– Можете не сомневаться. Я действую как Вера Линн. Если со мной что-то случится, рукопись готова к публикации. А теперь идите. Вот-вот придет соцработница. * * * Когда Улав подъехал, какой-то автомобиль быстро вырулил от дома Грига на улицу. Он позвонил – безрезультатно. Да, сколько же лет он здесь не бывал. Теперь вообще-то встречаешься только на похоронах. Дверь была не заперта, он вошел. – Фелисия? – донесся из гостиной надтреснутый голос Грига. – Кто такая Фелисия? – сказал Улав, войдя в комнату. – Новая любовница? – Улав, – удивленно произнес Григ и хрипло добавил: – Нет, подобные вещи меня уже не интересуют. Фелисия – соцработник, филиппинка. Улав чувствовал, как внутри закипает нетерпение. – Надо поговорить, Юхан. – Что ж, говори, Улав. По этой части ты всегда был мастак. Улав на миг оперся о спинку дивана. Вид Григовой физической немощи, как всегда, пробудил в нем злорадство. Расположенная посредине стены двустворчатая дверь в соседнюю комнату была полуоткрыта, словно до него здесь кто-то был. Он сел на стул перед Григом. – Юханово проклятие, так, кажется, говорят в семействе Григ? Поэтому ты взял деньги от Stay Behind в канун семидесятого, верно? Дела в издательстве шли плохо, у тебя не было выбора. Ты ведь жил на широкую ногу, а надо было больше работать и умерить расходы. – Да пошел ты, я был патриот и антикоммунист, – сказал Григ. – Как и ты сам. – Я понимал, почему ты так сделал, – сказал Улав. – И сделал правильно. Эта рукопись не должна была выйти в свет, никогда. Издатель потянулся за стаканом с водой, руки дрожали все сильнее. Улав решил рискнуть. – Это ты навестил маму в последний день и забрал рукопись? – О чем ты? Григ оперся о передвижной столик, но в тот миг, когда он попытался встать, ноги отказали; он упал, повалил столик и остался беспомощно лежать на полу. Склянки с лекарствами разлетелись по ковру, как и ампула с кортизоном, мобильник и конверт формата А-4, приземлившийся в нескольких метрах. Григ лежал на полу, дергаясь в судорогах. – Кортизон, – сдавленным голосом выдавил он. – Сделай мне укол. Надо… вызвать… скорую. Улав спокойно стоял, скрестив руки, в нескольких метрах от него. В окно он видел огни города, далеко внизу. – Где завещание? Где мамина рукопись? Грига вырвало. – Т-т-ты слыхал про аддис-с-сонический криз, про острую недостаточность надпочечников? Я умираю, черт побери, – прошептал он. – Где она? Издатель медленно повернул голову, их взгляды встретились. – Сделай укол, прошу тебя, Улав, и я все тебе объясню. – Последний раз: где она? Лежа в позе эмбриона, Григ дрожащей рукой указал на толстый конверт на полу. Улав поднял его; он был вскрыт. Улав вытащил пачку бумаг, быстро перелистал – на удивление немного. – Это не вся рукопись. Кривая улыбка появилась на бледном, искаженном лице Грига, у него словно прибыло сил. – Ты думаешь, будто распоряжаешься всем и вся, Улав. Но иной раз ты опаздываешь. На миг Улав замер в растерянности. Потом шагнул к выходу. – Здесь только что был один молодой человек. За спиной Улава зазвонил мобильник издателя. Он остановился, сделал несколько шагов назад. Мобильник полз по полу, словно уж. «Александра Фалк» – светилось на дисплее. * * * Саша шла через полупустой зал Центрального вокзала. Хотя Григ на звонок не ответил, она получила текстовое сообщение от Берга. Или, вернее, от Джонни. Нет, от Берга. Завтра девочки и Мадс отправятся во Францию, и все дни будут полны работы, и только работы. Мысль об этом подняла настроение. Может, поиски Вериной рукописи уведут ее совсем в другие места, может, Редерхёугену и САГА требуется женщина? Большие часы на табло в конце перронов показывали половину одиннадцатого. Оставив по левую руку «Бургер-Кинг» и билетные автоматы, она поспешила вверх по эскалатору. Джонни сидел в пабе, типичной забегаловке, какие есть на любой станции, под заключенной в раму формой Уэйна Руни[59]. Он сделал знак бармену, который тотчас принес пол-литра пива. Саша заметила, что возле столика Джонни стоит чемоданчик. Куда он собрался? – У меня есть кое-что, что вы наверняка захотите прочитать. – Что же именно? Он вынул из пакета большой конверт. – Я навестил Юхана Грига. И он дал мне вот это. Джонни открыл конверт и выложил перед ней пачку машинописных страниц. Саша была настолько ошеломлена, что уставилась на стену с фотографиями футболистов. Как вышло, что манускрипт добыл он, а не она? – Спасибо, – сказала она, пытаясь взять себя в руки. – Прочту сегодня вечером, а завтра свяжусь с вами, обсудим, что делать дальше. – Она заметила, как педантично звучал ее голос. – Но гарантирую конфиденциальность и вознаграждение… Задиристо глядя на нее, он покачал головой: – Вы всерьез думаете, что дела делаются только так, а? – Речь идет о моей семье. – Перед вами, – он щелкнул пальцем по бумагам, – не вся рукопись. Григ не дурак. Это первая часть. Содержащая, как он выразился, «оскорбительные утверждения касательно поименно названных лиц». Штука в том, что Вера рассчитывала подкрепить эти утверждения письмами и документами из частного архива «Ганзейской пароходной компании» в Бергене. Архив хранился в Фане, в старой усадьбе Фалков, где жил Ханс. Теперь Саша поняла, почему Вера работала над книгой в Бергене. На самом деле она искала «оружие». – Уговор простой, – продолжал Джонни. – Мы находим документацию, вокруг которой выстроена рукопись, и получаем от Грига остальное. – Он достал из кармана два билета. – Поезд отходит через четверть часа. Рукопись прочтем по дороге. У вас отдельное спальное купе. – Мы? – повторила она и как-то странно посмотрела на него. Сесть в поезд с чужаком – сущее безумие, и такое же безумие – обсуждать с чужаками семейные проблемы. – Знаете, чего мне больше всего недоставало на Ближнем Востоке? Я работал один. Писать тоже очень одиноко. Теперь мы будем работать сообща. – Согласна, – кивнула она. Вера Линн. Морское кладбище. Часть первая