— Ты произносишь мое имя, когда кончаешь, — сказал он мне в шею, впиваясь руками в мою кожу. — Брейкер, — выдохнула я, чувствуя, как дрожат мои ноги, когда пульсация начала ослабевать. — Хорошая девочка, — пробормотал он. Одной рукой он провел по моей груди, а другой скользнул вниз по животу, касаясь моего, внезапно ставшего слишком чувствительным, клитора. Я почувствовала, как его член прижался ко входу на долгую секунду, достаточно долгую, чтобы я по-настоящему забеспокоилась о его размерах, прежде чем он двинулся вперед, одним быстрым движением погрузившись глубоко в меня. Полу-вздох, полу-стон сорвался с моих губ, потому что было больно. Не тот резкий укол, которого я ожидала, а горячее, жгучее ощущение, когда он растянул меня до предела. Он замолчал, глубоко зарывшись, его теплое дыхание было у моего уха. — Расслабься, — сказал он напряженно. — Не сопротивляйся мне, — продолжал он, его бедра покачивались напротив меня, не совсем толкаясь, но пульсируя внутри меня, заставляя мое тело привыкнуть к ощущениям. Я сделала глубокий вдох, откинула голову ему на плечо, закрыла глаза, позволяя себе преодолеть дискомфорт, позволяя ему ускользнуть, пока его не сменило медленно нарастающее удовольствие. Мое дыхание стало более поверхностным, но учащенным. Мои бедра начали двигаться сами по себе. — Помнишь, что я сказал о том, как я трахаюсь? — спросил он напряженно. Я облизнула губы языком, прежде чем ответить, мой голос прозвучал хрипло. — Жестко, — вспомнила я. — Жестко, — согласился он. — Раскинь руки шире, — проинструктировал он. — Приготовься. Я скользнула руками по поверхности, удивленная, когда он сомкнул свои руки поверх моих, удерживая их на месте. А потом не было никаких мыслей. Потому что его член врезался в меня. Жестко, как и обещал. Я ожидала больше горячих ощущений. И, что я могла чувствовать — это нарастающий оргазм, когтистая, ноющая потребность, возрастающая до уровня, граничащего с болью по своей интенсивности. Мои руки сжались в кулаки, когда из моего горла начали вырываться стоны, громкие и неистовые. Он отпустил мои руки, поднялся к плечам и схватил их, используя, чтобы дать ему больше рычагов, когда он продолжал свои неустанные, устойчивые толчки. — Вот и все, — сказал он. — Чувствуешь, как твоя киска сжимает меня? — спросил он. И он был прав. Я чувствовала напряжение, угрозу забвения. — Иди за мной, куколка. Позволь мне услышать, как ты выкрикиваешь мое имя. Его член погрузился глубоко. И тогда я это сделала. Жестко. И громко. Выкрикивая его имя на таком уровне, что у меня заболели уши, когда моя плоть сжалась в быстрой последовательности импульсов. Сквозь это его толчки ничуть не колебались, и не замедлились, просто продолжали врезаться в меня сильно и быстро, так что, прежде чем оргазм полностью утих, он снова нарастал. Как он и обещал. И, как он и говорил, мои стоны стали сдавленными, глотая воздух, когда мои ноги начали сильно дрожать, заставляя его руки соскользнуть с моих плеч и обхватить меня за талию, притягивая меня к себе, чтобы удержать меня в вертикальном положении. Его зубы впились в мочку моего уха, когда он схватил мою грудь, впиваясь, когда его толчки стали (если это было возможно) сильнее и быстрее. Требуя моего освобождения, чтобы он мог добраться до своего. Он сжал мои соски, когда его член выскользнул наружу. К тому времени, как он снова наполовину погрузился в меня, мое тело взорвалось оргазмом, от которого у меня все побелело, рот открылся, чтобы закричать, но ничего не вышло. — Да, черт возьми, — прорычал он, когда я прошептала его имя, все мое тело сотрясалось от оргазма. Я почувствовала, как он напрягся, глубоко войдя, когда его дыхание вырвалось из горла, и он кончил на последних волнах моего оргазма. Глава 12 Брейкер Я хотел подойти к ней. Когда она рассказывала мне о своей маме. Я почувствовал печаль в ее словах. Воздух вокруг нее был тяжелым от этого. Но вместе с этим была та странная аура отстраненности, которую она всегда носила. Как будто ей нужно было вычеркнуть себя из уравнения. И я впервые задумался, может быть, дело было не только в том, какой она была. Возможно, это был защитный механизм, способ выжить, когда она была сама по себе. Может быть, это была не настоящая Алекс Миллер. И я поймал себя на том, что хочу узнать настоящую. Но я также знал по странной пустоте ее слов и по тому, как она держала свои плечи, что она не впустит меня. Если бы я подошел к ней, она бы отпрянула. Поэтому я остался посреди кухни и слушал. Даже несмотря на то, что это немного убивало меня, чтобы дать ей немного силы. Или некоторой эмоциональной честности. Затем она, наконец, закончила говорить. Я не мог с этим бороться. Я подошел к ней. И я обнял ее. Она растворилась во мне на минуту, позволив обнять ее, прежде чем я почувствовал, как она внезапно напряглась и отстранилась. Потом она переключилась и начала, как обычно, болтать. И, ну, Алекс, будучи болтливой, была почти такой же горячей, как Алекс, краснеющая, или Алекс, целующая меня в ответ, как будто ее никогда раньше не целовали. Я просто ничего не мог с собой поделать. Очевидно, она тоже не могла. Видеть, как она склонилась над моей стойкой, задрав задницу, приглашая меня войти. Да, наверное, это самая горячая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни. Быть внутри нее, слушать ее стоны, слышать, как