— Помните, тогдашнюю молодежь? Все эти хиппи, панки, студенты на парижских баррикадах. Их вожаки и интеллектуальные лидеры — наркоманы, лидеры всех этих рок-групп, профессора в университетах, сочувствующие левым идеям, сами почти марксисты. Сейчас их не видно, не слышно — но так ли они далеко? Вы никогда не задумывались, а что будет, когда им будет сорок лет? Пятьдесят? Шестьдесят? Когда они придут к власти? Это ведь наши будущие правительства — другой молодежи у нас нет, кроме этой. Этой, которая в своих студенческих кампусах инфицирована большевизмом, троцкизмом, и черт знает, чем еще. Ну, победите вы нас, вколотите последний гвоздь в гроб нацизма. Мало нас осталось, признаю. Но кто тогда вас защитит от этих милых мальчиков и девочек с их вседозволенностью и левацкими настроениями, когда они станут властью? Боюсь никто… — И что предлагаете? — с презрением спросила баронесса — открыть концлагеря? Пытать, убивать — как вы здесь это делаете? — Для начала понять, что у нас общий враг. — И какой же? — Соединенные штаты Америки… — Простите? — не поняла баронесса. — Вы слышали. Не СССР. А США. … — Удивлены? — Более чем. — Сигарету? Баронесса взяла сигарету. Прикурила от зажигалки графа. — Вы знаете, кто убил сеньора[33] Бланко? — Известно, кто — ответила баронесса — баски. — Нет. Его убили по приказу из США. Я точно это знаю. Американцы убили его, чтобы уничтожить нашу страну. Дело в том, что среди них — уже достаточно коммунистов на самом верху, и они действуют. — Бред — с презрением произнесла баронесса. — Читайте Троцкого, сударыня. И Антонио Грамши[34], это более полезное чтение, чем Ленин. Сначала эти подонки устраивают фестивали — наркотики, секс, рок-н-ролл. Потом они заявят о себе как о политической силе. Потом они захватят власть. В США они уже близки к этому. Страна на пороге краха. Стойте. Граф поднял винтовку и выстрелил два раза. Баронесса вздрогнула. В темноте показались фонари, затем — к ним подошли люди. У них был осел… Граф переговорил со старшим из них, отдал какие-то деньги. — Это проводники. Идите с ними, они переведут вас через границу. В Аргентине — к вам никаких претензий нет. Больше сюда не возвращайтесь… — Но я… не одета. — Значит, придется немного померзнуть. Охладите голову… Мадрид, Испания. 27 июня 2011 год Права человека — это права геев. Хиллари Клинтон Много лет спустя — баронесса Эвелина Боде и допрашивавший ее тогда в Чили неонацист, адмирал граф де Сантьяго — встретились вновь. Это произошло в отеле Веллингтон на Пасео де ла Кастельяна. Было лето, типичное испанское знойное лето, от которого хочется спрятаться в воде или в кондиционированном помещении. Небо было — по-испански широкое, почти без облаков, дождя не ожидалось… Около отеля — собиралась толпа, нервные полицейские перекрывали движение, наготове был отряд по борьбе с массовыми беспорядками. Двадцать седьмое июня — международный день гордости геев и лесбиянок, и испанские геи — в этот день собрались пройти по столице страны гей-парадом. В католической стране — это была не самая удачная идея… Пожилая — но все еще сохраняющая фигуру, подтянутая женщина — смотрела на творящееся на улице безобразие с третьего этажа, с балкона своего номера, губы ее сжались в тонкую как порез бритвы полоску, лицо ничего не выражало. — Коктейль, сударыня. Мужчина в военной форме, со знаками различия адмирала испанского флота — вышел на балкон, в каждой его руке было по бокалу. Баронесса засмеялась. — Охлажденный мятный[35]… — Он самый… Говорили они по-русски — несмотря на то, что она была французской баронессой, а он — испанским графом. — Как тебе это? — баронесса кивнула на улицу, где в этот момент появились первые участники процессии. Разряженные, вызывающе одетые содомиты — кривлялись и вертели задницами, как будто это был их город. Впереди был плакат, на нем было написано: содом в каждый дом… — Это Европа… — пожал плечами адмирал — уж какая есть. — Это зараза — сухо сказала баронесса — моральное разложение. Зараза, занесенная к нам американцами. Твой отец был прав тогда — они наши главные враги. Они взяли нас без единого выстрела, но еще не все потеряно. В содомитов кто-то начал кидать яйцами. Полицейские тащили первых задержанных к машинам. — Я только что из Лондона. — Ты встречалась? — Да. Речь шла ни много ни мало — о принце Дома Виндзоров. — И? — Он согласен. Наша единственная надежда Россия. Только там — процесс деградации и разложения еще не зашел слишком далеко. Опираясь на Россию, мы должны предложить миру правую альтернативу. — В России свои проблемы. Полагаю, большинство населения там все-таки левое. — Мы это исправим. Со временем все исправится — убежденно сказала баронесса. Адмирал не был в этом так уверен — но он промолчал. — Что делаем дальше? — Надо раскачать ситуацию здесь. По принципу — чем хуже, тем лучше. Одновременно — необходимо помочь России нарастить силы настолько, чтобы они могли противостоять США. Относительно Лондона — я получила уверения в том, что в нужный момент Британия выйдет как из ЕС, так и из особых отношений с США и начнет проводить самостоятельную политику. Они уже давно тяготятся отношениями с США, им нужен Израиль и Китай. — Это не рискованно? Как говорят русские: пилим сук, на котором сидим? — Ты предпочитаешь сидеть? И ждать, пока все рухнет от гнили? Пока вас снова захватят мавры, а у нас будет мечеть Парижской Богоматери? — Я не уверен, что Россия та страна, на которую надо делать ставку. И ее лидер тот человек, с которым можно сотрудничать. Он в душе коммунист. Слишком мало времени прошло. Баронесса прищурилась. — А больше времени у нас и нет. Что касается того, что сегодняшний лидер России коммунист… ты читал его воспоминания? — Нет. — А я читала. У каждого из нас в жизни… есть точка. Поворотный пункт, после которого они становятся другими. У меня это был тот проклятый день в гестапо, когда ублюдки насиловали меня, а другие ублюдки заставляли моего отца смотреть. У твоего отца — это стал день, когда убили адмирала Бланко… если бы в тот день твой отец сел к нему в машину, то и он был бы мертв. Что касается его — то у него это был тот день, когда он оказался один, в представительстве своей службы в Дрездене, когда в двери ломилась разъяренная толпа. Тогда он вышел к ней — один против двух с лишним тысяч. И толпа не посмела. С тех пор — он перестал быть коммунистом, даже если когда-то им и был. Думаю, что не был. — Не был? — Он сотрудник спецслужб. Как ты. Как я. Как все мы. Много ли мы верим? … — Америка должна проиграть. Она должна проигрывать раз за разом, чтобы потерять веру в себя. Их мессианская вера — вот что надо подорвать и сломать. Рухнуть она не должна, ошибки девяносто первого года нельзя повторять. Но она должна раз и навсегда понять — что здесь ей не место… Гей-парад уже прошел. Мусорщики — убирали грязь с улицы. — Ты с нами? — Да — ответил адмирал — с вами. — У меня к тебе есть личная просьба. Одной девушке надо дать приют. Снабдить документами. Вот она. Баронесса передала плотный конверт из крафт-бумаги. Адмирал раскрыл конверт, перебрал документы и фотографии. Хмыкнул.