И хрен с ними… Шаг. Еще шаг… Первым споткнулся и упал Лёва — местный, представитель Михала в Одессе по текущим делам. Потом, через секунду начал падать телохранитель — все происходило в полной тишине — а еще через секунду пуля попала в голову Гермиана… * * * В свою очередь — оставшись один, Хвост тоже напряженно думал. Еще лет пятнадцать назад — он послал бы этого молдавана куда подальше и был бы прав. Есть людское. И есть ментовское. Люди дела делают. Менты их закрывают — если могут. А что сейчас? Сейчас менты — хуже любого быка беспредельного из девяностых. Берега совсем потеряли. Ствол у них на законных основаниях, кого надо — закрыли, кого надо — замочили. Преступления они совсем перестали раскрывать, им до лампочки. Берут первого попавшегося — и грузят и за себя и за того парня. Это уже не беспредел даже, это — край. Раньше тоже всякое бывало. Но не так. Скажем, взяли тебя опера на скоке, или на гоп-стопе, притащили в отделение. Вот и начинается торг с начальником местной уголовки. На котором еще десяток таких скоков и гоп-стопов висит. Скажем, берешь ты их все на себя — тебе то какая разница, один скок взять или десять — срок сильно не отличается, там сложение наказаний идет. А тебе, за то что ты загрузился — какое-то послабление. Или от какой другой статьи отмажут, или позаботится, чтобы тебя с жилплощади не выписывали, или просто послабление братве местной сделает. А главменту тоже в плюс — раскрываемость. Но так как сейчас — когда менты хватают заведомо невиновных, улики им подкидывают совсем левые и прессуют, пока не признаются, бывает что и насмерть в отделении забивают — вот такого беспредела еще не бывало. А сейчас — он есть. Кругом. А раз менты живут такой жизнью — не ментовской, не блатной — а не пойми какой — то от этого голова болит и у него, смотрящего. И их мутки — это по-любому его мутки, и все это понимают. И на сходе — если у Гермиана хватит наглости его собрать — за снижение поступлений из Одессы с него спросят. Это не говоря о том, что он взял лимон из общака и отдал этому борзому генералу — а генерала замочили и лавэ ушли. Раньше за такое на нож без разговоров бы, сейчас времена не те — но лимон с него снимут. С процентами. И за другие поступления спросят. Хлопнула дверь, ввалился Левик — один из пристяжи, стремящийся. В руке пистолет, глаза не то, что круглые — квадратные. Белый как мел. — Цыгана с пристяжью постреляли! Вглухую! Прямо на крыльце! Хвост вскочил… * * * На крыльце — толпа. Открытая дверь машины — Крузер остался на месте, а вот Мерс, как только началось — рванул и с концами, там водила был за рулем, а жить всем хочется. Черная кровь и черные костюмы — в свете фонарей. — Твою мать! — не сдержался Хвост. Зрелище было страшным — Король и его пристяжь лежали на земле, они лежали так кучно, один на другом — что казалось, их скосили одной очередью. Где-то уже выли сирены. — Кто? — Хвост схватил первого попавшегося из пристяжи — кто, б… — Не мы! Зуб даю не мы! — А кто?! — Не волоку! Они вышли … и тут … падать стали, один за другим. — Козлы, б… Хвост схватился за сотовый… кому звонить… некому. — Может, оно и к лучшему — осторожно сказал Конура, один из особо приближенных — беспределили, хвост поднимали, предъявы кривые кидали, вот и нарвались. Нам же проблем меньше. — Завали! Хвост со злости зарядил Конуре в рыло, тот чуть не упал. — Дебилы! Теперь за него мне на сходняке отвечать! Их у меня в доме постреляли! Сирены были уже совсем рядом. — По машинам, — опомнился Хвост, — уходим… 28 апреля 201… года. Украина, Одесса Ночью — в Одессе была серьезная стрельба. Налетели на одно из подкрышных заведений Хвоста, все постреляли, убили троих. В заведении была публика и это была конкретная красная карточка. Подобные акции — а ежу понятно, что ее