Саша отперла цокольную дверь, провела его в библиотеку. – Вот здесь я работаю. Джонни немного прошелся по комнате, взглянул на потолок атриума. – Ничего себе местечко, – сказал он, впервые вроде как под впечатлением от того, что она ему показывала. До сих пор она вела себя с Джонни, как нервная девчонка, что действовало ей на нервы. Пора с этим кончать. – Я тоже была с тобой не вполне откровенна. – Она посмотрела ему прямо в зеленые глаза. – У меня есть еще одна причина искать рукопись Веры. – Там спрятан ключ к разборкам с Хансом и бергенцами по поводу наследства, – сказал Джонни. – Это более-менее ясно. – Дело обстоит сложнее, – сказала она. – Я готова все тебе рассказать, но прежде мне нужна гарантия. Джонни осторожно улыбнулся: – Гарантия? – Или предложение. Ты сделаешь паузу в работе над книгой о Хансе. Он хотел было что-то сказать. – Все следы в этой истории ведут в Северную Норвегию, – продолжала она. – Бабушка оттуда родом, там она была в войну, там на дне лежит судно. Я говорила с одним специалистом. Как и Вера в рукописи, он утверждает, что судно не налетело на мину, а было взорвано изнутри. А папин контраргумент в этом деле – мина. Если бы мы сумели осмотреть судно и найти пробоину, мы могли бы установить, что она говорила правду, а официальная версия лжет. Джонни саркастически усмехнулся: – «Принцесса Рагнхильд» лежит на глубине трехсот метров. И «мы» должны туда добраться? Желаю удачи, Саша, на свете больше живых американских президентов, чем людей, которые ныряли на такую глубину и вернулись живыми. – Знаю. Но дело в том, что у нас есть доступ к специальному снаряжению. В этом преимущество фамилии Фалк. Во всяком случае такой доступ был. Мой брат договорился взять напрокат атмосферный водолазный костюм у одного из тамошних рыбных магнатов, Ралфа Рафаэльсена, но папа, понятно, сумел его обидеть, и дело разладилось. – Лофотены и Вестеролен, – сказал Джонни. – Меня там знают. Или знали. Ты хочешь, чтобы я нырнул? Саша собралась с духом и сказала: – Само собой, я тебе заплачу, из средств, выделенных САГА на проект. Джонни расхохотался. – Сколько ты хочешь? – серьезно спросила она. – Во всяком случае, надбавку за риск погружения на триста метров в атмосферном водолазном костюме. Когда они вышли на улицу, уже темнело. Но было тепло. По влажной пружинистой траве они направились к музыкальному павильону у моря, и Саша рассказывала о двух немцах-антифашистах, которых казнили в конце войны. – Вот это настоящий героизм, – сказал Джонни. – Да. – Не хочу сказать дурного слова против норвежских сопротивленцев. Они рисковали, были героями. Но, по сути, делали то, чего от них ожидали. Защищали свою страну. Народ их поддерживал. А немцы пошли на измену родине ради идеалов, в которые верили. – Ты бы сделал такой же выбор? – Не знаю, – сказал он. – Надеюсь, конечно, но никто ведь заранее не знает. Саша слегка наклонила голову набок, так что волосы упали на одно плечо. – Ты немного похож на Ханса, – улыбнулась она, – по-твоему, ты мог бы действовать так же, как он? – Что ты имеешь в виду? Тихонько, словно прилив, подкрался сумрак. Внезапно они оказались в полной темноте. – Ты ведь поставил задачи на Ближнем Востоке превыше семьи? – Не знаю, хотел ли я этого, – ответил он, – но так вышло. Я не был хорошим отцом. И то, что я целый год просидел в Курдистане в тюрьме, моим отцовским обязанностям на пользу не пошло. Несколько секунд она молчала, стараясь собраться с мыслями. Почему-то она думала, что детей у него нет, и собственная реакция удивила ее. – Погоди! – Она прямо-таки задохнулась. – У тебя есть ребенок, и ты не видел его почти целый год? Джонни кивнул. – Как же ты выдержал? Он пожал плечами. – Ну, однажды я слыхал, как один полярник рассуждал о такой штуке, которую он называл эффектом присутствия, – сказал Джонни. – Обычно он проявляется у полярников, моряков и всех прочих, кто по многу месяцев не видит семью. Таким способом мозг помогает нам бороться с одиночеством. Те, кого мы любим, приходят к нам. Не как смутные