Часть 9 из 86 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сверре бросил красноречивый взгляд в сторону Саши, оба они единодушно считали младшую сестру человеком безответственным. Андреа была результатом случившегося в 90-е годы недолгого романа отца со спившейся дамочкой из мелкопоместных шведских дворян.
– Александра, Мадс летит домой? – спросил Улав.
Саша покачала головой.
Когда она рассказала о смерти бабушки, муж ответил, что бронирует билет на первый же рейс домой, но она его отговорила. Хотя обыкновенно именно Мадс был ей наперсником, смерть Веры сблизила ее с семьей. Веру он знал более чем поверхностно, а самоубийство – дело семейное, внутреннее и в общем-то его не касается.
– Я его отговорила, он прилетит в день похорон.
– И хорошо. У него в Азии важные деловые встречи. – Улав поочередно обвел взглядом собравшихся. – На всякий случай сообщаю: мы тесно сотрудничали с полицией. Они действовали по стандартной процедуре: провели осмотр места происшествия, изучили ее телефонные звонки, опросили всех, кто был здесь, а в итоге исключили возможность преступления и закрыли дознание. Вполне естественно, но все ж таки облегчение.
Он тускло улыбнулся и посмотрел на Сири Греве так, будто у них есть общий секрет. Неужто Вера разнесла свое завещание гранатами, например?
– Я хочу точно знать, что содержится в завещании, – сказал Сверре.
Иной раз брату удавалось блеснуть точностью мысли, однако, к Сашиному удивлению, и отец, и Греве почему-то пришли в замешательство.
– С маминым завещанием возникли некоторые сложности, – сказал Улав.
– Сложности? – в один голос проговорили Саша и Сверре.
– Да, – кивнула Сири Греве.
– Завещание не обнаружено, – сказал Улав. – Мне только что сообщили, что мама забрала его у судьи в тот день, когда покончила с собой.
В атриуме надолго воцарилась тишина.
Сашу будто огрели молотком по затылку. Голова пошла кругом.
Черт побери, думала она, с какой стати из-за этого известия я чувствую себя виноватой? Ну, то есть виноватой не в юридическом смысле слова, а в моральном. Уму непостижимо. Просто очень странно. Включить кого-то в завещание или, наоборот, обойти наследством – это хотя бы логическое следствие ненависти или любви.
Но забрать завещание и покончить с собой?
Что-то здесь не так. И она не могла отделаться от ощущения, будто это связано с неким высказыванием, которое она обронила в разговоре с бабушкой.
– Но почему? – спросил Сверре.
– Не знаю. Может быть, она вообще не хотела наследования по завещанию, – сказал Улав. – Иначе зачем было его изымать?
– Что это означает юридически? – продолжил сын.
Сири встала. На протяжении нескольких поколений ее семья была юридическим представителем Фалков. Улав не очень-то доверял посторонним. А у Сири с родословной все в порядке, к тому же она замечательный юрист и, прежде чем Улав переманил ее в САГА, успела стать компаньоном в одной из ведущих фирм.
– Если наследодатель не составил заверенного завещания, право наследовать переходит к наследникам по прямой, в данном случае к Улаву. Покуда мы исходим из предположения, что Вера составила завещание, но оно не найдено. Чтобы понять, насколько высоки здесь ставки, нам необходимо четко представлять себе, чем Вера фактически владела, а к чему не имела касательства.
– Как насчет предприятий САГА? – спросил Сверре.
– В САГА Вера доли не имела. Там своя система наследования, по нисходящей линии. Детали вам известны. Улав контролирует компанию, каждый из троих детей владеет меньшей долей. То же касается бергенцев. Как вы знаете, в случае возможной продажи акционеры-члены семьи имеют преимущественное право на покупку. Так что судьба группы САГА не должна вас заботить.
– Отец понимал, насколько важно, чтобы семья всегда сохраняла контроль над САГА, – кивнул Улав.
Подобно всем своим предшественникам, патриархам семейства Фалк, он был буквально одержим мыслью о смене поколений. Навещая Сашу в роддоме, когда родилась Камилла, он, новоявленный дед, подхватил малышку на руки и сказал: «Бесконечность поколений. Что может быть прекраснее?»
Сири обвела взглядом собравшихся.
– Таким образом, оставленное Верой наследство, чем бы оно ни регулировалось – законом о наследовании или завещанием, – это в первую очередь недвижимость. Важнейшая семейная недвижимость: Хорднес в Бергене, охотничий домик в Устаусете и, разумеется, Редерхёуген. Стало быть, значительные ценности.
«Значительные ценности» – вот так нынче говорят, вдобавок еще и «охотничий домик», а фактически – целый хутор.
– Просто из интереса, – сказал Сверре, – сколько стоит эта недвижимость?
Сири натянуто улыбнулась. Саша заметила, до какой степени брат ее раздражает.
– Н-да. Нетрудно прикинуть цену трехкомнатной квартиры или обычной виллы, поскольку рынок велик и такая недвижимость все время продается и покупается. Но охотничий домик, Хорднес и Редерхёуген? Все три и каждый по отдельности уникальны для страны и стоят столько, сколько вероятный покупатель готов заплатить. А таких покупателей немного.