предприняли молдаване и привычно перешедшие на их сторону цыгане — были красной карточкой потому что отпугивали от города туристов и входили в сводки, которые подавались в Киев. Перестрелка в городе с человеческими жертвами — смотрится в сводке особенно эффектно, и может служить основанием для огрвыводов. Резницкий — на утренней оперативке вышел из себя и стучал кулаком по столу, как будто это стучание могло решить хоть одну проблему из тех, которые были в городе. Токарев ничего не говорил: все силы уголовного розыска были брошены в этот день против цыган. Расчет был правильный — цыгане в городе были союзниками молдаван, и если ударить по цыганам — молдаване в город хоть какое-то время лезть не будут, поопасаются. Выйдя из здания МВД — Токарев позвонил Хвосту и они обо всем «домолвились» менее чем за пять минут. Боевики Хвоста которых не касались ни реорганизации, ни революции Гидности — приняли участие в открывшейся в городе охоте на цыган. Токарев попросил, чтобы без мокрух — и было без мокрух. В этот день можно было не раз видеть удивительную картину — к отделению подкатывает джип с боевиками, после чего двое — трое бычков тащат в отделение и предъявляют изумленному дежурному очередное избитое лицо цыганской национальности, которое тут же выражает искреннее желание написать явку с повинной в торговле наркотиками — только чтобы оказаться подальше от боевиков Хвоста. Таким образом, уже к вечеру в Одессе резко снизилась уличная преступность, а обезьянники, как и СИЗО оказались переполненными, и очередную партию цыган пришлось везти автозаками в соседний Ильичевск — там еще были места в камерах. Сам Токарев — весь день мотался по городу, высунув язык и в конце дня — чувствовал себя так, как будто его пропустили через стиральную машину. Собрались вечером опять в Космосе — подводить итоги стахановского труда. Вымотались все, вдобавок проголодались, за день у многих маковой росинки во рту не было. На сцене — соблазнительно пела певичка, но никто не слушал музыку, первые пятнадцать минут все только и делали, что сосредоточенно работали челюстями. — Фу… — первым оторвался от тарелки Остап, у которого в уголовке была кличка «старшой» или «старший сын» — так то мы и со всей преступностью в городе сдюжим. — Не говори «гоп» — осадил Токарев — взяли только цыган, а уже свободной хаты в городе нет. К тому же — гребем мы по мелочам, крупняк понятно, или осел или слинял. И кто Гермиана с его шоблой пострелял — мы не знаем. — А может, оно и к лучшему — сказал Старшой. — Что — к лучшему? — не понял Токарев. — Молдавана и его пристяжь завалили. Цыган приняли. Воры грызутся друг с другом. Может, так оно и надо… Наступило тяжелое молчание. — Умный? — спросил Токарев. … — А тебе не приходило в голову, умный, что эти мокроделы, о которых мы так ничего и не знаем, могут и за нами прийти? Пулю в башку хочешь получить? Как Папа, как Гермиан? … — Орудующие в городе мокроделы, о которых мы ничего не знаем — опаснее всех цыган, которых мы сегодня приняли. Взять их — наша первоочередная задача. А раскрыть убийство генерала Семидрева — еще и дело нашей чести. Всё поняли? Одесса, Украина. 28 апреля 201… года — Палий с концами пропал. И Лепилу вальнули. — Слышал… — Ничего не знаешь? — Нет. Два человека стояли у обрыва, недалеко от Одессы. Под ногами у них — колыхалось Черное море… — А что вообще думаешь? Дзюба в упор посмотрел на Токарева. — Думаю, что ноги делать надо, вот что. Пока и нам на шею — петлю не надели… — И кому город оставить? А? — На том свете — жрать не будешь. — А если очканешь — то и на этом не будешь! — психанул Токарев — поставят раком и так оттараканят! Отберут всё, последнюю шкуру снимут! Два одноклассника — стояли на обрыве и смотрели вдаль… да только нет больше Алых парусов. Нету.