Часть 47 из 86 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Прежде чем Саша успела ответить, по насквозь продуваемому дому разнесся крик:
– Ханс!
Сюнне вышла из-за стола посмотреть, как там малыш Пер. И сейчас стояла у перил крутой лестницы, с ребенком на руках, все видели в дверь ее лицо. Вид у нее был раздосадованный.
– Пер не спит. Теперь твоя очередь.
– Пускай полежит-поплачет, а ты выпей с нами стаканчик вина, дорогая, – крикнул Ханс.
Сюнне не поддалась на его чары.
– Я же кормлю, – раздраженно сказала она.
– И ты не хуже меня знаешь, что норвежские рекомендации по грудному вскармливанию составлены священниками и моралистами, Сюнне. Стакан вина и тебе, и ребенку пойдет только на пользу!
Выше этажом громко хлопнула дверь.
– Научила б ты ее каким-нибудь хитростям, Марта, – вздохнул Ханс. – Ты-то с первой минуты полностью держала своих мальчишек под контролем.
Марта тряхнула головой. У нее был синдром, свойственный очень красивым женщинам: она явно привыкла, что на любое ее слово мужчины немедля согласно кивают, что при ее появлении повсюду меняется настрой. Она не привыкла прилагать усилия, чтобы привлечь внимание, и спокойная сила Саши – менее импульсивной и броской – притягивала Джонни куда больше.
Ханс нехотя поплелся вверх по лестнице.
Марта налила всем вина, отпила глоток. И спросила:
– Ты уничтожила Верино завещание, Саша?
За столом настала тишина, нарушаемая только звяканьем столовых приборов и легким стуком капель по стеклу, снова начался дождь.
– О чем ты говоришь?
– Папа рассказывал мне, что в семидесятые годы Вера работала здесь над рукописью, которая была конфискована и уничтожена.
– Ты определенно знаешь куда больше меня, – резко сказала Саша, – и я буду рада любой подсказке насчет того, где находится завещание. Потому что я понятия не имею.
– Вам Верино завещание невыгодно, – продолжала Марта. – Папа не хочет конфликтовать и ни в коем случае не станет портить настроение, когда ты здесь, но фактически Вера конкретно кое-что обещала ему перед тем, как… – Марта сделала паузу и процитировала: – …«покончила с собой».
Саша побледнела.
– Это уже за пределами всякой порядочности, – сказала она, подавляя злость. – Бабушку нашла я. Полиция провела дознание.
– Вера обещала папе вернуть нам эту усадьбу, – ответила Марта, – а вдобавок оставить крупную сумму денег. Но было что-то еще. Не для телефонного разговора.
– Джонни, – позвал с лестницы Ханс Фалк. – Мальчонка крепко спит. Я хочу кое-что тебе показать.
На стенах лестничной площадки висели литографии Тулуз-Лотрека, полка с зачитанными детективами и акварель с изображением «Принцессы Рагнхильд».
– Вот ты где! – послышался за спиной голос Ханса, мягкий и спокойный, будто он обращается к малышу. Джонни остановился возле комода, уставленного рамками с фотографиями. Рассматривал их, брал каждую в руки. Сановники и крупные общественные деятетели, норвежские и зарубежные, несколько арабских дипломов о почетной профессуре, бейджики. Словно пантеон друзей Ханса Фалка из числа арабских, курдских и афганских лидеров.
– Никого нет в живых, почти никого, – тихо сказал Ханс. – Герои долго не живут… там не живут.
– Снимки наводят меня на мысли о Ближнем Востоке, – тоже тихо отозвался Джонни.
– И о чем ты думаешь в первую очередь?
– О запахах, – сказал Джонни. – Тминовый кмин, кедр, дизельное топливо и подгоревшая баранина.
– Видишь ее?
Ханс задержался у одной фотографии. Молодой мужчина в рубашке защитного цвета и с наверченным на голову платком, наверно, он сам. За спиной панорама оливковых рощ, а рядом с ним молодая женщина в облегающем черном комбинезоне, с калашниковым. Лицо, пожалуй, с чересчур резкими чертами, чтобы быть ослепительно красивым в обычном смысле слова, но Джонни не мог отвести взгляд от ее жгучих, печальных глаз.
– Вот первое, о чем думаю я, – тихо сказал Ханс.
– Кто она?
– Муна Хури. Палестинская беженка с христианскими корнями в Ливане, изгнанная в сорок восьмом, центральная фигура в военных организациях. Не женщина, а стихия. Убита фалангистами в Бейруте во время бойни в лагерях Сабра и Шатила.
– Ты пытался спасти ее?
– Это было невозможно, и все же тридцать с лишним лет я спрашивал себя, мог ли сделать больше для ее спасения.
