Кольцов стоял в двух шагах от милиционеров, на его стороне элемент неожиданности, первый ход. А два шага отличное расстояние, чтобы отправить их в глубокий нокаут, одного за другим, но тлела надежда, что все можно решить спокойно, без мордобоя, и вообще с кулаками — всегда успеется. У ментов по закону нет права обыскать граждан на улице, — только в отделении, — а туда еще надо дойти. И большой вопрос, — дойдут ли менты живыми и здоровыми? Кажется, сержант прочитал эти мысли, он отступил на два шага, стянул нитяные перчатки и расстегнул кобуру. Он решал, доставать пистолет прямо сейчас или немного обождать. — Ну? — сказал лейтенант. — Документы? — улыбнулся Кольцов. — Это пожалуйста. Без проблем. Чтобы милиционеры не боялись, что он вытащит ствол или перышко, — Кольцов держал руки на виду, медленно расстегнул пальто, распахнул полы. — А что происходит, товарищи? — Мы почем знаем, — отозвался молодой. — Есть приказ тормозить таких ухарей. Ну, вроде тебя… Гулевых… Пил сегодня? — Сто пятьдесят для согрева. Черт, нет паспорта. Видно, вчера жена забрала. Да, вместе с получкой. Все выгребла. Ну, в потайном кармане завалялся рваный червонец, — и то ладно. На похмелку хватило. — Сто пятьдесят… А воняет как из винного погреба. Кроме паспорта есть что-нибудь? — На кой они мне, документы. Сегодня выходной, сутки через трое работаю. А в пивнушке паспорт не спрашивают. Так-то, братцы… Старший патруля решал про себя, отпустить этого полупьяного мужичка, пусть катится дальше, он не уголовник, не те повадки, на внешней стороне ладоней и пальцах нет блатных татуировок, — видимо, какой-то работяга вырвался из семьи, чтобы выпить с корешами. Но конца милицейской смены не видно, отбой могут не дать до утра, пока ловят того вооруженного рецидивиста. Значит, лучше не болтаться по улицам, не мерзнуть на холодном ветру, а доставить гражданина в отделение, и там, пока его проверят по картотеке, они с напарником посидят в тепле, покурят и узнают, из-за чего в районе такой страшный кипеш, — этот вариант лейтенанту понравился. — Следуй вперед, до конца улицы, — он зашел сзади и толкнул Кольцова кулаком в спину. — На углу остановись. Руки в карманы не опускать. Держать сзади. Глава 4 Они двинулись вдоль забора стройки, когда до ворот осталось несколько метров, Кольцов, не сбавляя шага, повернул голову и спросил, можно ли закурить. Вместо ответа, лейтенант ткнул его кулаком в спину, но Кольцов уже увидел все, что хотел: лейтенант шел на расстоянии двух шагов, на шаг дальше держался сержант, он так и не вытащил пистолета из кобуры. Кольцов развернулся на каблуках, ногой ударил в колено лейтенанта, стараясь, чтобы рант ботинка попал, куда он целил, вдогонку влепил кулак в подбородок, — лейтенант отлетел в сторону мешком рухнул под забор. Нападение оказалось настолько неожиданным, что сержант застыл на месте с открытым ртом, Кольцов срубил его крюком в ухо, — милиционер, потеряв шапку, полетел куда-то в темноту, под забор. Кольцов сунул руки в карманы и хотел быстро уйти, но в десяти шагах сзади появилась женщина в сером пальто, она бросила сумки на землю, открыла рот и закричала громко, пронзительно, словно сирена завыла. Кажется, сзади из темной глубины улицы к нему бегут еще трое в форменных милицейских шинелях. Он успел подумать, что все эти события, все неудачи произошли одна за другой как раз в ту минуту, когда он уже ушел от погони, оказался в безопасном месте и мысленно готовился растянуться на гостиничной кровати. Кольцов побежал вперед, миновал распахнутые ворота, мельком увидел освещенный прожекторами трехэтажный дом красного кирпича, пару грузовиков, ожидающих разгрузки, плиты перекрытия, сложенные одна на другую, груды щебня. Услышав, как по всем окрестностям разлилась трель милицейского свистка, он прибавил скорости, решая задачу: кто мог свистеть, если оба милиционера, лежавшие под забором, еще не скоро придут в себя. Надо добежать до конца улицы, свернуть в ту сторону, где не будет людей, а там уж как повезет, он увидел, как на его стороне из-за дальнего угла выскочили двое в шинелях и зимних шапках, бросились навстречу, спустя мгновение вдалеке на другой стороне показались еще трое, эти одеты в куртки или короткие пальто, — наверное, оперативники в штатском. Тот, кто бежал первым остановился, достал что-то из-за пазухи и побежал дальше. Кольцов повернул назад, нырнул в распахнутые ворота, оказался на стройке, рванул в дальнюю темную часть пустыря, где