Марина понимала. Она всё это очень хорошо понимала, но никак не могла в «это всё» до конца поверить. Велиор допил, наконец, вино и отставил пустой бокал в сторону. Марина тоже закончила с кофе и отправила под язык комплемент-шоколадку. Последняя создала во рту настолько дивный вкус, что Марине захотелось прикрыть глаза и выдохнуть непристойное: «О-о-о-х». – Ну, раз мы с вами покончили с формальностями, давайте перейдём прямо к сути, – с интонацией юрисконсульта произнёс Велиор. – Мои наперсницы довели до меня ваше намерение со мной встретиться. Они не ошиблись? В Марину упёрлись два чуть сощуренных зеленоватых глаза. Марина с трудом, но выдержала взгляд. Вероятно, помогла лежащая под языком шоколадка. – Нет, не ошиблись, – сказала она твёрдо. – Прекрасно, тогда я вас слушаю. Велиор откинулся на стуле и сложил руки на груди. Вышло у него остаточно старомодно, по крайней мере, Марине его жест напомнил какого-то персонажа из очень старого французского фильма. Или, постойте-ка… Возможно, в том виноват интерьер, а может, что-то ещё, но Марина в который раз за вечер ощутила то самое чувство уже виденного, которое хоть раз в жизни испытывал каждый из нас, так называемое déja-vu. Видела, она всё это, видела! И лицо со спокойной улыбкой, и руки, сложенные как в кино, и даже перстень с фиолетовым камнем на безымянном пальце левой руки тоже видела… но где? Может и правда в кино? Понимая, что просто так не вспомнить, Марина постаралась отогнать догадки подальше. Она немного поёрзала на стуле, устраиваясь поудобнее, поправила причёску, и, немного сбивчиво, изложила суть проблемы. Зеленоватые глаза ни разу не моргнули, но Марине было уже несложно на них смотреть. Она успела привыкнуть к их весьма специфичной, чуть зауженной к переносице форме, необычному оттенку зелёного, и мягкому свету, который от них исходил. Когда она закончила, слушатель сделал такое лицо, будто всё только что сказанное ему приходилось выслушивать миллион раз, и что всё это ему давно и смертельно надоело. Затем погладил несуществующую бороду и хищно ухмыльнулся, от чего лицо приобрело азиатские черты, потом зевнул в подставленную ладонь и снова обрёл прежний расслабленный «голливудский» образ. – Что ж, случай нетипичный, – важно покивал головой он, – но вполне решаемый. Собственно, нерешаемых случаев не бывает, бывает некогда и лень. Марина тоже кивнула, не зная, радоваться или горевать. Велиор закинул обе руки за голову и уставился в потолок. – Если вас интересуют сроки, – задумчиво сказал он, – то здесь никакой конкретики… думаю, на всё про всё уйдёт не более недели… весь вопрос, когда она, эта неделя, наступит… Марина подумала, что более элегантного ухода от вопроса о сроках выполнения работ она не слышала. – А сколько я вам буду должна? – неожиданно для себя самой спросила она. Велиор оторвался от созерцания потока: – Мариночка, мы же с вами не в овощном магазине… – И всё же. Хищная улыбка появилась вновь, но тут же исчезла. – Ну, раз вы так настаиваете… в качестве компенсации за мои хлопоты я бы попросил вас принять одно моё предложение. Марина насторожилась: – Какое? – Я бы очень хотел, чтобы вы составили мне компанию в одном деликатном, я бы даже сказал, интимном деле… «Неужели, в баню потащит?» – мелькнуло у Марины в голове. – …мне до зарезу нужен партнёр для параллельного портрета. От неожиданности Марина насторожилась ещё больше: – Параллельный портрет? Это что ещё за зверь? Велиор снова улыбнулся, на этот раз беззлобно, почти ласково: – Это когда встречаются два художника, и один пишет портрет другого. Я давно искал партнёра, но никак не находил. – Но я же не художник, – удивилась Марина. Велиор хитро прикрыл один глаз: – Ой ли? По-моему, кто-то из нас двоих врёт. Марина непроизвольно вспыхнула и начала оправдываться: – Ну да, я училась когда-то в изостудии при доме пионеров, одно время хотела поступать в «Суриковку», но это же было чёрти когда, ещё в прошлом веке! Я уже лет пятнадцать, наверное, кисточку в руки не брала! Велиор неожиданно и очень громко расхохотался. – Чёрти когда, говорите? Целых пятнадцать лет? – в перерывах между приступами хохота голосил он. Марина не