– Это была моя идея. – Из глаз Елены, все еще устремленных к морю, скользнули первые слезы, но она даже не заметила этого. – Я уговорила их на экскурсию! Я купила билеты… Это был сюрприз, все сделала я! Этот день, эта лодка… – Почему вы сделали именно такой выбор? – Я хотела, чтобы мальчики побыли вдвоем, без меня… Они уже хорошо общались на отдыхе, и я надеялась, что к нашему возвращению в Москву они окончательно преодолеют эту жуткую ситуацию… Экскурсия включала рыбалку, им такое обоим нравилось. Андрей всегда учил Тимку… Это же такой хороший мужской отдых! Им понравился сюрприз, у Тимки горели глаза… Никто не предупреждал нас про шторм! Про шторм тогда не говорили! Утром уже были облака, но нам сказали, что это мелочи, стороной пройдут… Даже ветра толкового не было! Про шторм никто не знал… Полина наконец решилась придвинуться ближе и мягко опустила руку на плечо Елены. Та будто и не почувствовала прикосновение, она продолжила: – Я их сама проводила на лодку… У меня не было никакого дурного предчувствия, я радовалась за них до последнего – и они радовались… Говорят же, что материнское сердце чувствует беду? Мое ничего не почувствовало. Я обнимала мужа и сына и не знала… про последний раз… – Лена, вы ни в чем не виноваты. – Нет, думаю, все-таки я. – Елена повернулась к собеседнице, но все еще не смотрела на нее по-настоящему. Она, кажется, по-прежнему видела перед собой то солнечное утро и улыбающиеся лица сына и мужа. – С тех пор как я пришла в себя, я все задаю себе этот вопрос: за что? Чем я заслужила? – Это нормально – задавать такие вопросы. Они у многих появляются. – Но я ведь и ответы знаю! Я уже очень много подобрала таких «за что»… За то, что думала отказаться от рождения ребенка, недостаточно ценила – и потеряла его! За то, что так слабо и плохо любила Андрея, он ведь большего заслуживал… За то, что мстила! Она не выдержала, разрыдалась, закрыв лицо руками. Но это было не повторение вчерашнего срыва, а вполне осознанные слезы женщины, в один миг потерявшей самых дорогих людей – и только через потерю осознавшей свою любовь к ним. – Лена, послушайте меня… Появление вопроса «За что?» логично, потому что люди – вообще очень логичные создания. Они стараются всему найти объяснение, придумать правила и законы. Это позволило нам построить цивилизацию и сделать мир своим – или поверить, что он наш. Но на этом фоне мы забываем, что такие законы работают только для человеческого общества. Нет никакого «за что» для природы… Это просто происходит. Это не кара вам. Это трагедия. Я больше чем уверена, что Андрей и Тимур никогда не обвинили бы вас в том, в чем вы вините себя. Я понимаю, что сейчас это кажется невозможным, но… отпустите их. Они бы хотели, чтобы вы продолжили жить. – Нет! – Елена встрепенулась, посмотрела на Полину с таким удивлением, будто только сейчас осознала, что рядом с ней кто-то есть. – Нет-нет… Нет никаких «они»! Андрей погиб… Я плохо все помню, но знаю это. Андрей умер. Но Тимур жив! – Что?.. – Мой сын жив, – твердо повторила Елена. – Он не мог погибнуть в море. Он в четыре года научился плавать. С шести лет ходит в секцию по плаванию. Он умеет правильно нырять и задерживать дыхание. – Лена… – Нет, дослушайте! Тимур выигрывал соревнования, у нас дома вся стена в дипломах и медалях! Он говорил мне, что плавать в море намного легче, чем в бассейне, требует меньше сил, он тут хоть сто часов плавать готов был! Даже его тренер отмечал, что у Тимки невероятная для ребенка выносливость. Поэтому теперь я точно знаю: мой мальчик не мог утонуть, он спасся, просто оказался не здесь. И я не покину этот берег, пока мой сын не вернется ко мне! Глава 5 Иногда бывает слишком поздно На заданиях, связанных с массовой гибелью людей, по определению ничего хорошего ждать не приходится. И все же они бывают разными. Иногда еще получается помочь – найти, спасти, вытащить из-под завалов живого, когда этого уже никто не ждал. Заглянуть в глаза человеку, успевшему поверить в свою смерть, протянуть ему руку, сотворить для него чудо… Вот за такие