– Ханс, ты спас больше жизней, чем многие.
– В общем, ты прав, – задумчиво обронил Ханс.
Джонни посмотрел на него.
– О чем ты хотел поговорить?
– Что ты успел найти?
– Я был у Юхана Грига прямо перед тем, как он умер, – сказал Джонни. – Он отдал мне первую часть «Морского кладбища».
Не глядя на Джонни, Ханс сосредоточенно смотрел в пространство.
– Рукопись семидесятого года? Вот черт.
– В семидесятом именно Григ донес в ПСБ, – продолжал Джонни. – У меня есть соответствующий документ. Я воспользовался им, чтобы прижать Грига, и он отдал мне первую часть. Мы с Сашей вместе ее прочитали. И намерены здесь отыскать свидетельства, подтверждающие то, о чем пишет Вера.
– Отличная работа, Берг. Я знал, что ты подходящий человек. Пусть Улав и потомки рубят сук, на котором сидят.
– В рукописи описана первая часть рейса, из Бергена до Тронхейма. Там содержатся вполне конкретные обвинения против Тура Фалка, причем Вера ссылается на письма из частного архива «Ганзейской пароходной компании». Вот их-то нам и надо отыскать.
– Ищите столько, сколько нужно, – сказал Ханс.
– Мне по-прежнему неясно, какое отношение рукопись Линн имеет к разделу наследства и почему Улав бросил меня гнить в ближневосточной тюрьме.
Ханс помедлил с ответом.
– Сперва насчет последнего. Я встретил одного норвежца среди курдских боевиков, снайпера, когда был там на прошлой неделе.
– Майк, он же NorwegianSNIPER, – сказал Джонни. – Я встречал его. Так ведь он вроде погиб на фронте?
– Он жив, – тихо сказал Ханс. – Я встретил его в больнице к северу от Мосула. Но он чертовски зол на норвежские власти и разведку, которые, как он считает, нанесли ему удар в спину. Он рассказал, что был посредником между спецслужбами и норвежцем, которому год назад предстояло отправиться с заданием в халифат.
– Вот как? – Джонни чувствовал, что сердце стучит, как молот, ведь речь, возможно, идет о нем самом.
– Того норвежца схватили, а Майк, сообщив об этом, услышал, что парень на самом деле был джихадистом и что его, Майка, подозревают в пособничестве террористу. Мы говорим о твоем деле, Джонни.
– Где Майк сейчас?
– Вернулся на фронт, в отряд Пешмерга, по-моему. А ты сам часом туда не намылился, Джонни? Не забудь, тебе сначала надо поработать на меня и раскопать завещание Веры Линн.
Джонни снова ощутил запах Ближнего Востока.
– Слушай меня внимательно, Ханс, – тихо ответил он. – Я раскопал в этом деле больше, чем кто-либо за пять десятков лет. В «Морском кладбище» Вера описывает встречу на судне с немецким адмиралом, с которым Большой Тур заключает договор. Во-первых, коллаборационизм. Ты знаешь Х.К.
– Старый шельма.
– Сотрудничество с немцами в войну стало началом кой-чего другого. Немцы построили в Редерхёугене туннели и бомбоубежища, которые позднее использовались как арсеналы Stay Behind. В семидесятом Вера Линн пишет книгу, которую конфискуют по причинам госбезопасности. Подробностей я не знаю, но, возможно, речь идет о связи между САГА и секретными службами сети Stay Behind. Прошлой осенью я получил задание от САГА, хотя даже не подозревал об этом. Иными словами: связующее звено между фондом и секретными службами существует по сей день. Если ты вправду хочешь подкопаться под Улава, ты должен отпустить меня в Курдистан. Потому что обе эти истории указывают на Редерхёуген, на Улава.
– Ладно, – сказал Ханс. – Будь осторожен.
Глава 28. Кто-то изъял эти документы
Саша спала, отключив звонок телефона, и, когда проснулась, обнаружила целый ряд сообщений от Улава. Как всегда, коротких, однако Улав «очень просил» перезвонить ему «насчет так называемого биографа, Джонни Берга». Она прекрасно знала, что отец прочтет обычную нотацию: мол, никто из Фалков с журналистами не разговаривает, а этот биограф – совершенно ничтожный тип. Он оставил еще несколько сообщений, но они подождут.
Она оделась, спустилась вниз. Ханс уже сидел на кухне, заканчивая непритязательный завтрак. Дверь в столовую была приоткрыта. Со стола после вчерашнего ужина никто убрать не потрудился. Жирные пятна на недопитых стаканах отчетливо виднелись в утреннем свете. Черная кошка бесшумно бродила по столу, доедая с блюд остатки рыбы.
– Хорошо спала? – бодро спросил Ханс.