она зовет меня по имени, когда ее киска сжимает мой член… Да, это стоит того, чтобы пройти через все это дерьмо, которое, несомненно, произойдет с нами обоими из-за этого. Ее руки поднялись и обвили мою шею после этого, мои прижимали ее ко мне, когда ее дыхание успокоилось, и ее ноги стали достаточно устойчивыми, чтобы держать ее без поддержки. Я схватил ее футболку и вернул ей, взял свою одежду и направился в ванную. К тому времени, когда я вернулся, она уже нарезала стейк ломтиками на тарелках рядом с большими кучами картофеля. Увидев, как я приподнял бровь, она наклонила голову, слегка покраснев. — Если я не была голодна раньше… то теперь точно, — призналась она тихим голосом, отчего в моей груди раздался смешок. Не то чтобы я был человеком без чувства юмора. Черт возьми, когда твой лучший друг — кто-то вроде Шотера, у тебя постоянно будет болеть бок. Но в ее неловкости было что-то одновременно чертовски сексуальное и уморительно милое. Я никогда не ловил себя на том, что смеюсь с женщинами (или над ними). Моя реакция на Алекс была другой. Новой. Интересной. — Куда ты направляешься? — спросил я, наблюдая, как она проходит мимо меня с тарелками, минуя стулья, стоявшие у островка, мимо гостиной и направляясь в холл. — Решила, что мы поедим в постели, — сказала она, даже не потрудившись обернуться. — Кровати предназначены для секса и сна, — сказал я, наблюдая, как она замирает и поворачивается ко мне. Ее брови были приподняты, на губах играла растерянная улыбка. — Что? — Секс и сон. Как правило, в таком порядке. Ты не ешь в постели. — Почему, черт возьми, нет? — спросила она, махнув рукой с тарелкой в сторону. — Ты серьезно ешь в своей постели? На это она фыркнула. — Ты видел мою квартиру? — спросила она, улыбаясь, — кроме моего рабочего кресла, единственное место, где я могла сидеть — это моя кровать. Она одновременно служит столовой, диваном, кабинетом, педикюрным креслом… — Хорошо, — сказал я, соглашаясь с тем, что ее дом был адской дырой, которая, возможно, требовала чего-то подобного, — но мы не будем есть в постели, — сказал я, указывая рукой на кухонную стойку. Услышав это, она громко выдохнула, покачала головой и направилась обратно, громко грохнув тарелками. — Просто говорю… кровать была бы удобнее, — пожала она плечами, выдвигая стул и садясь. Я покачал головой, направляясь к холодильнику, чтобы взять пару бутылок пива. — Значит, тебе даже не нравится… поздний ночной перекус в постели? — спросила она. Когда я обернулся, она пристально изучала меня взглядом. — Нет куколка, — сказал я, протягивая ей пиво и садясь есть. — Странно, — сказала она в горлышко пивной бутылки. Мы ели в тишине в течение минуты, воздух вокруг Алекс, казалось, становился все более и более беспокойным с каждым мгновением, когда она начала ерзать, — разве мы не собираемся поговорить о том, какой странной была та встреча? — наконец спросила она, выпалив слова, как будто она пыталась сдержать их некоторое время. Что ж. Хорошо. Мы должны были поговорить о встрече несколько часов назад. Но я, черт возьми, не собирался прекращать прикасаться руками к ее телу, чтобы поговорить о больном ублюдке, из-за которого ее голос звучал безжизненно. Но я догадался, что пришло время. Ее накормили, трахнули и вообще она была более уравновешенной, чем обычно. — Конечно, — сказал я, отодвигая тарелку в сторону. — Это было странно, правда? — спросила она, полностью поворачиваясь ко мне, ее колени прижались к моему бедру, и она оставила их там. — Да, куколка, это было странно. — Он не знает, что я следила за ним. — Нет, не знает, — если бы он знал, она была бы давно мертва. Ужасная мысль, но тем не менее правдивая. — Так какого черта он хочет, чтобы ты удерживал меня? — Это хороший вопрос, — это был тот вопрос, который я безостановочно обдумывал с тех пор, как Лекс вышел из вагона поезда. Алекс, если не считать того, что я знал, что ее жизненная миссия состояла в том, чтобы уничтожить Лекса Кита, была никем. У нее не было друзей. Никакой семьи. Она держалась особняком. В ней не было ничего такого, что могло бы привлечь внимание Лекса. Помимо того, что она великолепна. Но если бы это было его мотивом, она бы уже не была в моих руках. Ничто в этой ситуации не имело смысла. Но я знал Лекса. Я знал, как он действовал. У него были планы. А потом у него появились планы подкрепить свои планы. Если он хотел Алекс, у него была причина. — И зачем удерживать Шотера? — она продолжала, ее брови сошлись так, что между ними образовались две маленькие вертикальные линии, и я отчетливо представлял, как она делает это каждый раз, когда садится за свой ноутбук. Как будто такой взгляд появлялся у нее всякий раз, когда она пыталась что-то обдумать. Шот был еще одной неучтенной проблемой. Я понял, почему он схватил его с самого начала. Лекс знал, что поимеет меня. Он знал, что мне это дерьмо не понравится. Он хотел убедиться, что я сделаю так, как мне сказали. В этом был смысл. Это было умно. Но продолжать удерживать Шота даже после того, как я явно показал, что делаю свою работу? Да, я этого не понял. Это пахло планом побольше. И это наполнило меня тем, что никогда не было мне знакомо: страхом. По крайней мере, у Алекс хватило присутствия духа дать ему нож. Блядь. Какой-то ничтожный хакер был в деле больше, чем я. Какого хрена со мной происходит?