– Наша дочь еще слишком мала, ей нужно твое внимание, – не унимался Ник. – Оно у нее есть. Это все, чем я занимаюсь последние шесть месяцев, – даю дочери внимание. Поищи завтра няню, пожалуйста. Мне нужен воздух для творчества, – она помедлила, – для меня. Ник сжал губы, помолчал секунду и произнес: – Конечно, милая, все как ты хочешь, – он снова начал перебирать ей волосы. – Все как хочешь ты, – и поцеловал ее в макушку. Ник гладил ее волосы и напевал мелодию, которую сочинял на ходу. Он еще долго не мог уснуть той ночью. Глава 7 2012 Ник ждал субботы, он был решительно настроен завоевать Аврору любым способом, ну, не совсем, конечно, любым. Он бы все-таки предпочел не закрывать ее в подвале. На цепи. Аврора была крепостью, как в детстве, когда он играл в солдатиков, и они бились с рыцарями, захватывая их крепость, продвигаясь по школьной линейке через ров. А после того, как крепость становилась собственностью пластиковых солдатиков, они могли творить все, что хотели. А фантазия у Ника как в детстве, так и сейчас была что надо. Незаметно пролетели дни: среда, четверг. А вот пятница оказалась слишком долгой. На прием были записаны самые неприятные и дотошные клиенты. Ирма как будто специально собирала их всех вместе, чтобы проверить на прочность нервы Кауфмана. Но Ник старался относиться к таким пациентам снисходительно, он считал, что именно они держат в тонусе, учат терпению и хорошему сервису. Хорошо, что хотя бы Вероника все эти дни была спокойна и не требовала внимания. Поскольку Рита помогала ему всю неделю, у Ника было достаточно времени заниматься собой. Ник не переставал радоваться тому, что в его жизни есть Рита Эбнер, хоть она периодически выводила его из себя. Эта женщина проживала свою жизнь тихо и спокойно: работала медсестрой, выпивала по вечерам, пока ее не бросил муж. Бедная женщина осталась одна – ни мужа, ни детей. Нику было ее немного жаль, возможно, поэтому он ее и терпел. Она была как непутевая мать, или сестра, или собака, которую жалко выгнать, и ты ей все прощаешь. Еще нужно было подумать, как преподнести Веронике информацию о том, что Лиза будет заниматься балетом. Ведь у его супруги срабатывала интуиция каждый раз, когда он обращал внимание на какую-нибудь женщину. Так было и с физиотерапевтом в бассейне – Ник мысленно называл ее «инструктор по плаванию» – Анной Лева. Но эта Анна оказалась глупой девкой с невероятными амбициями. Она заявила, что Веронику нужно сдать в специальное учреждение. А Вероника, как и положено мудрым женщинам, будто ждала, когда Ник наконец-то увидит, что Анна Лева совершенно ему не подходит. Хорошо, что его интерес к Анне был не силен и не пришлось долго затягивать расставание с ней. Все решилось само собой буквально за день. В те дни Вероника была очень тихой и просто выжидала. Она посещала все занятия и не сопротивлялась. Конечно, это было из-за страха остаться одной. Людей страх очень меняет, особенно когда нельзя драться или бежать. Приходится смириться и ждать. Тем более Вероника далеко не убежит. Ник усмехнулся. – Ох, – вскрикнула пациентка. – Извините, – Ник очнулся от своих размышлений. Он достал инструменты изо рта пациентки, о чем мгновенно пожалел. – Вы что, уснули? – на него смотрели злые полупрозрачные глазки, близко расположенные на пухлом женском лице. Есть такой сорт пациентов, которые вечно бывают чем-то недовольны. Мила Гринн был именно этим сортом, она постоянно названивала в клинику, как что случись. Складывалось впечатление, что она часами смотрит в зеркало с открытым ртом и выискивает причину, по которой можно было бы выйти из дома и попасть к дантисту на прием, желательно, к Нику Кауфману, и потрепать ему нервы. – Простите, рука затекла, – соврал Ник и сам не понял, каким таким образом у него затекла рука. Грузное тело пациентки колыхнулась в стоматологическом кресле, устраиваясь поудобней. На него зыркнули злые глаза, и рот под ними снова раскрылся, как бездонная воронка. Подбородок слился с шеей воедино, она стала похожа на гигантскую тихоходку – микроскопическое животное, способное выжить даже в космосе. Время от времени Нику хотелось больше никогда не видеть этих людей и их ртов. Но менять что-то было уже поздно. Ведь это была его профессия, и больше он ничего не умел. И даже когда они в институте развлекались и задавали друг другу вопрос: «Если бы у тебя была возможность стать кем угодно в жизни, без ограничений, кем бы ты стал?» Все отвечали по-разному, и, конечно, не у многих профессия мечты была связана с медициной, хотя они уже были студентами медицинского. В основном их туда чуть ли не заставляли идти родители. Но Ник не мог ответить ничего, кроме как «дантистом», хотя в детстве он мечтал быть хирургом. Отец его убедил, что дантист – это отличная профессия, она дает возможность найти работу всегда и везде. У Адлера Кауфмана не было, как говорят, предпринимательской жилки, и он не был способен создать свой бизнес, хотя и был прекрасным врачом. Он всю