воспоминания, но как ощутимое присутствие. Там моя дочка приходила ко мне каждый вечер, садилась на нары и болтала ногами, грязными и исцарапанными от летних игр. Я причесывал ей волосы, заплетал косички. Чистил ей зубки, читал книжки. А под конец пел колыбельные. Это помогало. Саша долго молчала. Потом спросила: – Хочешь посмотреть главный дом? Они пошли обратно, снова вошли в башню, через тот вход, что вел к кабинету Улава. Биометрическая сигнализация отключилась, когда Саша в микрофон на стене назвала свое имя. Джонни стоял, разглядывая план дома, помещенный там на случай пожара. – Каково это, работать бок о бок с отцом? – спросил он. Она помолчала, прежде чем ответить: – Папа в порядке. Только вот его уверенность, что он идет в ногу со временем, чистейшая иллюзия. В глубине души он просто консервативный патриарх, полагающий, что мир был лучше, когда женщины не участвовали в лыжной эстафете на Холменколлене. Он одержим сохранением фалковских традиций. Каждое утро открывает стенной сейф, любуется Боевым крестом Большого Тура. Письменный стол когда-то принадлежал Тео Фалку, и папа любит подчеркнуть, что код сейфа, авторучки и вино те же, что и во времена Большого Тура. – И ты потратила жизнь на то, чтобы найти себе мужа, похожего на отца? – Нет… или да, в какой-то мере. По крайней мере, я думала, он такой же, как папа. Но он оказался не таким. А мать твоего ребенка? – Нет, она не такая, как моя мать. Хотя… я ее не знал. Она была вроде тебя. Умная, рафинированная, интеллектуальная, слегка снобка, прямая, намного превосходила меня. – По-моему, ты прекрасно справляешься, Джонни Берг. Он слегка смутился от ее комплимента. Они снова спустились по винтовой лестнице, он на два шага впереди. Подошли к входу в раздевалку в подвале. Саша решила воспользоваться случаем. – Хочешь искупаться? – Она кивнула на дверь. – Можешь переодеться в мужской раздевалке. Увидимся в бассейне. Секунду-другую он размышлял, потом кивнул и исчез за дверью. Саша быстро переоделась в кремовый бикини, висевший в раздевалке, и оглядела себя в ярком свете лампы над зеркалом. Руки в гусиной коже. Рыжеватый оттенок волос на свету стал ярче. Она закрутила волосы узлом на затылке. Его не было так долго, что Саша заподозрила, что он схватил шапку и сбежал. Она успела несколько раз переплыть бассейн спокойным кролем, когда наконец увидела, как он идет по подогретым плиткам пола, в плавках брата. Остановилась и, раскинув руки, прислонилась к краю бассейна. Джонни был худощавее, чем она думала. На бронзовой груди – три диагональных шрама. Откуда они? Он прыгнул в бассейн, не спеша подплыл к ней. – Шикарный бассейн. – Он с улыбкой огляделся вокруг. – Я будто опять четырнадцатилетний дилер в гостях у богатой девчонки. – Что случилось в Курдистане? Я по твоему голосу слышу. Ты какой-то другой, более открытый, что ли. – Там было совершенно нереально, – сказал он. – Война нереальна. ИГ атаковало базу, где мы находились. – Ты кого-нибудь убил? – Да. Иначе бы убили меня. Они стояли по горло в воде, всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Она все еще могла отступить. – В одиночку я не справлюсь, – прошептала Саша. Она стояла так близко, что могла видеть форму капель на его щеке. – Поедешь со мной в Северную Норвегию? Только мы вдвоем? – Ты можешь доказать, что тебе можно доверять? – Да, – ответила она и осторожно поцеловала его. Приглушенный свет окрашивал стены лиловым. Вода на поверхности легонько колыхалась. Саша закрыла глаза, отпрянула назад, оперлась на край бассейна, вылезла из воды, не оглядываясь, прошла по теплому полу в раздевалку, сняла бикини и долго стояла под душем, вода которого становилась все холоднее, под конец она стучала зубами под ледяной струей. Глава 35. Память – это все, что остается от человека после смерти Лыжня на севере Нурмарки держалась долго. Фён поднял температуру в Редерхёугене выше 20 градусов, уличные кафе в столице заполонили опьяненные весной люди, а в часе езды от города было по-прежнему полно снега и красивых пасхальных лыжней.