в заборе наверняка должен быть лаз, а там по темноте, в лабиринте переулков — ищи его. Он оказался в той части стройки, куда не добивал прожектор, вот он забор, но не деревянный, а бетонный, из прямоугольных трехметровых плит, над которыми размотали и закрепили спираль колючей проволоки. Господи, что тут строят, секретный объект или правительственную резиденцию… Теперь он попал на освещенное место, побежал вдоль забора к недостроенному дому. Увидел, как через ворота забежали трое в штатском, остановились, озираются по сторонам, еще не заметили его или ждут подкрепления. Кольцов подбежал к «КамАЗу», шагнул на ступеньку, распахнул дверцу, кабина пуста, движок работает. Он хотел подняться выше, но кто-то с силой дернул его сзади за полу пальто, заставил спрыгнуть на землю. Это был румяный мужчина в толстом свитере и брезентовой куртке. — Ты куда собрался? — заорал он. Он шагнул вперед, поднял кулак, Кольцов нырнул под удар, но человек двигался быстро, своими красными ручищами он ухватил противника за пальто на груди, потом за горло, стал сжимать пальцы. Кольцов пнул его ногой, коленом в пах, с двух сторон одновременно ударил кулаками по ушам. Человек ослеп от боли, отступил, Кольцов навернул ребром ладони по шее. На помощь водителю бежал какой-то мужчина в рабочей спецовке, высокий, с длинными руками. Кольцов шагнул вперед, приложил его снизу открытой ладонью в основание носа, поставил подножку, мужчина тяжело упал, выбросив вперед руки, застонал и, оценив шансы, не захотел вставать. Кольцов залез в кабину, переключил передачу, машина вздрогнула и тронулась с места. Он видел, как на дороге возле раскрытых ворот в нерешительности застыла группа людей, парни в штатском и милиционеры в форменных шинелях, один из милиционеров вскинул руку с пистолетом и выстрелил несколько раз, но неточно, только одна пуля пробила правое лобовое стекло. Машина разгонялась медленно, словно нехотя, было видно, как милиционеры разбежались по сторонам, а какой-то человек в штатском не отступил с дороги, поднял руку с пистолетом, сохраняя хладнокровие, прицеливался в водителя, Кольцов, уходя с линии огня, вывернул руль вправо, на кучу гравия, инстинктивно вжал голову в плечи. «КамАЗ» накренился, казалось, он должен завалиться на бок, но каким-то чудом устоял на колесах, где-то сбоку один за другим защелкали выстрелы, грузовик врезался в деревянный столб забора, выходящего на улицу, сломал его, словно спичку, разбил в щепки две секции. Кольцов сбросил скорость, медленно развернулся, смяв «жигули» у противоположной обочины, поехал к перекрестку, зацепив милицейскую «волгу», только подъехавшую, — пассажиры и водитель, заметив опасность, высыпали на дорогу и бросились кто куда. В следующую секунду грузовик врезался в заднюю часть милицейских «жигулей», перегородивших путь, машину развернуло вдоль улицы, отбросило вперед, с крыши слетела мигалка, рассыпались боковые стекла. Кольцов, доехав до перекрестка, свернул налево, погнал вперед, куда глаза глядели. Теперь он чувствовал, что «КамАЗ» трудно удержать на дороге, его клонило вправо, — наверное, пули пробили задний скат, — по касательной грузовик задел несколько припаркованных машин, и, если не держать баранку мертвой хваткой, эта поездка могла закончиться совсем плохо. Встречных машин почти не попадалось, изредка появлялись и пропадали люди, похожие на бесплотные тени. Кольцов, путая следы, сделал несколько поворотов, помял парочку машин, и сам потерял ориентировку. Наконец, на одном из домов прочитал название улицы, значит, он неподалеку от набережной, тут пусто, нет машин и людей, хорошее место, чтобы закончить путешествие. Он врезался в «москвич», припаркованный возле старинного особняка, грузовик вздрогнул и остановился. Кольцов вытащил платок, стер пальцы с переключателя скоростей, руля и дверной ручки, толкнул ее плечом и спрыгнул на асфальт. Возле машины стоял здоровенный пузатый дядька, неизвестно откуда взявшийся, в своем зеленоватом в темную клетку пальто он выглядел странно, будто украл арбуз и спрятал его на животе. Пешеход рассматривал помятый «москвич» и передок грузовика, фару, разбитую пулей. — Серьезно ты тачку долбанул, — сказал человек, он сдвинул кепку на лоб, почесал затылок. — Да, вовек не расплатишься. Так-то… По всей строгости закона осудят. Мой совет: лучше сам сдайся. На углу телефон-автомат, звонок в милицию бесплатный. А ты как думал? — А я никак не думал, — ответил Кольцов. В