– Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду. – Гарантии, что вы знаете людей, которые могут переправить меня через границу. Продолжая танцевать, Хагеманн шепнул: – У директора Фалка, вашего мужа, назначены встречи с немецкими властями здесь, на пароходе. Вы слыхали про адмирала Каракса? – Мой муж патриот, – шепнула я в ответ. – Я не стану за ним шпионить. – Отто Каракс – адмирал, командующий норвежским Западным побережьем. Фактически именно Каракс обеспечивает все побережье войсками и техникой. Он предложит углубить сотрудничество между немецкими властями и пароходствами вашего мужа. Сердце у меня учащенно забилось, но я промолчала. Особых иллюзий по поводу Тура я не питала, но коричневорубашечником он не был. – Через два дня, в понедельник, пароход причалит в Тронхейме, там вы должны пойти в ресторан «Палмехавен» в отеле «Британия». Ровно в одиннадцать утра придет некий человек, сядет слева от входа и попросит закурить. Тогда вы достанете портсигар и угостите его вот этой сигаретой. – Спасибо за танец, – сказала я. Хенри Хагеманн галантно отвел меня к столику и, не говоря более ни слова, вышел из салона. Я открыла портсигар. Сигареты придерживала резинка. Та, на которую он мне указал, была на миллиметр-другой короче остальных, чуть желтоватая. Она выделялась. Страх во мне смешался с гордостью. Не об этом ли я всегда мечтала? Сделать что-нибудь для родной страны? Что это за голоса? Я навострила уши. Голоса словно бы стали громче. И тотчас в дверь проник из гардеробной яркий луч света. На долю секунды помещение ярко осветилось, во всяком случае для наших привыкших к темноте глаз. Народ недоуменно озирался по сторонам, как посетители дансинга, когда включают свет и опять становятся видны скрытые до тех пор изъяны. Створки распахнулись, и в салон ворвались немцы. ФЛУРЁ-МОЛЁЙ Минимум десяток вооруженных солдат, а следом двое мужчин в серых плащах со значками гестапо. Все произошло так быстро, что никто в салоне даже пошевелиться не успел. Свечи на столах погасли, кроме одной, которая горела, чуть потрескивая. Послышались нервозные команды, гулко отдававшиеся в салонах, хлопки дверей и злобный лай овчарок, которых с трудом удерживали на поводке. – Всем оставаться на местах! – скомандовал один из гестаповцев. Он был в белой рубашке с галстуком, в простой и элегантной двубортной тужурке с золотыми пуговицами и широкими лацканами. Сидящий в обтяжку мундир подчеркивал стройную атлетичную фигуру. Лицо острое, с выступающими скулами. Эсэсовцы встали, отдали честь. Немецкие морские офицеры стали по стойке «смирно». Солдаты освещали нас фонариками и держали под прицелом. Портсигар на столике передо мной блестел в лучах фонариков. Хагеманн обманул меня? На миг я оцепенела от страха. Конечно же, он был подсадной уткой, чтобы заманить меня в капкан. Как я могла быть настолько наивна? – Норвежцы в углу справа, – указал гестаповский командир – высокий блондин с задранным подбородком и прямой, словно бы негнущейся спиной. На вид чуть старше тридцати, приказы он отдавал сдержанно и корректно. Пианистка что-то умоляюще крикнула солдатам, и двое рядовых тотчас оттащили ее в наш угол. Кроме меня, двоих мужчин и суннмёрской дамы за соседним столиком здесь было еще несколько норвежцев. Мы стояли зажатые меж двумя креслами и столиком. Королева Мод смотрела на нас со стены. Последняя стеариновая свеча погасла; дымок поднялся вверх и расплылся под потолком. – Я – штурмбаннфюрер Мюллер, – сказал гестаповский начальник. – А вы?… Он кивнул на молодую даму из Суннмёре. – Бетси Флисдал. – Место работы и причина поездки? – Работаю конторщицей на рыбной фабрике в Олесунне. Направляюсь в Будё, где начну работать в магазине дамской одежды. Мюллер проверил ее билет и удостоверение личности. – У вас билет третьего класса, барышня. Как вы оказались в салоне первого класса? – Не ваше дело, оккупант, – сердито ответила Бетси. Мюллер промолчал, только смерил девушку пренебрежительным взглядом, не поддался на провокацию. Спутники ее, запинаясь, объяснили, что сейчас не имеют постоянной работы, подрабатывают на рыбацких судах, потому и плывут в Молёй. Затем гестаповец подступил ко мне. – Вера Линн, – сказала я, но голос прозвучал не очень уверенно. – Секретарь в управлении бергенского порта. – Смотрела я тоже неуверенно. – Еду из Бергена с мужем, сыном и нянькой. – Голос несколько успокоился, объяснение-то вполне убедительное. – Мы направляемся в Стамсунн к моей матери, она хворает туберкулезом. – У вас есть документы, подтверждающие цель путешествия? Страх мурашками бежал по спине, я надеялась, он не заметит, как я нервничаю. – Увы, – сказала я, – все произошло так быстро. Мама при смерти. Но у меня с собой все необходимые документы, подтверждающие, что родилась я на Лофотенах, а живу в Бергене. Я протянула ему метрику, он бросил на бумагу короткий взгляд. – Поездка необходимая, мы понимаем вашу ситуацию, но в другой раз не забывайте документы. Мюллер отвернулся и медленно прошагал через танцплощадку. Осмотрел наш столик. Хрустальные стаканы наполовину полны, кусочки льда растаяли в водке. Штурмбаннфюрер взял портсигар в руки и прищурясь рассматривал. – Чей он? Молчание, будто в церкви. Плохо дело. Королева Мод, думала я, помоги мне. В конце концов я нарушила молчание: – Мой. – Я забыл сигареты, – сказал Мюллер чуть ли не бодрым тоном, который напугал меня еще сильнее. – Не угостите меня? Я кивнула и затаила дыхание. Офицер открыл портсигар… было так тихо, что я услышала легкий щелчок, с каким откинулась крышка. Чуть ли не по-женски он провел кончиками пальцев по рядку сигарет. Я зажмурила глаза и уже видела себя в тюремной камере. Он вытащил одну сигарету. Если хорошенько присмотрится, мне крышка. Штурмбаннфюрер Мюллер оглядел портсигар, осторожно закрыл и положил на прежнее место. – Большое спасибо, госпожа Линн. Какое облегчение! Ординарец поднес ему зажигалку. – Однако, – хрипло сказал он, прежде чем я успела вполне осознать облегчение, – предмет нашего расследования как раз ваша должность в управлении порта. Сердце у меня снова екнуло. Откуда он знал? – Поэтому вам придется пройти с нами. – Как это понимать? – сказала я чужим голосом. – Вы прекрасно слышали. Я хотела встать, но тут дверь опять распахнулась.