11. Гиена против газели Мы загружаемся в новый автобус (куда более комфортный, чем старый), и Карл вручает каждому конверты с ваучерами и купонами. Мало того что в моем распоряжении оказывается целый ряд, так еще и есть розетка прямо под окном. Поставив телефон на зарядку, забрасываю рюкзак на верхнюю полку и следующий час или около того наблюдаю, как мальчишка через проход поедает мясную нарезку прямо из полиэтиленовой упаковки. Сам по себе процесс непримечателен, но, поскольку пацан выглядит в точности как юный Фродо Бэггинс, я нахожу это достойным внимания. (Мы пойдем через шахты Мории! Но сперва давайте пополним энергию тонко нарезанным мясцом. Ешь, пей, веселись! Эльфы! Ветчина! Ура!) – Вот потому у меня и нет парня, – шепчу я, отворачиваясь к окну. «Потому что ты дважды за утро вспомнила „Властелина колец“ или потому, что разговариваешь сама с собой?» Ну да, подловила сама себя. Через пару часов мы съезжаем на обед в какую-то глухомань. Карл достает микрофон, просит не оставлять ценные вещи в автобусе и сообщает время остановки. – Если не вернетесь через сорок пять минут, я сделаю вывод, что вы уже укатили дальше. Мы в часе от Нэшвилла, и на сей раз отправимся вовремя. Я вам не мамочка и спокойно уеду без отставших. Молодчага, Карл. На выходе из автобуса кто-то спрашивает про ресторан, и Карл указывает на вывеску над автозаправкой по соседству. У ЭДА: КУРИЦА-И-БЕНЗИН Мозг тут же наводняют тревожные образы: Эд, обиженный ветеран Вьетнама, стоит у плиты, и с обеих уголков его рта свисает по тлеющей сигарилле, а в гигантской кастрюле он помешивает нефтекуриный суп. И в этом есть смысл, поскольку с Карлами-то мне везло, но еще ни разу не встречалось Эда, которого бы не хотелось заниндзить насмерть. Все мерзавцы до кончиков ногтей. В общем, в забегаловку Эда я шагаю без капли оптимизма, но полная ниндзяизма. Внутри четыре стола, накрытых бумажными клетчатыми скатертями. Я жду, когда Пончомен усядется, и выбираю самый дальний от него стол. К сожалению, они все стоят чуть ли не вплотную. – Мим, – шепчет Пончомен и, указывая на мои волосы, оттопыривает большие пальцы. – Отлично выглядишь! Я отвечаю своей самой саркастичной улыбкой, тоже поднимаю большие пальцы, а потом медленно меняю их на средние. Лысый мужик с байкерской бородой и в фартуке ковыляет к столу Пончомена и приветствует его по имени: – Здорово, Джо, те как сегда? Тот кивает с улыбкой, и они с мужиком быстро перебрасываются парой дружелюбных фраз. «Он уже здесь бывал». Переварить мысль не успеваю – Лысый Бородач уже у нашего стола, принимает заказы на напитки. – Какой у вас есть кофе? – спрашиваю я. – Какой кофе? – не понимает официант, только он говорит скорее «Какай кафе?». – Да. В смысле, эфиопский, кона… Ведь не колумбийский же? Челюсть под бородой ходит ходуном, предположительно перемалывая жвачку. После нескольких секунд неловкого молчания я наконец замечаю пришитую к рубашке заплатку с именем: «ЭД». И все встает на места. – Неважно. – Я вздыхаю. – Мне просто куриный сэндвич, пожалуйста. – Не буит куриного сэнча. Хочется дать ему в челюсть, но я выбираю улыбку. – На вывеске вашего заведения указано иное. Бородач поднимает бровь, чавкает, молчит. – Ладно, отлично, – сдаюсь я. – Бургер? – Чё бушь пить? – Апельсиновую газировку. Пожалуйста. – Есть виноградная. И кола. И молоко. – Молоко? Серьезно? – Ненавижу эту дыру. – Хорошо, тогда мне… виноградную газировку, наверное. Эд обходит стол, принимает у всех заказы и плетется прочь. Чтобы избежать неуютной близости незнакомцев, я копаюсь в пачке купонов от «Грейхаунда». Один предлагает массаж за