— С этим можно что-то сделать? Деньги значения не имеют. Профессор беспомощно улыбнулся. — Боюсь, что нет. — Она знает? — Нет. Конечно, мы ничего не сказали. Сеньор Анхель снова долго молчал. — Человек, который с ней это сделал — мертв — наконец сказал он. — Я рад это слышать — сказал профессор — я нашел и другие следы побоев. Никто не должен так обращаться ни с одним живым существом. Если бы я мог, я бы сам убил его. Сеньор Анхель улыбнулся — впервые за все время разговора. — Не стоит, доктор. Убивать — мое дело. Ваше дело — лечить. И не говорите ей ничего. Он бросил на стол профессору несколько стодолларовых купюр и вышел. Из окна своего кабинета — профессор видел, как Анхель осторожно усаживает девушку в машину. Господи… неужели и в них есть что-то человеческое. 25 марта 201… года. Гар-де-Лион, Париж Она не попалась… В Ливане, прямо в аэропорту — она взяла билет на ближайший прямой рейс в Европу — до Тираны, Албания. Ждать было всего ничего, посадку объявили почти тотчас. Она присмотрелась — какого-либо усиления режима безопасности не заметила. Стоят красные береты с автоматами — но это тут нормально, эта страна — всего в шаге от новой войны… В Тиране — она взяла билет на Париж… это была уже Европа, свободное небо, самолеты летали каждый час, а то и чаще. В туалете аэропорта — она сделала себе укол антибиотика, который дала ей израильтянка. На выходе из туалета она столкнулась с сотрудником службы безопасности аэропорта, тот подозрительно посмотрел на нее — вся в поту, шальные глаза — но ничего не сказал. Ему было плевать… Старенький аэробус — перебросил ее, и еще полторы сотни пассажиров, в основном арабов — в аэропорт Орли-Париж. Там она села на поезд идущий прямиком в Гар де Лион — Лионский вокзал, Париж… Оказавшись в поезде — она закрыла глаза. Больше всего — ей хотелось бы оказаться в своей уютной мансарде в Латинском квартале Парижа, которую она снимала последние полгода, или там, далеко, на Сьерра-Катедраль, где зелень лесов — обрамляет седые пики гор, где белые домики — стоят на берегу красивейших озер… где теперь ее настоящий дом, где ее не найдет никто и никогда, если она сама того не захочет и где никого не интересует ее прошлое. Принять горячий душ… сначала горячий, немилосердно горячий, потом ледяной, потом опять горячий. Потом разжечь камин и долго, бездумно смотреть на огонь, представляя, как он пожирает все плохое. Но она не могла себе этого позволить… * * * Гар-де-Лион — совсем не походил на родной одесский вокзал. Он скорее походил на здание британского парламента с Биг-Бэном, где она была на экскурсии месяц назад. Она купила за наличные билет на экспресс до Марселя, отправление было через час. В буфете выпила две чашки черного, крепкого кофе, от которого закружилась голова. Надо пойти в туалет, осмотреть рану… Снова вспомнилась Аргентина… та горная дорога. Она внезапно прерывалась крутой и узкой тропой, по которой почти невозможно было подняться, тем более с рюкзаком. Георгий был уже вверху, а она карабкалась, выбиваясь из сил, тянулась за его рукой — а он убирал ее все дальше и дальше. Совсем выбившись из сил, она рухнула на тропу, и крикнула ему — подонок! А он перестал улыбаться и сказал — ты должна сделать это сама. Обязательно — сама. И она сделала… * * * Взяв еще стаканчик с кофе, она спросила у продавца, есть ли что покрепче. Это было запрещено, но покрепче нашлось — продавец продал из-под полы бутылку виски. Еще она купила женские прокладки — они хорошо впитывают кровь. С этим — она направилась к туалетам. Переглянувшись, трое молодых арабов, тусовавшихся тут в поисках жертвы — направились следом… * * * Для Абдаллы, подонка с окраин — предстоящее дело было так… даже и не делом вовсе. Обычной прозой жизни, чем-то, о чем не стоит даже и думать. Ограбить, возможно, изнасиловать — это они совершали походя, даже не задумываясь о преступности своих действий. Они искренне считали, что любая белая женщина должна принадлежать им, когда они того захотят — просто потому, что они мусульмане, а эта шлюха — неверная. А все неверные — принадлежат мусульманам. Он родился и вырос в квартале, который застраивался во времена, когда пал де Голль и к власти пришли левые. Симпатизировавшие Советскому союзу и старавшиеся брать с него пример — они начали массово застраивать пригороды Парижа дешевым социальным жильем, создавая спальные районы как