знала, куда себя девать. Она лихорадочно покрутила головой вокруг, ожидая увидеть удивлённые и испуганные лица других посетителей и персонала, но ни тех, ни других приступ хохота её кавалера не интересовал. Разве что одна из лядей за стойкой бросила на Марину оценивающий взгляд через плечо. Наконец, Велиор успокоился. – Простите, – утирая слёзы салфеткой, проговорил он, – уж больно вы смешно сказали… После этого он замолчал и уставился в потолок, где по-прежнему улыбался хвостатый Жерар. Так они просидели довольно долго. Велиор молча гипнотизировал кота и, кажется, о чём-то думал, а Марина, также молча, теребила краешек скатерти. – Кстати, чего вы так испугались? – вдруг нарушил тишину Велиор. – Это же всего лишь портрет. «И правда, чего я завелась?» – с удивлением подумала про себя Марина. – Да и сама не знаю, – сказала она, пожимая плечами, – как-то само собой получилось… а для вас это так важно, да? Велиор махнул рукой, видимо, в знак согласия. – Видите ли, Мариночка, – начал он, включив обаяние на максимум, – старинная традиция параллельного портрета в последнее время оказалась совершенно забытой не только здесь, в России, но и во всём мире. Так как я в некотором роде сам художник, меня это обстоятельство ужасно огорчает… – Вы – художник? – вырвалось у Марины. – Все мы немного художники, – уклончиво ответил Велиор. – А где можно увидеть ваши работы? Велиор небрежно указал отогнутым большим пальцем куда-то вбок. Марина проследовала взглядом за пальцем, и с огромным удивлением для себя увидела на стене небольшую картину в простенькой рамке, которую раньше почему-то не замечала. На картине был с удивительной точностью запечатлён тот самый пейзаж с Выгозера, который она так долго рассматривала во время их первой встречи. – Вот это да! Здорово… – вырвалось у неё. – А ещё что-нибудь? Палец, на этот раз указательный, упёрся на противоположную стену. Марина повернула голову и увидела на стене нарисованную сангиной голую девицу размера «плюс», лежащую в позе, что называется, на грани фола. – Понятно… Маринин взгляд последовал по стене дальше и обнаружил ещё дюжину подобных произведений, на которых сидели, стояли и лежали в разных позах обнажённые фемины. Техника, насколько успела заметить Марина, применялась разная: кроме графических работ, как первая, имелись и небрежные акварельки и написанные крупными мазками работы маслом. – А вы женщин только без одежды рисуете? – спросила она. – Отчего же, – ответил Велиор, – вон та, например, в шляпе. Его палец указал на рисунок в самом углу, на котором красовалась голая дама в шляпке-канапе. Марина перевела взгляд обратно на собеседника, и по выражению его лица поняла, что эта тема ему не особенно приятна. – Вы что-то начали говорить про портреты, – сказала Марина, чтобы её сменить. – Ах, да! – Велиор театрально потряс руками в воздухе, и Маринин взгляд зацепился за блестящие запонки на высунувшихся из рукавов пиджака белоснежных обшлагах рубашки. – Я говорил, что само искусство классического портрета постепенно умирает. – В смысле? – Сейчас же никто, кроме арбатских хреноделов, не пишет портретов с натуры, все давно работают по фотографиям или, того хуже, просто копируют изображение на холст, а потом малюют, как детскую раскраску! Для Марины это прозвучало новостью. Она была полностью уверена, что портреты пишутся по старинке: модель принимает героическую позу, а художник прячется за мольбертом. Тех же, кто пишет портреты по фотографиям, Марина всегда относила к низшей касте, недостойных даже назваться живописцами. – Но, как бы там ни было, – сказала она, сокрушительно выдохнув, – на художницу в настоящий момент я никак не тяну. Не обессудьте. – А кто говорит про «сейчас»? – удивился Велиор. – У нас достаточно времени… – Это у кого как. Велиор снова навёл на неё раскосую двустволку: – Я уверен, вы сможете быстро восстановить свои утраченные навыки. Словно крупье, он ловко швырнул через стол какую-то карточку. Марина поймала её рукой и поднесла к глазам. «Курсы классической живописи и рисунка» – значилось с одной стороны, а на другой находился автопортрет Рембрандта с Саскией и подпись: «Никогда не поздно».