– Вы говорили с бергенцами? – Сверре подался вперед.
– Они наверняка клянчили у нее деньги, – сказал Улав.
Дела у бергенцев шли до того скверно, что роскошную старинную усадьбу на Хорднесе возле Фана-фьорда даже пытались принудительно продать с молотка. Вера купила ее и позволила им жить там, за грошовую аренду, но, по словам отца, доходы бергенцев были так скудны, что им едва хватало средств на оплату счетов за электричество.
– Вы опасаетесь, что Вера могла завещать бергенцам один или несколько объектов недвижимости? – спросила Саша.
– Вполне возможно, – ответила Сири.
Улав встал и беспокойно прошелся по атриуму.
– Ханс и бергенцы знали, что Вера по-прежнему указана как владелица нашей недвижимости. Ханс – юбочник, и на сей раз он попробовал заигрывать с эксцентричной девяностопятилетней старухой. Иначе как низостью это назвать нельзя.
Люди из самых лучших семей – и те утрачивают способность к здравым суждениям, как только речь заходит о разделе наследства. И все-таки Саша думала, что собственная ее семья сумеет держаться вполне достойно. Какая наивность. Порой очень тяжко быть одной из Фалков.
– Это серьезное обвинение, – сказала она. – Мы ведь понятия не имеем, что произошло. Все это домыслы, причем предельно пессимистичные.
– Ханс и бергенцы все время цеплялись к нам, еще когда тебя, Саша, на свете не было. Так и не примирились с тем, что в семидесятые плохо разыграли свои карты.
– Все равно это домыслы, – сказала Саша. – До похорон осталось несколько дней. Если Вера забрала завещание и спрятала, оно наверняка где-то здесь.
– Ладно, Александра. Я хочу, чтобы ты тщательно обыскала все на Обрыве.
Саша послушно кивнула отцу.
– А почему так важно найти его? – спросил Сверре. – Завещание ведь так или иначе не подлежит отмене?
– Потому что информация – сила, – сказала Сири и через стол улыбнулась Саше.
Улав опять обратился к дочери:
– Как только найдешь, немедля сообщи мне.
– Может, попробуем поговорить с Хансом? – сказала Саша. – Вдруг он что-то знает.
– Я пробовал, но каждый раз попадал на автоответчик, – сказал Улав. – Он, как обычно, где-то вне зоны доступа.
Глава 6. Договорились?
ФРОНТ, ИРАКСКИЙ КУРДИСТАН
– Последний шанс развернуться, – сказал шофер на ломаном английском, прикуривая от окурка новую сигарету. – Слишком опасно.
– Едем дальше. – Ханс Фалк опустил стекло старенького пикапа.
Дорога к тюрьме змеилась между зарослями плауна, бетонными блоками, бронетранспортерами и укреплениями из мешков с песком. Курдские спецназовцы в сероватом американском камуфляже стояли в карауле и, чтобы согреться на холодном пустынном ветру, то и дело хлопали себя по плечам.
Грязный «лендровер» медленно подъехал к первому КПП. Солдат в балаклаве и кевларовой каске остановил машину, второй проверил багажник и кузов на предмет оружия и бомб, с помощью зеркала осмотрел шасси. Потом махнул шоферу, и они опять двинулись по пыльной дороге.
У следующего КПП, всего сотней метров дальше, Хансу велели выйти из машины. Густой дым поднимался из ржавой нефтяной бочки, словно одеялом накрывал КПП, к запаху дыма примешивался запах горючего и пряной баранины. Запах Ближнего Востока.
Женщина-солдат приказала Хансу снять горные ботинки, жилет и куртку, обыскала его и просканировала металлодетектором. Блестящие глаза, лицо хмурое, узкое, асимметричное ровно настолько, чтобы выглядеть традиционно красивым.
– Какое у вас дело в тюрьме?
– Хочу потолковать с вашим начальством, – улыбнулся Ханс.
Ответной улыбки не последовало, но женщина проводила его в караульное помещение. В голой комнате за металлическим письменным столом, под красной курдской звездой на желтом фоне стены, сидел упитанный офицер в зеленой полевой форме, которая была ему на размер маловата. Ханс выложил на стол документы, удостоверение врача и сопроводительное письмо.
Начальник тюрьмы не торопясь листал бумаги. Поглаживал усы.
– Так-так… Афганистан в восьмидесятых, Ливан, Газа, Босния, Ирак, Сирия. Но в первую очередь Курдистан, вы давний друг нашего дела, как мне сказали. Соавтор учебника по полевой анестезии, которым пользуются врачи на театре военных действий по всему миру. Внушительная карьера, мистер Ханс.
Ханс кивнул, без воодушевления.
– Но ведь нашу тюрьму неоднократно инспектировали врачи из Красного Полумесяца, – продолжал начальник, – и не нашли к чему придраться. Мы обращаемся с врагами лучше, чем они с нами. Мы люди цивилизованные, а не звери. Вы в курсе, какие опасности грозят вам на территории тюрьмы? Если возникнут беспорядки, я не уверен, что мы сумеем вас вызволить.