Нужный номер — он нашел сразу. Коттедж — старого фасона, красного кирпича, типично бандитский, сейчас такое уже не строят. Он снова набрал номер. — Морена… — Я открыла дверь, заходи… Он зашел. Осмотрелся. Все дорого — но на всем печать какой-то неустроенности и заброшенности. Во дворе — стоит знакомый, темно-синий Мерседес МЛ на польских номерах[52]. Он обошел машину… да… прилично. Приличный заработок нужен чтобы ездить на такой. Дверь открылась. Она стояла на пороге и ждала его, не выходя наружу, но и не заходя в дом. Льющийся из дома свет — вычерчивал ее фигуру под легким платьем. И он пошел — как ребенок на дудочку Гамельнского крысолова. * * * Дверь закрылась. От нее пахло какими — то новыми духами… хотя ему было плевать, какими. Он прижал ее к двери… начал целовать… руки шарили по платью, ища застежку… — Подожди… подожди… — задыхалась она в его объятьях… платье… порвешь… оно дорогое. — Куплю новое… Он нащупал ее трусики — но она каким-то образом выскользнула из его медвежьих объятий. Но далеко не ушла, стояла рядом и улыбалась. Стерва… — Ты один… Он удивился. — А что, тебе с двумя надо? Вместо ответа — она сняла с шеи шарфик, накинула на него, притянула… — Не здесь… пошли… И он снова пошел — по винтовой лестнице, на второй этаж как ребенок на дудочку Гамельнского крысолова… * * * На втором этаже — было прохладно, на стенах не было отделки, было видно, что этот этаж в отличие от первого — нежилой. Но двери стояли. — Закрой глаза… — попросила она. — Зачем? — Закрой… Он закрыл глаза… она набросила шарфик и завязала. Потом взяла за руку. — Пошли… Идти было недолго — всего несколько шагов. Скрипнула, открываясь дверь. — Заходи… Он зашел, платок упал с его глаз. Комната. Отделки нет, метраж — шестьдесят, а то и семьдесят метров, громадная. Горит свет от светильника, стоящего в углу. Только в комнате не было главного — кровати. Зато пол на половине комнаты был застелен толстым полиэтиленом. — Э, это чо… — возмутился Дима — я же сказал, без этих твоих извратов, я по-нормальному люблю… — Это для тебя… Сухо треснул разрядник… * * * Капитан полиции Дмитрий Палий пришел в себя от боли в вывернутых руках. Он висел на руках, закованных в наручники, цепочка наручников была подвешена к крюку электроталя, а электроталь — зацеплен за торчащее из потолочной плиты ушко арматуры. Он был голый — совсем голый, его одежда была снята и находилась рядом, на полиэтилене. Дима задергался, пытаясь освободиться — но это привело только к тому, что боль в руках стала совсем невыносимой. Попал… Дима не знал, кто это его и за что… Но точно знал, что попал. Мысли в голове неслись как бешеные… цыгане? Может и цыгане — он же тогда того рома исполнил, причем на глазах у отца, а у ромов долгая память. Но тогда почему сразу не убили? Беспредельщики какие-то? Но кто? И зачем? Он же не старший, он всего лишь… Появилась она. На ней был какой-то рабочий комбинезон. — Отпусти меня, с. а! — заорал Дима — ты сдурела? Вместо ответа она нажала на кнопку на каком-то пульте, похожем на пульт от телевизора — зажужжал моторчик, и лебедка поползла вверх. — А!!! С…а! А!!! Не обращая внимания на крики — она установила камеру, и только потом — опустила Веню вниз, подставив стул. От боли в вывернутых руках — Дима почти ничего не соображал, только ругался матом и стонал! — Заткнись! — она дала ему оплеуху — тихо! — С…! — Молчи… Дима дышал как выброшенная на берег рыба. — Ты … что… я же… тебя… — Хочешь еще повисеть? — С…а! Отпусти. — Я вижу, хочешь… — она взялась за пульт. — Чо надо! — заорал он — чо тебе надо?! — Сейчас узнаешь… Выпученными глазами — капитан одесской полиции наблюдал, как перед ним устанавливается полупрофессиональная камера на штативе. Огонек пока не горел. — Сейчас ты мне расскажешь за то, как в Одессе делаются дела. Кто вас крышует и кого крышуете вы. Какие ставки… — Да пошла ты! Вместо ответа зажужжал моторчик, натягивая трос. — Опусти! С. а! Опусти! Девица опустила его. Палий тяжело дышал… он начал бояться боли, и это было главное. Он уже сломался. — Зачем… …