полцены в каком-то торговом центре в Топике. Другой – бесплатную поездку на карте в местечке под названием «Дейтон 500». Из стоящего в конверте только флаер на три бесплатные ночи в гостинице «Холидей Инн», пятнадцатидолларовая подарочная карта в «Кракер Бэррел»[4] и несколько ваучеров «Грейхаунда». Что ж, справедливая компенсация за то, что едва нас не убили. Минут через десять в центр стола обрушивается поднос с едой. Эд перегибается через мое плечо и, царапая бородой мое лицо, толкает тарелки к клиентам и объявляет блюдо. – И последнее, но не по значимости… – Он смотрит на меня сверху вниз, без искорки в глазах, но с искоркой в голосе. – Изысканный бургер для маленькой леди. И молоко, чтобы протолкнуть его вниз. – Я не зака… – Бон аппетит, – прерывает Эд и хромает прочь с маниакальным хохотом. Я тыкаю пальцем в бургер, который явно сошел бы за хоккейную шайбу, пробую, захлебываюсь первым же глотком молока и отодвигаю тарелку. Поем в Нэшвилле. Карл предупреждает, что до старта пятнадцать минут. Я хватаю рюкзак и по длинному коридору иду к задней части забегаловки Эда. В туалете две кабинки, грязная раковина, мутное зеркало и исписанные художественным матом обои. Я закрываю дверь на щеколду, вешаю рюкзак на крючок и, старательно ни к чему не прикасаясь, писаю рекордно быстро. Затем мою руки и открываю рюкзак, собираясь убрать купоны в кофейную банку Кэти. И в этот миг слышу… кто-то кашляет. Разок. Тихо. Почти робко. Но явно кашляет. Сжимая в руке наличные, я опускаюсь на колени и заглядываю под перегородку. Там, во второй кабинке, грошовый мокасин и гигантская кроссовка. «Какого черта?..» Медленно обувь сдвигается, и дверь распахивается, а оттуда мне улыбается Пончомен, лишь мельком глянув на деньги в моей руке: – Привет, Мим. Я так и застываю, не поднимаясь с колен, пониженная до роли Грудастой Блондинки в своем собственном слэшере[5]. – Что ты здесь делаешь? – спрашиваю. Задев ногой мое колено, Пончомен шагает к раковине и сует руки под струю воды. А я не могу припомнить, чтобы слышала звук смыва. – О, по-моему, в дамской комнате куда спокойнее. Ты бы видела мужскую – прям не туалет, а гостиница. – Он вытирает ладони о пончо, затем поворачивается ко мне и наклоняет голову: – Я говорил от души, Мим. Твоя прическа чудесна. И в каком-то роде… неизбежна? Это правильное слово? «Беги, Мэри. Ну же!» Вернув способность двигаться, встаю, засовываю свои пожитки обратно в рюкзак и шагаю к двери: – Я ухожу. Пончомен преграждает дорогу: – Не так быстро. «Дыши, Мэри». Отбрасываю челку с глаз и пытаюсь запихнуть панику поглубже, глубже, глубже… – Я закричу, – предупреждаю. – А я расскажу о тебе. Я вздрагиваю: – Что? – Я подслушал вашу с Эдом беседу – ты бы не стала пить «Хилл Бразерс Оригинальный» даже под угрозой смерти. Значит, банка, которую я только что видел, – он указывает на мой рюкзак, – не твоя. Следовательно, и ее содержимое тоже. Его слова замораживают. Сначала сковывают льдом кишечник, потом корка расползается во все стороны, замерзают мои уши, локти, колени, пальцы ног – все конечности Мим, некогда теплой, а теперь сорокапятикилограммового ледяного чучела. До сего момента неудобную близость Пончомена сдерживали другие пассажиры и замки на дверях. Теперь остались только мы. Никаких девайсов, никаких буферов. Он выше, чем я запомнила, массивнее. Стоит передо мной, блокируя путь к безопасному стаду. Я ощущаю на себе его взгляд, как он скользит по волосам и вниз по телу, задерживаясь в неподобающих местах, и впервые за долгое время я чувствую себя беспомощной девчонкой. Пончомен шагает ближе: – А ты красивая, знаешь.