моменты Борис больше всего любил свою работу. Здесь ничего подобного не ожидалось. Они целыми днями возились среди руин, осторожно вытаскивая переломанные, перемолотые тела. Чуть легче была задача у той бригады, которую послали в бухту. Там парни ныряли с аквалангами и осматривали дно, чтобы определить, не готовит ли море им очередной «подарок». Но в бухте трупов больше не было, потому там и казалось проще. Борис не сомневался, что если еще ничего не нашли, то уже и не найдут, все на глубине осталось. Он же никогда не брал легкие задания. Других он жалеть умел, а себя – нет. Эта решимость не означала, что он всегда должен оставаться в прекрасном настроении. Какое там! Задание оказалось куда сложнее, чем он ожидал. Вот и теперь он шел к руинам мрачнее тучи – а потом заметил на дорожке девочку. Девочке было лет тринадцать-четырнадцать, вроде и не совсем маленькая, но все равно еще ребенок. Борис пару раз видел ее с психологами, но он тут много кого видел. Девочка не нуждалась в помощи спасателей, а потому не интересовала его. Теперь же она стояла на пути, смотрела на него, не скрывая, что хочет поговорить. Борис тут же нацепил на лицо улыбку, которая вряд ли выглядела естественной или уместной. Он просто толком не знал, как вести себя с одиноким чужим ребенком. Может, все-таки пройдет мимо? Но нет, девочка обратилась к нему, тихо, но решительно: – Простите, что отвлекаю… Вы ведь из спасателей? Я вас видела… там… – Да, из спасателей. – И вы у них главный? – В некотором смысле. А что такое? – Просто, мне кажется, главный работает дольше, чем остальные, у вас опыта побольше, и я хотела спросить… Человек, который побывал под завалами, но его вытащили живым, он ведь выживет? Такие люди обычно выживают? – Тут нельзя вот так обобщенно говорить, нужно больше деталей учитывать… Если у этой девочки кто-то оставался сейчас под руинами, то шансов увидеть его живым не было вообще никаких. И Борис молил всех известных ему богов о том, чтобы не ему пришлось сообщать такое ребенку. Однако девочка пояснила: – Моя мама была под руинами, в пристройке. Ее еще в первый день забрали, она в реанимации. Поэтому я и хотела узнать: такие люди… они ведь выживают? Вот теперь Борис мог вздохнуть с облегчением. – Чаще всего – да. Все обязательно будет хорошо! – Я могу как-нибудь узнать, что случилось с моей мамой? – Слушай, о таком лучше поговорить с психологами нашими, вот честно. Они тебе все расскажут! Но все будет хорошо, надо об этом думать. Ты знаешь, где психологов найти? – Все будет хорошо, – задумчиво повторила девочка. – Психологи сказали мне то же самое. Да, я знаю, где их найти, спасибо… – Вот видишь! Если все одно и то же говорят, надо верить! Девочка кивнула и побрела прочь. Борис еще долго стоял на дорожке и смотрел ей вслед. Он вроде как все сделал правильно, что еще он мог сказать этому ребенку? Но ощущение, будто он был способен помочь ей и не помог, осталось. Настроение упало еще ниже. А он-то думал, что это вообще невозможно, однако настроение словно начало вкапываться в дно. На руинах, как бы парадоксально это ни звучало, стало чуть легче. Борис все еще искал мертвые тела, но здесь от него требовалось полное сосредоточение на работе. Он должен был просчитывать, как сдвинуть и закрепить плиты, чем убрать битые кирпичи, кого направить к западной части рухнувшего здания. На этом фоне мысли обо всем остальном отступали на задний план, таяли, растворялись… Вернуться к этим мыслям пришлось лишь днем, когда Борису сообщили, что его ищет Полина. Это было неожиданно – и почему-то обрадовало. Беспричинно. Он не стал ни о чем рассуждать, просто взял бутылку воды, раз уж устроил себе перерыв, и направился на встречу. Полина дожидалась его возле высокого куста с острыми листьями и нежными белыми цветами. Она и правда осталась прежней… Интересно, как она умудрилась? Совсем такой же… Как будто подойди к ней, обними, прижми к себе – и время обернется вспять… А вот Полина его прежним не считала: – Привет! Что-то случилось? Ты сегодня какой-то особенно суровый! Никак