в городах СССР. Постепенно, эти районы стали рассадником самой оголтелой гопоты и криминала. Полиции в этих районах было все меньше и меньше — Франция вообще содержала явно недостаточный аппарат полиции и спецслужб. В итоге — в этом районе подрастало уже четвертое поколение совершенно антисоциальных личностей. Они искренне верили, что государство обязано обеспечивать их всем необходимым, а они никому и ничего не должны. Сначала — в эти районах жили «свои» подонки — но их вытеснили мусульмане. Дело в том, что согласно французскому законодательству, пособие для женщин, родивших четырех и более детей столь высоко, что можно не работать вовсе. Для французской семьи четыре ребенка это много, для арабской — мало. Понимаете, да? Абдалла, родившийся в такой семье, почти не ходил в школу, зато исправно посещал «мусульманский культурный центр», где его обучали шариату. Понимание шариата было крайне примитивным — мы правоверные, а они неверные, они нас угнетали, а теперь возьмем все с лихвой. Сочувствовал Абдалла и Исламскому государству. Однажды, к нему после пятничной проповеди подкатил какой-то тип, предлагал бесплатно съездить в Пакистан — но Абдалла отказался. Он уже плотно присел на криминал — грабил, приторговывал наркотиками и вообще творил, что его душе угодно. Например, не раз и не два он поджигал машины в городе — просто так, потому что скучно и потому что это машина неверных. Сейчас они тусили на вокзале, ждали человека с Марселя — но приметив привлекательную белую шлюшку устоять не могли. Абдалла заметил, что она какая-то не такая… круги под глазами — наркоманка может быть. Оно и к лучшему… Они спустились вниз, к туалетам, встали в коридоре в ожидании жертвы. Те, кто их видел — поспешили уйти. Никто даже не думал вызывать полицию — потому что парижане были толерантными, что значило — что они смирились с криминальной оккупацией их города. И вот появилась она. Темная блузка, брюки, круги под глазами. Абдалла причмокнул — при свете энергосберегающих ламп она показалась еще красивее. — Привет, белая шлюшка — сказал он — поиграем? В ответ в него полетела сумочка. — Лови! Он машинально схватил — а у девицы в руке вдруг оказалась бутылка, и сама она — оказалась рядом. Бутылка с глухим костяным стуком врезалась в лоб Ахмеду, он упал на колени, как оглушенный перед забоем бык, бутылка разбилась — и девица с силой ткнула осколками Мухаммеду в глаза. Тот взвыл от боли и схватился за лицо — а она добавила ногой в пах, Мухаммед тоже упал. Абдалла бросил сумочку — но сделать ничего не успел — он оказался прижат к стене, а окровавленная бутылка — уставилась ему в лицо. — Я тебе не шлюха, понял… Абдалла посмотрел в глаза белой шлюхе, которую он с сородичами хотел ограбить, а по возможности и употребить — и увидел там такое, отчего ему сразу стало очень холодно, несмотря на духоту. С длинного осколка стекла капнула кровь, мышцы расслабились — и горячая струя потекла в штаны. Трусы он не носил, потому что ансары пророка Мухаммеда трусов тоже не носили. Потенциальный воин Аллаха — обмочился от ужаса. — Да, мадам… — сказал он, вспоминая обращение, которое он забыл еще со школы, — как скажете, мадам… Осколок бутылки прочертил тонкую красную линию под глазом, потекла кровь. — Это тебе… на память… Девица подняла сумочку и исчезла. Абдалла осел у грязной стены… рядом стонал, держась за лицо, Мухаммед. Ахмед так и лежал неподвижно. * * * Выходя из экспресса в Марселе, она едва не упала. Вовремя схватилась за перила… только бы не попасться на глаза полиции… — Вам плохо, мадемуазель? — какой-то мужчина остановился. — Нет, нет… — она сквозь силу улыбнулась — это все… жара. Мужчина пожал плечами и продолжил свой путь. Про себя подумал — наркоманка, наверное. Хотя и выглядит недурно… шмотки дорогие… * * * Таксист — отвез ее на побережье, где была явка и оставил. Район дорогих частных вилл, на многих нет ни номера ни названия. Здешние жители не любят публичности. Она беспомощно оглянулась. Ну и что дальше? — Алиса… Она обернулась. Незнакомая женщина, стройная и подтянутая, в костюме для пробежек, без возраста, хотя и явно пожилая — смотрела на нее. На противоположной стороне улицы — притормозил белый БМВ-7 последней модели, до этого ползший со скоростью пешехода. Никто во Франции не знал ее настоящего имени. Никто. — Алиса, это ведь ты… — спросила женщина по-русски. Пекло солнце.