следующую секунду его левый кулак вылетел из-за спины и влепился в верхнюю челюсть, другой кулак саданул в ухо, срубил гражданина с ног и отправил в глубокий нокаут. Дядька грохнулся на асфальт, кепка покатилась под колеса, из-под пальто вывалились мятые женские вещи и светлая кожаная сумочка. Кольцов побежал вперед, сделал несколько поворотов, сбавил скорость, вышел на широкую улицу, сел на трамвай и поехал в сторону центра. Через час с небольшим он переступил порог гостиничного номера, сбросил пальто, стянул ботинки. Он принял душ, упал поперек кровати, но не заснул, он лежал на спине и думал о том, что сейчас делает Аля, где она. Потом стал прикидывать, сколько времени осталось у него. Утром милиционеры разошлют ориентировки по городу и области, разумеется, там будет не настоящая фотография, а его композиционный портрет, составленный со слов случайных людей. Такие портреты не похожи на реального человека, но от этого не легче, в любом случае его будут искать, перевернут вверх дном весь город, особенно постараются завтра и послезавтра, когда не найдут, решат, что Кольцов уже отбыл из Питера на попутных машинах, или на поезде, сунув взятку проводнику, или залез в пустой товарный вагон… Если в следующие два-три дня его не запрут в камере, значит, самое страшное позади, он родился в рубашке. * * * Максим Иванович Попов, муж Али, вернулся из командировки под утро, с вокзала его довезла до дома служебная машина. Он поднялся на этаж, вышел из лифта и остановился, пораженный зрелищем, — дверь квартиры была приоткрыта, на пороге стояли два незнакомых мужчины, один — полный дядька в расстегнутом коротком пальто, другой, помоложе, в сером плаще. Попов подумал, что попал не на свой этаж. За секунду пролетела целая вереница догадок, одна хуже другой, он решил, что с Алей какие-то неприятности, но отбросил эту мысль. Человек в сером макинтоше раскрыл красную книжечку: капитан Вадим Алексеев ленинградское управление КГБ. Алексеев приказал поставить портфель на пол, встать лицом к стене, поднять руки и расставить ноги. Толстый дядька быстро и ловко, проверил карманы, прощупал подкладку плаща и даже складки одежды. Вытащил и передал Алексееву бумажник, служебное удостоверение и связку ключей. После этого Попову разрешили опустить руки, войти в квартиру и сесть на стул, стоявший точно посередине кабинета. Верхний свет был погашен, горела только настольная лампа и торшер в углу. Обыск здесь уже завершился. Но на кухне, в спальне и гостиной оперативники, судя по голосам и звукам, еще не закончили или только начинают. Попов смотрел на разоренный кабинет и в груди закипала злость, на глаза наворачивались слезы. Дверцы книжных шкафов были распахнуты, на пол вывалены бесценные книги и папки с секретными бумагами, барометр и три картины с морскими пейзажами были сняты со стен и стояли в углу, ту картину, что побольше, кажется, разорвали, на письменном столе разгром. Потрясенный и униженный личным обыском и этим ужасным беспорядком, Попов испытывал такое ощущение, будто его публично, при большом скоплении народа, отхлестали по щекам. Из другой комнаты вошел мужчина в штатском костюме. Он включил верхний свет, показал удостоверение: Павел Андреевич Черных майор Госбезопасности. Черных сел на диван и сказал: — У меня есть вопросы. Начнем с простого. Только не говорите, что у вас отшибло память. У меня сейчас нет настроения и времени на вранье. Попов почувствовал себя так, будто его снова хлестнули по щекам. — Я капитан первого ранга, — сказал он. — Если переводить на сухопутные звания, — я полковник. А ты всего-навсего майор. И служу я, между прочим, в контрразведке Балтийского флота. Он хотел добавить, что он не позволит устраивать эту вакханалию в своей квартире, Черных — мальчишка в сравнении с ним, и кто ему дал право разговаривать по-хамски с морским офицером, но не успел рта раскрыть. — Вопрос касается вашей жены, — сказал Черных. — Мне нужно знать, где она сейчас может находиться? — С ней что-то случилось? — сердце Попова забилось часто и неровно. — Возможно. Итак, где она? Попов назвал имена двух подруг Али, потом вспомнил еще одно имя. Черных сказал, что у этих женщина Алевтины нет и предложил еще подумать. Попову пришло в голову, что Аля могла заехать в квартиру его пожилой тетки, которая на зиму уезжала к родственникам в Анапу, а ключи оставляла ему. Да, конечно, Алевтина могла остаться там ночевать, так уже было… Черных ответил, что о тетке слышит