– Скромно и мотивирует, – ухмыльнулась Марина. – Настоятельно рекомендую, – сказал Велиор. – Они сидят в здании института путей сообщения, знаете, где это? Марина машинально кивнула – она действительно знала, где находится МИИТ, именно там Жанну и научили надевать ртом презерватив. – Вы думаете… – начала Марина. – Уверен, – перебил её Велиор и небрежно махнул в воздухе правой рукой, – главное – начать. И потом, должно же быть у незамужней девушки какой-нибудь хобби. Марина потупилась: – Ну, допустим, хобби у меня уже есть. – Интересно, какое? – Нынче самое модное женское хобби – это психология, – ответила Марина и похлопала по сумочке, в которой томился нечитанный номер «Psychologies». Велиор изобразил на лице прекислейшую мину: – Будет вам! Это ваше модное увлечение объясняется банальным женским любопытством из разряда «А как у других?», которое, в свою очередь, является следствием зависти. Также женской и также банальной. Разумеется, никакого отношения к психологии, как к науке, сие увлечение не имеет! И ещё: зависть – это не хобби. Зависть – это болезнь. Марине было неприятно это слышать, но она удержалась от спора, в основном из-за того, что её собеседник был абсолютно прав. Психологией здесь и не пахло, а пахло именно любопытным бабьём. – В таком случае, у меня нет хобби, – грустно сказала она. – Теперь будет! – бодро сообщил Велиор. К столику знакомой шаркающей походкой подошла официантка. – Прошу прощения, Мариночка, – подавив зевок, сказал Велиор, – но вам придётся за себя расплатиться самой. Я, видите ли, денег с собой не ношу. Здесь у меня беспроцентный кредит. Марину охватил секундный ужас, поскольку в её кошельке лежали только «деревянные», да и то немного, но произнесённое Велиором слово «кредит» натолкнуло её на спасительную мысль. – Carte de crédit?[6] – с сомнением в голосе спросила Марина официантку. – Oui, madame[7], – кривенькими зубками улыбнулась та. Марина совершенно искренне улыбнулась в ответ. Официантка взяла из её рук карточку и, вильнув тощим задом ушаркала куда-то за стойку. Через минуту у Марины тренькнул мобильник. «Двенадцать евро, – подумала Марина, читая сообщение, – ни фига себе кофе попила…» Вернулась официантка с карточкой, ручкой и чеком. Марина, не глядя, расписалась и спрятала карточку обратно в кошелёк. Не поворачивая головы, Велиор проводил тощую фигуру официантки глазами, а потом посмотрел на Марину. – Ну, раз мы с вами обо всём договорились, давайте попрощаемся. – Разве мне не надо что-нибудь подписать? – с иронией в голосе спросила Марина. – Вы уже подписали, – ответил Велиор и взглядом указал на чек. Оторопевшая Марина не сразу смогла взять в руки не желающий разворачиваться свиток, в котором обнаружилось огромное количество мельчайшего текста. Марина пыталась вчитаться, но смогла разобрать только первое слово: «Contractus». – Это по-латыни, – пояснил Велиор, – традиции, будь они неладны. Марина почувствовала, что у неё от страха начинает сводить живот. – А что… что там написано? – произнесла она тихо. – Ничего такого, успокойтесь, – оскалился Велиор, – договор типовой, но обязанности сторон там отражены. Марина шумно сглотнула, и в этот момент на чек упала красная капля, моментально превратившись в расплывшуюся кляксу. – Ой… – пискнула Марина, и что есть силы задрала кверху не ко времени потёкший нос. Улыбка Жерара теперь не выглядела забавной, скорее, издевательской. – Ну, вот теперь абсолютно все формальности соблюдены, – удовлетворённо сказал Велиор и протянул Марине белоснежный платок. Марина немедленно приложила его к носу и проскулила: – Что же мне теперь делать? Прежде чем ответить, Велиор поднялся с места, обошёл Марину с тыла и, положив руки на плечи, над самым ухом произнёс: – Живите спокойно, всё будет хорошо, я обещаю. Какое-то время он молчал, мягко поглаживая Маринины плечи, а потом добавил: – А вы обещайте мне сходить на курсы. – Обещаю, – сказала Марина, которой вдруг стало очень и очень спокойно. 7. Внутренняя Венеция По указанному в визитке адресу Марина прибыла с опозданием в пятнадцать минут. Легко вбежала по ступенькам широкой парадной лестницы, растолкала стеклянные двери и влетела в слабоосвещённое фойе. Дальше путь преградил стол с вохрушкой, телевизором и фикусом. В телевизоре юродствовал нечёсаный Малахов. – Вы куда? – воспрянув ото сна, пробасила вохрушка. – Я на курсы, – ответила Марина с интонацией опоздавшей школьницы, за что ей сразу стало стыдно. – Четвёртый этаж, направо, до конца, – возвращаясь к Малахову, бросила вохрушка, – лифт не работает. Пока Марина скакала по лестничным пролётам, её обмотал знакомый запах – студенчества и праздности. В голову пришла неожиданная мысль: «Все институты, по большому счёту, пахнут одинаково, – подумала она, – молодостью. Отличаются лишь оттенки, определяемые специализацией…» Четвёртый этаж. Длинный, длинный темнющий коридор, в конце которого свет. Единственная открытая дверь. Марина просунулась внутрь, выставив вперёд папку, словно щит. Извиниться за опоздание ей не дали. – Вы – Марина? – спросила крупная тётка в диких бусах. – Я, – ответила Марина. – Мы вас заждались! Тётка взяла Марину под локоть и отволокла в конец аудитории, где стояла сделанная из обшитых ватманами «раскладушек» ширма. – Слава богу, вы пришли, – прошептала тётка, – а то я уже думала, что самой придётся позировать. Раздеться можно здесь, вещи положить вот сюда… Марина посмотрела на неё поверх очков. – …вот, деньги сразу возьмите. В руке у Марины оказался пухлый конверт с улыбающимся Гагариным. Она снова посмотрела на даму, на этот раз сквозь стёкла, но это не помогло. – Не буду вам мешать, – сказала тётка и ловко вынырнула из-за ширмы. В створ между ватманами Марине было видно, что в аудитории находится минимум человек двадцать. И у каждого карандаш! «Бежать, – пронеслось в голове, – бросить всё и бежать!» Марина дёрнулась к выходу: до неё дошло, как красиво и элегантно её пробросили. – Вот скотина! – прошипела Марина достаточно громко, чтобы её услышали. Повисшая тишина за ширмой это подтвердила. Послушав тишину несколько секунд, Марина неожиданно для себя успокоилась. «А почему бы и нет, – сказала она себе, – во-первых, я обещала, а во-вторых, надо же хоть раз побыть на другой стороне баррикад. А в третьих…»