Кажется, так должны отвечать следователи НКВД из книг и их коллеги-гестаповцы. Добиваясь признательных показаний. – На, пиши. И не трясись так. За тобой грехов не так много, потому что органы вовремя пресекли. Так что можешь рассчитывать на снисхождение. Если, конечно, пойдешь на добровольное сотрудничество со следствием. Так что от тебя теперь всё зависит. И по плечу одобряюще похлопать. Почти дружески. Как в кино… * * * – Семен Михайлович, не желаете кино посмотреть? – Какое кино? – Детективное. И одновременно, познавательное. В одном флаконе. Подсаживайтесь. Вам будет интересно. Подошел. Сел. – Включаю… На экране возник «студент». Смотрит, вертит во все стороны головой. В глазах страх и ожидание. – Кто это? Нажать на «стоп», остановить картинку. Повернуться к «Семену Михайловичу». Ответить: – Это человек, который написал вашу смерть. По заказу ваших друзей. Талантливый парень. Зовут Драматург. Много вариантов вашей безвременной кончины нашел. Будем смотреть дальше? – Да, конечно. Пошла запись. Поплыло изображение. Прорезался звук. С нужного места. – …Предусматривались ли сценариями варианты физического устранения Президента? Ну, что молчишь? Отвечай… «Семен Михайлович» напряженно смотрел на экран. И мрачнел. С каждым новым кадром. Потому что разговор шел про него. Про то, как сделать, чтобы его не стало. – Вот это место мне особенно понравилось, про быструю, но мучительную смерть от тяжелой неизлечимой болезни. Как вам такой пассаж? Молчит «Семен Михайлович». Хмурится. – Кто вам готовит, кто пробу снимает, кто стол сервирует, кто одежду стирает? Вы уверены в этих людях? – Я теперь ни в ком не уверен. Даже в вас. Ладно, пошли дальше смотреть. Вопрос – ответ. – Когда планировалось покушение? – Примерно через месяц… Стоп! Дальше неинтересно. Замерло изображение. Оборвался звук. Повисла пауза. – Что-то еще нужно объяснять? Ответил не сразу. Но ответил. – Нет. Всё предельно ясно. – Тогда я рад, что все точки над «i» расставлены. Что никаких иллюзий, я надеюсь, не осталось. Жизни вам было отпущено – месяц. А дальше пуля в голову от ближнего телохранителя. Такую вам смерть прописали. – Зачем… Зачем им это надо? – Не знаю, вам виднее. Но власть – это такая сладкая конфетка, которую всем хочется… А вы не даете. Вы очень долго сидите. И еще дольше собираетесь. И у возможных претендентов нет иной возможности примериться к трону. Вы же так просто не уйдете. Вот они и ищут варианты. Любые. Хоть даже такие. Абсолютная монархия всегда чревата переворотами и революциями. Кабы вы ограничили свои амбиции, они бы потерпели, подождали несколько лет. А так… Люди спешат жить. – Мне некому передать власть! – А вот они считают иначе. И их друзья. – Какие? – Не знаю. У больших людей всегда есть покровители. Здесь. И не здесь. Никто без поддержки и страховки на вершину власти не карабкается. Эта высота не для одиночек. Такую только командой можно одолеть, на подстраховке. Тем более там – удержаться. И вы это прекрасно понимаете. Вы – монарх, ну, или претендуете на сие высокое звание. Значит, должны знать правила игры, которые столетиями складывались. Вы – сверху в короне и со скипетром. Под вами – Двор, а при Дворе придворные интригуют, многоходовки разыгрывают: кто-то с кем-то против кого-то договаривается, союзы составляет, кто-то предает, кто-то от силы к силе перебегает, кто-то к «соседям» за советом и поддержкой обращается, чтобы на их политические и финансовые ресурсы опереться. Но всяк на трон поглядывает. Ну, читали же вы «Трех мушкетеров»? Про кардиналов и Миледи? Так всегда было и будет. – Вы что-то знаете? Про контакты? – Нет. И боюсь, не узнаю. Такие секреты лет через пятьдесят – сто всплывают. Из-под грифов «Совершенно секретно». Как переговоры Гитлера с союзниками. Или его же со Сталиным. Такие беседы, они с глазу на глаз. Или через цепочку посредников, где ничего и никогда не докажешь. Но предположить можно. И нужно. Худшее. И вопросик задать: сами по себе ваши друзья-приятели решили вам