первый раз, позвал оперативников, дежуривших на лестнице, и отправил их по адресу. Попову приказал пересесть на диван и ждать. Время шло медленно, Попов ерзал на диване, словно на раскаленной сковороде, и слушал, как в соседней комнате простукивают и двигают мебель. Теперь он беспокоился не о сохранности вещей, сердце побаливало, его переполняли страхи за Алю: где она, что с ней, как связана его жена с этими чекистами, с гнусным обыском… Он хотел сказать, что у него проблемы с сердцем, а лекарство в верхнем ящике стола, но ничего не сказал, решив, что просить о чем-то этих людей, — значит, снова унизиться перед ними. Оперативники вернулись, когда давно рассвело, они о чем-то поговорили с Черных в прихожей. Майор вернулся, сунул в руки Попова листок бумаги и спросил, кто написал записку. — Похоже, Аля, — ответил Максим Иванович. — Ее почерк. — Вы служите к контрразведке, — Черных сел на угол стола, уперся одной ногой в пол, а другую свесил. — Если бы вы по-умному относились к своим обязанностям, мы бы не встретились здесь и сейчас. А КГБ ни вашей персоной, ни вашей, так сказать, женой не заинтересовался бы. Вы человек в контрразведке — лишний, ваша карьера закончена. И муж вы плохой, если у себя под носом, в семье, не можете разглядеть предательства. — Как ты смеешь со мной так разговаривать? — Максим Иванович привстал со стула. Но сзади кто-то выступил из темноты, положил на плечи тяжелые руки, — и он сел, не стал сопротивляться. — Теперь я могу быть свободен? Черных легко, без напряжения рассмеялся. — Вы с ума сошли, гражданин Попов. Мы даже поговорить не успели. К вам много вопросов. Теперь мы встретимся в казенном доме, в «Крестах». Уже скоро. В комнату вошел еще один оперативник, двое встали у двери, Попову приказали вытянуть вперед руки, защелкнулись браслеты наручников. Двое дюжих молодцов подняли его за плечи и потащили на лестницу, он сам, парализованный тем, что увидел, письмом Али, ее исчезновением и этим ужасным разговором с гэбистом, идти без посторонней помощи не мог. Часть седьмая: майор Черных Глава 1 Гроб с телом Сергея Ильина доставили из Ленинграда в Москву через два дня после его гибели, подготовили приказ о награждении чекиста орденом боевого красного знамени, посмертно. Но кто-то сверху сделал замечание, мол, эта награда для высшего командного состава, и поэтому все переиграли, решили, — в самый раз будет орден красной звезды. Вскрытие сделали в Лефортовском судебном морге, результаты не стали неожиданностью, смерть наступила в следствие глубокого колото-резаного ранения брюшной области, селезёнки и печени, как следствие, потери крови. Проще сказать: кусок толстого витринного стекла упал острием вниз, когда Ильин лежал на спине, без сознания и находился в беспомощном состоянии, разрубил печень, задел другие внутренние органы. Похороны назначили на четверг, начальство решало, как проститься с одним из лучших оперативных сотрудников, геройски погибшим на боевом задании. В последние годы чекисты крайне редко погибали при исполнении, поэтому этот случай — особый, надо бы приподнять это мероприятие, устроить гражданскую панихиду в клубе имени Дзержинского, что через дорогу от главного здания КГБ. Это вполне логично, подвиг Ильина, достоин того, чтобы гроб с телом бесстрашного чекиста постоял на сцене клуба, где по государственным праздникам выступают известные артисты, даже Алла Пугачева. Почетный караул, венки, большая фотография в черной рамке. Мимо него под музыку Шопена пройдут кадровые сотрудники Госбезопасности и, разумеется, ветераны. Безутешная старуха мать будет принимать соболезнования. И, конечно, сестра, она тоже… Но кто-то сверху опять поправил: ни к чему все эти торжественные мероприятия прямо под окнами главного здания Госбезопасности, и вообще — Ильин дослужился только до капитана, вот если бы генерал так погиб, тогда другое дело… Но такого не бывает, чтобы генерал погиб, да еще при исполнении… Надо организовать прощание в ритуальном зале при крематории. И чтобы все скромно, и не надо сгонять гуртом чекистов, занятых на работе, иначе, узнав о похоронах, понаедут иностранцы с фотоаппаратами, — только этого не хватало. Позвать друзей, коллег и двух-трех ветеранов, все в штатской одежде, — пусть скажут несколько слов, плюс цветы и два-три венка от Комитета и профкома, — на этом шабаш. Матери выдать единовременное пособие в размере двух окладов сына, ныне покойного, плюс продукты и водку, — на поминки.