Не верь глазам своим Лина Леони Моим родителям Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Мф. 7:17 Редакторы Кычакова Анна, Касаткина Елена Корректоры Кычакова Анна, Лосева Вера Дизaйн обложки Маркин Игорь, Ткаченко Василина Фото на обложку Ткаченко Василина © Лина Леони, 2020 ISBN 978-5-0051-8818-2 Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero Пролог 2012 Поплавок мерно покачивался на темных волнах, равномерно орошаемых мелким дождиком. Рыбак посильнее натянул капюшон на голову и потер сонные глаза тыльной стороной ладони. Ему было за 70, и сколько он себя помнил, он рыбачил в любую погоду. Еще пацаном бегал к озеру, искал рыбные места. Поэтому точно знал, что в такую рань рыбачить лучше у берега. Но тот человек в серой рыбацкой куртке, только что приставший к берегу, явно этого не знал. И в пять утра уже привязывал лодку к причалу, который находился на другой стороне пятидесятиметровой заводи. Глаза у рыбака были уже не так остры – он, конечно, не разглядел того, с кем поздоровался. Ведь если этот человек тоже рыбак, то они точно знакомы. Городок-то маленький, все друг друга знают. – У берега рыбачь! – крикнул он ему. Мужчина оглянулся на старика, махнул ему в ответ и, засунув руки в карманы, поспешил скрыться за деревьями. Как бы слеп старик ни был, но он всегда разглядит, какие снасти в руках у рыбака: и марку, и год выпуска. Но этот человек был совсем без снастей. Глава I 2012 Рука Ника дрогнула. Бутылка звякнула о стакан, выскользнула из рук и упала на старый, затертый, голубой коврик, который заглушил удар. Мужчина быстро подхватил бутылку с пола и замер, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то вдалеке слышался вой сирены; деревья за окном мерно шумели на ветру. Но дом был тих. Значит, никто не проснулся. «Хорошо, что бутылка не разбилась», – подумал он и аккуратно вытер ладонью расплескавшийся по столу виски. Приятно журча янтарной жидкостью, Ник наполнил стакан наполовину, потом сделал небольшой глоток и налил виски почти до самого края. Сев на край ванной, он опустил глаза на ковер – между его ступней на голубом ковре темнело пятно разлитого виски. Недолго сомневаясь, он поставил ногу на пятно и сильно нажал на него, как будто давил насекомое. Через мгновение Ник почувствовал, как прохладная жидкость впиталась в носок. В воздухе витал аромат алкоголя. Ник широко распахнул окно ванной, в которой он прятал виски от Риты, сиделки его жены. Если Рита находила бутылку, то обязательно угощалась, и не раз. Бывало, что Ник приходил домой, а Рита встречала его уже хорошо под градусом. Поэтому лучшим способом уберечь любимый напиток было спрятать его в ванной на втором этаже, куда Рита с Вероникой никогда не поднимались. Ванная комната наполнилась прохладным ночным воздухом, пропитанным ароматом леса, окружающего их дом. Ник постоял, подышал этим терпким ароматом, смешанным с еще более дорогим его сердцу и носу запахом хорошего виски. Он полюбил его пить еще когда был студентом медицинского института. Правда, в те времена виски, который он мог себе позволить, был не так хорош. Он перепробовал все дешевые марки и временами ублажал свои вкусовые рецепторы отличным коллекционным виски в кабинете отца. Как и Рита, он воровал напиток, но никогда не напивался на «месте преступления». На тот момент его отец был главным дантистом центрального округа. К нему выстраивалась вереница состоятельных и статусных пациентов, которые иногда одаривали отца разнообразными бутылками. У него скопилась целая коллекция. На свое девятнадцатилетние Ник в порыве азарта утащил у отца двенадцатилетний Dalmore. Эту бутылку Адлер хранил и планировал открыть, когда у Ника родится его первенец. Но олень с размашистыми рогами, изображенный на бутылке, давно манил Ника Кауфмана, который в те времена не был эстетом и благодарным сыном. Они с друзьями просто опустошили бутылку, не оценив аромат апельсина и послевкусие ванили. Когда пары алкоголя выветрились, Ник разбавил чай водой, наполнил бутылку и поставил подделку обратно на полку. Его отец до конца жизни стирал пыль с подкрашенной воды, потому что Лиза Кауфман родилась после его смерти. Ник медленно приоткрыл дверь ванной, высунул голову в коридор, огляделся по сторонам, прислушался – в доме стояла тишина. Он засунул бутылку под мышку и пошел в сторону