жизнь проработал в муниципальной больнице и лечил по страховке. Он доработался до главного врача, что было очень даже неплохо. Некоторые просто довольствуются тем, что есть. Ник был рад, что у него были амбиции и была возможность их реализовывать. И каждый день он хвалил себя, приходя утром на работу и приходя с работы домой. Он чувствовал духовный подъем, осознавая свою важность и свой статус: врач, владелец бизнеса, отец семейства, мужчина, на которого может положиться больная супруга. А еще больше любил, когда его хвалили другие. А вот когда приходили такие, как эта женщина, что сейчас раскрыла перед ним свой рот, и смотрели на него как на дерьмо – вот это его бесило. Тогда-то он и хотел бы выкинуть таких пациентов и никогда больше не пускать. Он даже фантазировал на эту тему, тихонечко усмехаясь под медицинской маской, представляя, как эта мадам своим грузным телом падает со второго этажа на асфальт. Наверняка она бы расплылась по асфальту, а потом снова собралась в одну кучу. Как зеленый слайм, игрушка, которая была у него в детстве: его можно было бросать куда угодно – в стену, об пол, – он всегда принимал свой начальный вид. Стоило только Нику убрать инструменты изо рта мадам Гринн, как тут же из него посыпались слова: – Что вас веселит, доктор Кауфман? – рот скривился с недовольным выражением. – Вспомнил, как дочь стих рассказывала сегодня утром. Смешно слова путала. Пациентка с неодобрительным взглядом откинулась обратно на спинку кресла. * * * Наконец-то наступил вечер пятницы. Ник сидел на краю ванны, Вероника с закрытыми глазами нежилась в горячей воде. – Милая. Глаза ее открылись. – Знаешь, я разговаривал с учителем Лизы, и она заявила, что наш ребенок слишком активный. Что ей нужны какие-то дополнительные занятия, где она может себя проявить. Она перевела глаза на мужа. – Я голову сломал, чем она может заняться. И придумал ей занятие, – он опустил губку в воду. – Вернее, оно как-то само появилось. По телеку видел – балет! Ника медленно прикрыла тонкие веки. – Представляешь нашу малышку в милой розовой пачке? Жена растянула губы в стороны. Улыбка. – Я рад, что ты одобряешь. Занятия проходят рядом с моей клиникой, будет удобно водить ее туда. Каждые вторник и субботу. Потом будем ходить на спектакли, – он мечтательно улыбнулся. – И обязательно записывать все на видео, а потом, когда она вырастет, будем показывать эти видео на ее дни рождения гостям и парням, которые будут за ней ухаживать. Глаза смеялись. – Окей, – прошептала она непослушными губами. Ник поцеловал жену в макушку. – Пора в постель, дорогая. * * * По субботам занятия в балетной школе начинались в четыре часа дня. Без четверти четыре Ник с дочерью уже прохаживались мимо театра. Он замер, когда увидел идущую с парковки Аврору. – Смотри, Лиза, твой преподаватель. Аврора сразу их заметила и направилась к ним. – Учитель, учитель, – Лиза крутилась вокруг отца. – Можно сказать, хореограф, – Аврора улыбнулась им и протянула руку Лизе. Девочка охотно за нее взялась. – Вы как раз вовремя. – Не люблю опаздывать и дочь приучаю, что лучше быть не вовремя, а чуть пораньше. – Вот и правильно, это очень хорошая привычка. Аврора держала Лизу за руку. – Приходите через час. – Буду чуть раньше, – Ник махнул рукой удаляющейся парочке. Ник, конечно, никуда не ушел. Он сел на скамью около входа и стал ждать. Через четверть часа он уже заходил в театр. Осторожными шажками, придерживая все двери на своем пути, чтобы не наделать шума, он прокрался к открытой двери танцевального зала. Играла веселая музыка. За фортепиано сидела пожилая женщина и по-ребячески была рада всему происходящему. Ее маленькое сморщенное личико расплылось в блаженной улыбке – этакий юный Бенджамин Баттон1 в юбке. Она наигрывала веселую мелодию и приплясывала в такт, сидя на табуретке. Лиза в спортивном трико и с волосами, собранными на макушке, сосредоточенно ставила ноги в первую позицию. Ноги ее пока совсем не слушались. Но выглядела она очень серьезной. Белесые бровки нахмурены, губы сжаты. Аврора со всей своей грацией подходила к ученикам которых было семеро – четыре девочки и три мальчика, – и помогала каждому, за каждым следила. Многие ученики уже хорошо контролировали свои движения. Лиза на их фоне немного терялась. – Эй, мужчина! – раздалось у Ника за спиной. Он вздрогнул и обернулся на голос. На него вопросительно смотрел тот самый человек, что сидел у входа и рассказывал ему про школу. – Вы за кем тут подсматриваете? – мужчина был настроен получить ответ. – Я не подсматриваю. Я проверяю свою дочь, это ее первое занятие, – оправдывался Ник. Второй раз его застукали за подобным занятием – жаль, что людей нельзя безнаказанно бить. – Если вы хотите посмотреть, нужно спрашивать разрешение преподавателя, – дед повысил голос. Музыка в классе затихла. Ник обернулся: на него все молча смотрели, а Лиза приветственно махала ладошкой, обнажив свою улыбку с наполовину отсутствующими зубами. – Простите, я не знал.