— И назад не смотри… — Как скажешь… — снова пожал плечами водитель. Конечно же, водитель подсматривал — не мог не подсматривать. Пассажирка — переоделась из пакета, джинсы оставила те же, а вот верх сменила. Накрасила губы. Надо сказать, что водитель возил всяких… обычно они набивались в машину втроем — вчетвером, чтобы разделить расходы на такси. Но эта пташка явно более высокого полета. Наверное, взяла такси, потому что обратно планирует возвращаться на Феррари или Бентли кого-то из местных богатеев. И Аллах свидетель, у нее это получится. Давно он не видел такой красавицы…. — Слушай… — проговорил он, косясь одним глазом на дорогу, а другой на зеркало заднего вида, — ты спешишь? Может, остановимся на полчасика? Тогда можешь совсем не платить. Девушка усмехнулась и надела дизайнерские черные очки. — Езжай. Я стою дороже, чем твоя таратайка… Ну, нет так нет… — Как скажете… Про себя она подумала — двести тысяч ливанских лир, это больше ста долларов, где-то сто тридцать. Когда то она пошла бы и за меньшую сумму. Но те времена — остались давно позади, растаяли как дымка за кормой трансатлантического корабля…. Прошлое… Аргентина. Сан-Карлос де Барилоче Прошлого для нее не было — от проданной в рабство шестнадцатилетней девчонки из Поскота — поселка Котовского, страшного одесского пригорода — больше не осталось ничего. Или почти ничего. Теперь она была графиней Мерседес де Сантьяго, и теперь это было ее настоящее имя. Прошлого больше не было. Он — ее новый отец, друг, любовник, теперь и муж — заново создал ее. Там, на другом краю земли, в Андах, в Сан-Карлос де Барилоче он шаг за шагом создавал ее вновь. На земле, где ее никто не знал, не знал, что она была бандитской наводчицей и подстилкой — можно было родиться заново. И она родилась… К счастью она не успела подхватить СПИД, гепатит или что-то в этом роде… от остального она вылечилась в германской клинике в Буэнос-Айресе, где лечили хорошо, даже очень хорошо — а молодой организм и горный воздух Анд доделал остальное. Он научил ее бегать по утрам — сначала километр, потом два, потом три, научил делать зарядку и плавать в горных озерах с почти ледяной водой. Он научил ее, как постоять за себя. Научил драться — голыми руками, ножом, палкой, стрелять из пистолета, автомата, снайперской винтовки. Научил водить автомобиль, мотоцикл и катер. Научил не просто стрелять, а понимать, как работает оружие, просчитывать полет пули. Он был великолепным горным охотником и проводником — и она часто ходила с ним в горы. Ему было тридцать семь лет, когда он ее встретил. И он был русским… она еще тогда что-то заподозрила, русский язык, на котором он говорил с ней, был слишком чистым для того, чтобы быть выученным по учебнику. Чистым и каким-то… странным. Он был русским, потомком эмигрантов, а его дед был советником генерала Леополдо Галтиери, диктатора Аргентины, и гражданином Франции, вынужденным покинуть эту страну после падения де Голля и прихода к власти социалистов. Но по матери он был гражданином Чили, еще одной, практически неизвестной на одной шестой части суши страны. Он не любил говорить об этом, но, как она поняла, он служил в чилийском флоте, а потом в службе внутренней безопасности Чили. Там он многому научился… На имя де Сантьяго он и сделал ей документы — ее фиктивно удочерил его дальний родственник в Европе, после чего она стала графиней Мерседес де Сантьяго, подданной Испании. Три года назад, они тайно поженились. Как он объяснил, у него не было детей и ему некому было оставить то, что у него было — совсем некому. А было немало — отель в Сан-Карлос де Барилоче, винодельческое поместье в Чили, большое и с известными марками вина, недвижимость в Панаме и Монтевидео. Странно… но юридический брак стал почти что концом их брака фактического. Тогда, в Аргентине, — он научил ее любить, а не быть жертвой подонков или продажной подстилкой, любить и получать удовольствие от любви, чего она никогда не делала и не знала, как это. Но постепенно их отношения стали больше дружескими, чем супружескими — по его инициативе, не по ее. Он сказал, что не хочет, чтобы она жертвовала собой ради него — и она не могла пока найти слов, чтобы изменить это. Так же — он научил ее убивать… * * * В тот день они пошли на озеро Морено, одно из четырех озер, окружавших курорт Сан Карлос де Барилоче. Четыре озера — Науэль-Уапи, Маскарди, Гутьеррес и Морено. Вчера они гуляли по горной тропе на Сьерра-Катедраль, а потом вернулись в гостиницу (он жил в гостиничном номере, но вся гостиница принадлежала ему) и до изнеможения занимались любовью. Ей только что исполнилось девятнадцать лет. Она боялась, что он считает ее грязной… она и была грязной, если на то пошло — но он никогда, ни словом, ни взглядом, ни жестом — не дал этого понять. Ни до этого, ни тогда, ни потом… Она жила в отеле, в его номере, и все воспринимали это как должное, а он то