руки, снова растерялся. Он промямлил: — Нет... вернее сказать, да, заметил. Это был тот самый фехтовальщик, Мо Модэ. — Благодарю вас. — Судья не сводил глаз с сидящего перед ним испуганного человека и медленно поглаживал бороду. Некоторое время все пребывали в молчании. Цзун Ли начал нетерпеливо ерзать на стуле. Судья Ди не двигался. Он слушал, как капли барабанят по ставням. Ему показалось, что дождь начал ослабевать. Раздался стук в дверь, и вошел Дао Гань со свертком под мышкой. Передав его судье, он остался у дверей.