не привыкну к твоей бороде, ты с ней совсем в викинга превратился… – Я скоро и сам, чую, от нее отвыкать буду, – усмехнулся Борис. – Надоело таскать на лице годовой запас строительной пыли! – Тебя это расстраивает? Хотелось сказать, что его вообще ничего не расстраивает. Однако он знал, что ложь Полина распознает быстро. Ее зеленые глаза всегда видели его насквозь… Так что выбор оставался очень простой: соврать намеренно, сворачивая эту тему, или признаться. Лучшим вариантом он счел первое. А выбрал второе. – Нет, пыль меня бесит. А расстраивает меня то, что я из спасателя в могильщика превратился! Начал с этого – и выложил ей все, что преследовало в эти дни. Разом. При этом в голове почему-то крутился вопрос: «А что сейчас сказала бы Тоня?» Не о том, что он разговаривает со своей бывшей, а о том, что его волнует. Как бы отреагировала его жена? Пожалуй, она расстроилась бы, обняла, начала гладить по волосам и повторять «Бедненький мой, потерпи!» Она всегда так утешала – и Бориса, и их детей. А может, вообще не дослушала бы до конца. Тоня очень боялась мертвецов и после каждого задания требовала, чтобы он при ней мыл руки не менее десяти минут таким ядреным мылом, что кожа потом трескалась до крови. Она где-то вычитала, что только так можно смыть «мертвые человеческие клетки». Разубедить ее оказалось сложнее, чем подыграть. Полина, конечно, была другой, но это и не удивительно. Полина сама работала с горем. И она не была матерью трех детей, готовой защищать их даже от «мертвых клеток». Когда он закончил, она кивнула: – Я понимаю, почему это напрягает тебя. Но в твоей цепочке рассуждений притаился косяк, причем в самом начале. Это довольно распространенная ситуация: когда ошибка в вводных данных влияет на все выводы. – И где тут ошибка? – Ты думаешь, что, вытаскивая мертвые тела, ты помогаешь только мертвым. Ты забываешь о том, насколько это важно живым. Найденное тело – это точка в очень сложной и болезненной истории. Возможность попрощаться с близким человеком и отпустить. Если нет тела, остается недосказанность, порой даже надежда, но надежда разрушительная. Она не дает двигаться дальше, превращается в цепь, которая всегда будет держать близко к травмирующему моменту. Сейчас на берегу моря сидит женщина, которая не верит в смерть своего сына только потому, что не видела его тело. Возможно, не поверит никогда, если тело не найдут. Ей все равно придется уйти с этого берега, улететь в Москву и, вполне вероятно, до конца дней делить квартиру с призраком своего пропавшего ребенка. Вот от чего ты избавляешь очень многих. Не нужно относиться к этому так, будто тебе мусор доверили подмести, умоляю. Смерть требует особого уважения и почтения, сам ведь знаешь. Я каждый день говорю с людьми, живущими здесь. Я прекрасно знаю, как много ты им даешь. Это было совсем как раньше… Борис слушал ее голос – и успокаивался. Он не знал, в чем именно дело: в тональности, в интонациях, в словах или во всем сразу. Ему было все равно до тех пор, пока это работало. Черная туча, громыхавшая внутри, наконец отступала. Когда Полина закончила, ему показалось – всего на секунду, и Борис никому не признался бы в этом – что они по-прежнему муж и жена. Тогда, много лет назад, они не допустили ни одной ошибки и все еще вместе. Теперь она просто пришла навестить его, близкие ведь так поступают! Но иллюзия быстро отступила. Они больше не семья. Его семья – совсем другие люди, да и у нее на пальце обручальное кольцо. Она помогла ему, да, но пришла она не ради него. – Ты что-то хотела? – спросил Борис, когда она закончила. Кто-то другой на ее месте обиделся бы на столь резкую смену темы, но он не сомневался, что Полина все поймет правильно. – Да, я хотела поговорить про руины первого корпуса… Они не показались тебе слишком ветхими? – Странное определение… С чего это вдруг? – Я общалась с одним из родственников пострадавших, бывшим строителем… Он считает, что здание было ветхим, потому и упало. – Это, случаем, не Пешков ли? – усмехнулся Борис. – Забыл, как его… Федор как-то там…