пропадал то появлялся… порой пропадал на месяц. Все было, как всегда… но вчера она обнаружила шрам на спине. Новый шрам… И хотела поговорить об этом… но не знала, как решиться и начать… Они взяли машину и пару аквалангов и поехали к озеру… он терпеливо учил ее плавать с аквалангом, рассказывал о разных смесях для акваланга, о правилах поведения под водой. Она же — с восторгом ребенка открывала для себя чужую, совершенно незнакомую страну. Буэнос-Айрес с его старинной застройкой центра, шумными улицами и веселой, беззаботной жизнью, сельскохозяйственные провинции, и, конечно же — Сан Карлос де Барилоче. Сухой, прохладный воздух, зеркальная гладь озер, седые шапки гор и поросшие лесом их склоны, белые каменные и бурые, деревянные дома, мощеные улицы и дороги. Приветливые люди, от которых не стоит ждать никакой беды — ужас Одессы остался далеко позади, и казалось, что все это было не с ней, с кем-то другим. Он первым соскользнул с пирса, профессионально, совсем без всплеска, тут же вынырнул, удерживаясь на месте одними ластами — и протянул ей руку. Она взяла его за руку, и смело соскользнула вниз… тело под гидрокостюмом ожгло холодом — но она справилась, и страх ушел, а вместе с ним и ощущение холода. Он показал — глубоко не погружайся — и они медленно поплыли в паре метров от поверхности, наслаждаясь одиночеством. Одиночеством вдвоем… Чувство к нему было таким, что она забыла все, что было до него… лживого алкоголика-отца, истеричную, издерганную мать, жестоких ублюдков, которые или били ее или пользовались ей или и то и другое. Она знала, что он намного старше, что, скорее всего у них так и не будет детей (хотя она пыталась), что, скорее всего будущего нет — но настоящее ее вполне устраивало, и она даже не хотела думать о том, что будет в будущем. Если бы не шрам, который она обнаружила прошлой ночью. Шрам, который напомнил ей то, что она не хотела помнить — кто он на самом деле. Она боялась за то, что его однажды убьют или арестуют. И сказка кончится… Он показал, что в баллонах кончается кислород — и они медленно поплыли обратно к пирсу. * * * — Знаешь, мне так хорошо с тобой… — сказала она по-русски. Он ничего не ответил, делая что-то со своим аквалангом. Она обняла его, прижалась… и пальцы сами нащупали шрам. — Откуда это? — спросила она. Он не ответил. — Мне плевать кто ты. Я не хочу знать, куда ты уезжаешь. Я просто боюсь, что однажды ты не вернешься. И я останусь одна. — Так и будет… — сказал он, — рано или поздно так и будет. … — Ты знаешь, кто я. Ты одна из немногих, кто это знает. — Ты хороший человек. Ты меня спас. Хотя мог бы пройти мимо. Или… — Убить… — жестко усмехнулся он, — я убийца. Это так и ничего с этим не поделать. Я убивал людей. И продолжаю убивать. — Почему же ты не убил меня? … — Почему ты меня тогда спас? Мог бы убить. Она отпустила его, отступила на пару шагов. Трехмиллиметровый гидрокостюм анатомически обрисовывал ее фигуру. Она знала, что это его заводит — как завело бы любого мужчину. Но он только усмехнулся, а в глазах его была грусть и какая-то горечь. — Глаза у тебя зеленые. Ведьмины. Ты меня околдовала. — Я хочу быть такой же, как и ты, — решительно сказала она. — Зачем тебе это? — Многие убивают. На моих глазах убили человека… просто от скуки. Просто потому, что нечего было делать, просто потому, что хотелось посмеяться… посмотреть, как умирает человек… я видела все это. Они и нас заставили стрелять. … — А ты не такой. Ты если и убиваешь, то ради добра. — Откуда ты знаешь? — Просто знаю и всё. Он отвернулся, и какое-то время смотрел на воду, потом — сел на причал, спустив в воду ноги. Она не решилась подойти ближе. — Много лет назад… давно… далеко… была страна. Страна, в которой жили не то чтобы плохо… но не так хорошо, как хотелось бы. Не так. Многим это не нравилось. Они начали взрывать и убивать. … — Потом началась война, которую эта страна проиграла. Потом еще одна — на сей раз гражданская. … — Мои предки вынуждены были бежать — как и многие другие. Бежали в Югославию, Францию, Германию, Испанию. Бежали в чужие страны, потеряв родных, часто они были озлоблены на весь мир… можешь представить, сколько ненависти скопилось в этих людях. Они искали способы выплеснуть ее… … — Мой дед сотрудничал с французской разведкой. Он рассказывал мне, как они пытали и убивали коммунистов в Алжире и в Кохинхине. Во времена де Голля они тоже самое делали во Франции… тогда были плохие времена… совсем плохие. Потом они бежали сюда и делали это уже здесь. Пытали, убивали. Их дикий поход против коммунизма продолжался всю жизнь. И меня — тоже научили убивать. Правда, я убивал в другом месте — и в интересах другой страны. А теперь я продолжаю этот поход. Она присела рядом. Солнце уже садилось и блики на воде из серебристых становились кроваво-красными. — Но ты же в душе не убийца. … — Говори что хочешь, но я это чувствую. У тебя душа добрая.