яд в качестве десерта предложить или кто-то их надоумил и в том поддерживает и что-то обещает. Внутри. Или – снаружи. Не суть важно. Потому что иначе не бывает. Иначе не выстоять. Захватить власть – полдела. Усидеть – вот задачка. И тут без помощи, без опоры никак. Иначе в три дня сковырнут. В ком нынешние заговорщики опору нашли? Думает… – Только не надо про народ. Это лишь Ульянов-Ленин мог на пролетариат как на силу поставить. Так и тот первоначально немецкие денежки взял и в оборот, на революцию, запустил. Отчего немцы до сих пор локотки кусают, потому что сами себе наскребли на… сорок пятый год. На кого сделали ставку эти? На внутренний капитал? На силовиков? Или на кого-то за пределами? И на этот вопрос, я боюсь, мы с вами ответить не сможем. А коли так, то спокойной жизни я вам не обещаю. Придется вам в каждом сподвижнике заговорщика подозревать, в каждом референте киллера видеть и в каждом яблочном пирожке яд искать. Такова участь абсолютного монарха – не верить никому. Такова жизнь. – А если не такова? Если не хочется каждый пирожок ковырять? – Тогда уходить. Вовремя. В узаконенный срок, чтобы ажиотажа подле себя не создавать. И жить себе дальше, до глубокой старости, в почете и уважении, как заслуженный ветеран политических баталий. Или… Или забирать всю полноту власти. И чистить окружение. Примерно, как Геракл конюшни. До основания. Я уже об этом говорил. – Говорили. Только с кем остаться, если всех убрать? – С народом. Один на один. Или как Ленин – с пролетариатом и трудовым крестьянством. Которые, конечно, не сахар, но и в обиду, если что, не дадут. Если вы их не дадите. Много их, рабочих и колхозниц, не на одном только памятнике Мухиной. Да и армия у нас до сих пор рабоче-крестьянская. Точно не буржуйско-олигархическая. Кто же против нее пойдет? А если пойдет – выстоим. Вот и опора. Люди, народ. Работяги от сохи, молота и кульманов. Которые – снизу, но всегда – сверху! Которые – суть Отечества. И лучше быть с ними. Чем они будут против вас. Потому что это уже не заговор, от которого можно уберечься. Это хуже! Впрочем, решение таких вопросов в мою компетенцию уже не входит. Не мой это шесток – ваш. Мой – вас для страны сохранить. Живым. Что еще вилами по воде… – Даже так? – Так! Потому что ничего еще не кончено. Мы многое что узнали. Но ничего еще не исправили. Мы выиграли один тайм. Но не матч… * * * Разговор был не из приятных. Шел на повышенных тонах. – Как это могло случиться?! Кто?! Почему допустили? – Но там «Хозяин» был! Сам. Он велел ворота открыть. – Вот и надо было использовать момент!.. Мы же по всей стране его ищем! А тут он сам пришел! К нам!.. К вам! А вы клювом прощелкали! – Но он был не один. Там колонна джипов… – Наделать мне на ваши джипы! Он в вашей власти был, перед вами стоял, а вы в штаны наложили! Ну да, наложили. Все бы наложили. Кто бы не наложил? Палить в «Хозяина» с бухты-барахты дураков нет. Ты теперь стрельнешь, а тебя завтра сдадут. Ну, или тут же пристрелят. Лучше мокро в штанах, чем тяжело в голове. Лучше выслушать, какой ты есть трус и что с тобой сотворить надобно, чем нынче героем в гробу лежать. Пусть орут, разоряются, всеми возможными карами грозят. Крик – не девять граммов в лоб, можно и пережить. – Вы смогли опознать тех, кто был с «объектом»? – Нет. Все записи с видеокамер изъяты. – Словесные портреты? Ну что-то такое пытались. Рассказывали, кто что видел, глазки от напряжения закатывали, пыжились… Точно все видели Президента. Смотрели на него во все глаза. А кто рядом был?.. Кто-то был. Три здоровенных бугая в костюмах и еще один шустрый в плаще. Но лиц их никто не запомнил. Не до них было. Ну, это как если Анджелина Джоли в ночной клуб заявится собственной персоной и тебя танцевать пригласит. Кто, ее формы тиская, местных телок разглядывать станет? – Почему вы позволили увести моего помощника? Вы хоть понимаете, чем это может обернуться? – Мне приказали. – Кто? – «Хозяин». – Для вас не он хозяин – я. Единственный и неповторимый.