гостевой комнаты, совмещенной с его кабинетом и библиотекой одновременно. Теперь он спал тут, в окружении пыльных книг, оставшихся еще со времен его учебы, и запасных одеял с подушками, которые не помещались в шкаф. Ему пришлось переехать из своей спальни из-за состояния его жены. Вероника была мрачна и подавлена большую часть времени. Сначала она просто отказывалась с ним общаться, потом с ней стало тяжело находиться в одной комнате даже ночами. Она стонала и неуклюже ворочалась в постели. Ее громкое, сбивчивое дыхание было слышно на протяжении всей ночи. В итоге это привело к тому, что ночью Ник не мог сомкнуть глаз. Он лежал, смотрел в потолок и считал по секундам длину вдохов и выдохов. Но Ник нисколько не винил жену за эти неудобства – сложно быть веселым и в гармонии с собой, если в сорок лет ты прикован к инвалидному креслу. Скоро бессонные ночи начали сказываться на его врачебной практике, и ему пришлось переместиться в отдельную комнату их уютного дома. Сам дом очень удачно располагался на склоне большого холма, окруженного деревьями. С него открывался вид на море, которым жена была одержима. Море казалось просто сияющим на закате горизонтом, а в пасмурную погоду его и вовсе не было видно. Но, несмотря на это, Ник всегда мог оставить жену в удобной коляске лицом к этой сверкающей полосе и заняться своими делами, зная, что Веронике наверняка не скучно. Так было и вчера вечером, и неделю назад. Иногда Веронике приходила в голову какая-то мысль, она начинала нервничать и дергаться – выглядело это порой жутко. Из-за физической слабости она ничего не могла с этим поделать, тело больше ее не слушалось. Временами Ник находил ее на полу в замысловатых позах. В промежутках между приступами Вероника оставалась спокойной и даже могла произносить некоторые слова. Не совсем четко, но можно было понять, чего она хочет. Их дочь Лиза привыкла к тому, что мама не такая, как мамы ее одноклассниц, ведь ее мама была особенной. Лиза, которой было уже семь, и не помнила ее другой. Раньше Вероника любила рисовать. Теперь она могла просто сидеть и смотреть на холст, держа кисть, которую ей вкладывала в руку Рита. Женщина все надеялась, что Вероника снова сможет писать картины. Ник наблюдал за их пленэром и не вмешивался. Если это как-то облегчало страдания его жены – что ж, пусть сидит и смотрит на пустой холст. Он даже сам съездил в магазин, купил все, что было надо, и организовал на улице небольшую деревянную площадку. Вероника была довольна. Ник привык ухаживать за своей супругой, он понимал все ее знаки, а она принимала его заботу. Единственное, о чем он жалел, что в прошлом не был достаточно настойчив или более к ней внимателен – возможно, он мог бы что-то изменить. Иногда его мысли омрачались, и он думал о том, как отвратительно проходит его жизнь. Ему казалось, что другие люди живут лучше: смеются, путешествуют, занимаются любовью, имеют общие планы. Нику его будущее казалось непроходимыми дебрями, из которых он не видел выхода. Единственным лучиком, который освещал его путь, была дочь Лиза. И этот лучик всеми своими тридцатью двумя килограммами обрушился на живот Ника, отчего тот с громким выдохом сложился вдвое. – Лиза! – Па-а-ап, вставай! – закричала она. – Лиза, ты убьешь меня, слезь, пожалуйста! – взмолился отец. – Прости, пап, – Лиза, одетая в пижаму, украшенную желтыми слонами, села рядом. – Мы идем на пляж? – А что, уже утро? – На твоих электронных часах 7:15. – На электронных? – Ник поставил ноги на пол. – Электронные часы – для маленьких, мы же договорились, что пользуемся часами со стрелкой. Лиза скривила личико. – Сделаешь блины на завтрак? – Конечно, – он медленно встал с кровати. – Давай позавтракаем часов 8? Хорошо? – Хорошо. – Иди чисти зубы, а я пока спрячу электронные часы, – заговорщицки предупредил он дочь. – Так нечестно, – Лиза любила растягивать слова, когда ей что-то не нравилось. Получалось: та-а-ак не-е-е-е че-е-естно-о-о. Ник поцеловал ее в макушку. – План таков: зубы, завтрак – и поедем к морю. – Ура-а-а! – Лиза с победным кличем спрыгнула с кровати и умчалась в ванную. – Ура, – крикнул он ей вслед. Ник пошел в комнату Вероники, которая для практичности располагалась на первом этаже. Он тихонько постучал. Женщина лежала спиной ко входу в комнату. Тусклые волосы с проседью разметались по подушке.